Третьей была Антонина.
– Чем вызван ваш интерес к китайскому языку?
– За Китаем будущее.
– Почему вы так решили?
– Изучила историю страны, культуру, обычаи, быт и национальные особенности характера китайцев. Свободно говорю на китайском.
«Вот это да! – подумал Олег. – С этим Дятлом можно взять Китай».
– Антонина, а чай заваривать и улыбаться вы умеете? Только не говорите мне, что вы обучались чайной церемонии на курсах.
– Обучалась, правда.
И вдруг Антонина улыбнулась, неожиданно смущенно, по-девичьи.
Оставшись один в переговорной, Олег размышлял: «Да не жениться же ты собрался! В конце концов, есть испытательный срок. Что ты вечно усложняешь! Легче надо! Он хихикнул, вынул десятирублевую монетку из портмоне: орел – Дятел, решка – «Брежнева». Выпал орел.
Олег сидел в своем кабинете и читал почту. Письмо из налоговой. Опять какие-то штрафы. Надо позвонить в бухгалтерию. Из арбитражного суда. Партнеры-китайцы нарушили все свои «бэйванлу» – договоры о намерениях, и он судился с ними уже второй год.
А это что за странное письмо? Обыкновенное, плотное. Адрес, получатель. Все правильно. Из вскрытого конверта выпало фото.
С карточки на него смотрел он сам, маленький, у елки, но почему-то в костюме Супермена.
«Что это? – удивился Олег. – Не было у меня никогда такого костюма. Помню, был Зайчиком, позже Пиратом». На обратной стороне фото учительским почерком было написано: «Олежке 4 года. 2019».
Он развернул вдвое сложенный лист.
«Здравствуйте, Олег Владимирович! – было написано от руки тем же почерком. – Пять лет назад, до октября 2014 года, у Вас работала секретарем-референтом моя дочь, Антонина Макова. Тоня погибла в автокатастрофе в 2018 году. Я никогда бы не нарушила данного ей слова, если бы не заболела. У меня рак. Я боролась с ним как могла, но он оказался сильнее. Олежка остается один. Я не смею Вас ни к чему принуждать. Вы вправе мне не поверить, поэтому я отправила это письмо с уведомлением. Мне достаточно будет знать, что Вы его получили. Перед смертью не врут. Я написала правду.
Татьяна Павловна, мама Тони и бабушка Олежки».
«Чушь собачья! – негодовал Олег. – Чтобы я спал с этим Дятлом?! (Он окрестил ее этим прозвищем еще на собеседовании в Школе московских секретарей.) Тьфу, прости господи, Антониной! Да, она была моим лучшим секретарем. Это правда! Залетела от кого-то. В декрет не ушла. Прямо с работы на «скорой» уехала в роддом. Помню. А чтобы спать с этим страшным длинноносым Дятлом… ну нету столько водки!»
Он машинально перевел взгляд на обратный адрес: «Екатеринбург, ул. Газетная, д. 345».
В кабинет впорхнула его красавица-жена.
– Аленка, подожди меня в кабинете, родная, десять минут, – попросил Олег (в переговорной его ждали адвокаты по китайской тягомотине). – И поедем в клинику. На сколько запись?
– На 12.00.
– Успеем.
Они поженились по большой любви, будучи еще нищими студентами, двадцать лет назад. Однокашники влюблялись, женились, плодились, разводились, а вот у них все получилось как-то рано, хорошо и навсегда. И не было у них друг от друга секретов до сегодняшнего дня.
Олег весь вечер тайком разглядывал и сверял с полученным фото свои детские снимки, а Алена, закрывшись обложкой новой книги, все перечитывала письмо, снятое утром на мобильник в кабинете мужа.
– Фирменный поезд № 16 «Урал» отправляется с третьего пути второй платформы через пять минут, – объявил равнодушный, немного железный голос дежурной Казанского вокзала.
Бормоча про себя как заклинанье: «Чушь собачья», Олег с электронным билетом в руке бежал к третьему вагону.
Алена провожала его взглядом из седьмого вагона того же поезда. Состав тронулся, за окном сначала медленно, потом все быстрее и быстрее замелькали дачные участки с гордыми метелками цветущей сирени. В купе она была одна.
Кто знал, думала Алена, что глупый студенческий аборт в девять недель, на который они с Олегом собирали деньги у таких же нищих друзей, будет иметь последствия. Четыре выкидыша, пять ЭКО с замершей беременностью – и все на девятой неделе. Как будто Бог не простил! Сегодня в клинике ей предложили рассмотреть альтернативы донорских фолликул и суррогатного материнства. Она снова и снова разглядывала в смартфоне фото ребенка, похожего как две капли воды на ее мужа.
Олег вошел в поезд. Удивился наличию душа в вагоне, осмотрел купе. Как давно он не ездил в поездах! Белоснежное белье, телевизор, Wi-Fi.
– Бред собачий!
Голова раскалывалась от бессонной ночи. Он взял полотенце и пошел под спасительный душ.
Вот и тогда, пять лет назад на корпоративе, он, как Ипполит, в костюме стоял под душем в своем номере. Пить он не любил и не умел, но тут был особый случай, не только Новый год. Нину Николаевну, которую сменила Антонина, провожали на пенсию с почетом, подарками, дифирамбами. Это была грамотная идея Дятла, чтобы остальные сотрудники поняли, какой Человечище их шеф.
Идея сработала. Сотрудники пили на брудершафт, целовались, братались. Олег явно перебрал. Танцевал цыганочку с Ниной Николаевной… Помнил, как Антонина вытаскивала его из душевой кабины и снимала мокрую одежду. «Кыш, Дятел!» – пьяно отбивался Олег. Потом… он не помнил. Заснул.
Ему снилось, что он занимается любовью с какой-то сказочной женщиной и ему хорошо.
Утром он увидел на тумбочке бутылку «Боржоми». Дятел в дурацком вчерашнем платье с белым вязаным воротничком доглаживала ему рубашку. Голова трещала.
– Антонина, – оглядывая номер, вяло, чуть помявшись, спросил Олег, – тут никого больше не было?
– Нет, – коротко ответила Дятел и протянула ему еще теплую от утюга чистую рубашку.
– Январь, февраль… работала до… сентябрь… Ну и что? Простое совпадение!
Телефон в купе разрывался. Звонила секретарь Ирина.
– Олег Владимирович, начальники отделов уже полчаса ждут вас на планерке. Что им сказать?
– Скажи, что я заболел, эмигрировал, умер! Что-нибудь скажи, мать твою! – заорал Олег и швырнул телефон на нижнюю полку.
…Поезд медленно подходил к светлому красивому зданию вокзала с неожиданно большими и алыми, как кровь, буквами: «ЕКАТЕРИНБУРГ».
Олег легко спрыгнул с подножки, следом из седьмого вагона вышла красивая женщина. Он миновал привокзальную площадь, поискал глазами стоянку такси и посмотрел на часы: «Нужно Аленке позвонить. У нее как раз заканчивается ночное дежурство в больнице. И что-то соврать. Что?»
Обычно после ее ночного дежурства Олег ждал жену дома, они вместе завтракали, болтали, и через полчаса он уезжал в свой офис. Олег достал телефон.
– Аленка, ты не волнуйся. Тут… понимаешь… такое дело… Я вынужден уехать ненадолго. Приеду, все…
– Оглянись, – прервал его тихий голос жены.
Он машинально обернулся. В нескольких шагах от него стояла Алена. Олег не привык ничего скрывать от жены. Растерялся. Почувствовал себя как вор, застигнутый на месте преступления. Неловко подбежал:
– Что ты здесь делаешь?
– То же, что и ты.
Они сели в такси. Первый раз не вместе. Она на переднее сиденье, он – на заднее, и одновременно произнесли адрес:
– Газетная улица, 345.
Доехали неожиданно быстро. Квартира находилась на втором этаже. Олег замешкался, отстал. Алена нажала кнопку звонка. По ту сторону послышались медленные шаги, щелкнул замок. Дверь открыла худенькая пожилая женщина с ежиком коротких седых волос.
– Татьяна Павловна? – уточнила Алена.
– Да, – взглянула она на молодую женщину, побледнела, пошатнулась, схватилась за дверь: «Господи, неужели из опеки? Как ей объяснить, что не надо забирать Олежку, что у нас есть хоть мизерный, но шанс…»
– Вам плохо? Я – Олег. Это моя жена, она врач.
Они помогли Татьяне Павловне прилечь на кровать. Алена спросила, где лекарства и назначения врача.
– Там, на тумбочке, – еле слышно произнесла хозяйка, не отрывая глаз от Олега.
На тумбочке лежали разовые шприцы, ампулы обезболивающего. Алена развязала тесемки старой папки «Карта онкопациента». Ксерокопии результатов исследований, лежащие в хронологическом порядке, пестрели латинскими названиями и аббревиатурой. Алена мысленно переводила: «2013 г. Опухоль бронхов и легких. Требуется дополнительное обследование. Диагностирована онкология. Назначена химиотерапия. 2014 г. Стойкая ремиссия. 2018 г. Агрессивная фаза. Операция. 2019 г. Метастазирование Grade 4. Обезболивающие инъекции».
Пока жена делала укол, Олег разглядывал фотографии на стенах. Их было много: выпускные классы, школьные походы… у костра сидят ребята и молодая учительница с гитарой. А вот и гитара стоит в углу. Антонина с ребенком на пляже. Счастливые. Что это на коленке малыша? Родимое пятно в форме черепашки. На левой? Да, точно, на левой, как у него. Мама еще говорила, что не потеряешься, всегда по «черепашке» найдем. А вот и он сам – крупным планом на том треклятом корпоративе. Без вины виноватый. Неужели из-за него сейчас столько проблем? Алена чужая, холодная.
Боль на время отступила. Татьяна Павловна пересела в старенькое кресло.
– Откуда у вас эта карта? – спросила Алена.
– Людочка, моя бывшая ученица, по моей просьбе отксерила и принесла. Мне надо было знать, сколько времени у меня еще есть.
Молодая женщина смотрела в окно. На площадке играли дети. «Какое право я имею осуждать Олега?! – размышляла она. – Это моя вина, что не могу родить. У наших общих друзей сыновья, дочки уже школу оканчивают. И все же… мог бы сказать, честнее было бы… Как виновато он выглядел на вокзале…»
Голос пожилой женщины прервал поток ее грустных мыслей:
– Простите, пожалуйста, меня.
– Вас-то, Татьяна Павловна, за что?
– Я во всем виновата… Не корите Тоню… Очень она переживала, когда узнала, что у меня рак. Я успокаивала ее как могла. Она тогда у вас, Олег Владимирович, работала. Клиники для меня искала – то в Германии, то в Израиле, с онкологами переписывалась, анализы мои высылала. Совсем покой потеряла, похудела… страшно было смотреть. Только я никуда ехать не хотела.