Было заметно, что Татьяна Павловна устала.
– Успокойся, говорила ей, и у нас врачи хорошие. А уж чему быть, того не миновать. Вот только жаль, что внука не увижу да розовую пяточку младенчика не поцелую. Просто так призналась в минуту слабости… Откуда же я знала… Простите меня, пожалуйста… А потом на работе у вас новогодний вечер был… Это я во всем виновата… Потом Олежка появился, и рак отступил. Подарила мне дочка с его рождением несколько лет жизни, пока с ней беда не случилась… Вот теперь и перед Тоней виновата – обещала же я, что вы никогда не узнаете. Получается, что клятву свою нарушила. Не было у меня другого выхода – два раза из опеки приходили: Олежку в детский дом забрать хотят. – Пожилая женщина обессиленно откинулась на подушку.
Стукнула входная дверь:
– Тетя Таня, получай свое сокровище!
– Это Милочка. Олежку из садика привела, – заволновалась бабушка.
– Теть Тань, как себя чувствуешь?! Укол сделать? В магазин сходить? – заглянула в комнату соседка.
– Укол я уже сделала, – ответила Алена, – а в магазин Олег сходит.
– А маленьким не продают, – появилась в дверях лукавая детская мордашка и с любопытством уставилась на гостей.
– А если придут два Олега – большой и маленький, – тогда продадут? Я тоже Олег.
Малыш на секунду задумался, насупил брови:
– Тогда продадут… и даже мороженое.
Взрослые засмеялись. Олег присел на корточки перед маленьким Олежкой, и Алена увидела два одинаковых профиля.
Она так устала от тщетных попыток стать матерью! В голове все время крутились фразы врачей-репродуктологов про альтернативные методы – донорские фолликулы и суррогатное материнство. Интересно, каким будет (если будет) этот «продукт генной инженерии», при создании которого ее участие сведено к нулю? Сможет ли она любить этого ребенка? Может, сейчас Бог дает им последний шанс?
Два Олега вернулись с сумкой продуктов и мороженым. Женщины тихо переговаривались.
– Сделать тест ДНК – не проблема, – говорила старшая. – Только у Олега Владимировича появятся дополнительные новые обязательства. Я хотела вас об этом предупредить.
В лабораторию вошла семья. Мужчина протянул оплаченную квитанцию теста на отцовство. В верхней части бланка стояла надпись на латыни: cito.
– Ох уж эти ревнивцы! Еще один! – вздохнула пожилая лаборантка. – Где у мужика глаза-то? Неужели не видит, что ребенок – копия он? Зачем же так жену обижать? – покачала она головой и приступила к своим обязанностям.
Тест ДНК показал 99,99 процента.
– Посмотри, Олежка, это важный документ. Тут написано, что я твой папа.
– А тетя Алена будет моей мамой?
– Я очень постараюсь, – обняла малыша Алена.
Баба Нюра
Недавно с друзьями в деревню ездили. С бабой Нюрой познакомились. Сидит такая махонькая, как воробушек, по памяти носки вяжет, а глаза чистые, ясные.
Разговорились.
– Письмо, – говорит, – хочу президенту написать, да глаза подводят.
– А ты диктуй, баб Нюр, я быстренько напишу, – подмигнул нам Макс.
«Доброго здоровья, сынок!
Пишет тебе баба Нюра из Петушков Владимирской области. Ой, беспокоюсь я! Может, что не знаешь, как мы тут. Всю правду хочу написать.
Ой, беспокоюсь! Время-то какое страшное! Новости посмотрела – аж живот свело! Да у меня-то ладно, я старая, к Пасхе помирать собралась. А если молодуха посмотрить, а в животе – ребеночек? Знамо дело: любую животину стельную испужать – беды не обересся!
А тут говорять, бабы забрюхатеть не могут. Мужики-то всю силушку свою растратили на ссоры да на бонбы энти ядреные, проклятые! Бахвалятся – у кого больше! А раньше-то каки сильны были! Бабы кажный год рожали! А как устануть, так через них и в больницу на грех шли.
Ох, беспокоюсь я, сынок! Ой, беспокоюсь! Может, чего недоглядел?
А ишо бесовщиной всякой стали заниматься. Тьфу ты! Даже говорить совестно! Захочеть бабонька дитя родить, смогеть, как на базаре, выбрать: дочку ли, пацаненка, чернявого иль белобрысого. Ты уж там, сынок, у себя найди этих аспидов да настращай крепко! Вот ведь что там удумали!
А ежели эта зараза и до нас дошла?! Внучка моя тяжелая ходить. «Хочу, чтоб глаза зеленые», – говорит. Да у нас во всей деревне только у Федьки глаза его бесстыжие зеленые! А как их зальеть, то и вовсе зеленущие, прости господи, как у кота, делаются.
Да и как же я свою кровиночку-то тады узнаю? А вдруг люди что нехорошее подумають? Моя-то Валюшка – баба честная, работящая.
Да и ты, сынок, не серчай шибко да женись! Парень ты у нас видный, умный, работа сурьезная – вон ведь нас-то у тебя сколько! А все одно без бабы ласковой душа стынет. Да выбирай справную. Видала я ваших московских по телевизору: попа с кулачок, а губища-то как срам!
Тут почтальонка пришла, говорит: «Все, баба Нюра, пенсию больше тебе носить не буду. В Москву подаюсь, на футбол. Жанихов заморских ловить!» «А как ловить-то, девонька, будешь?» – спрашиваю. «Да низом, баба Нюра, низом!» И хохочеть, бесстыжая!
А что, если девок наших всех переманють? Кто русских рожать будеть?
Что ж вы, сынки, все ссоритесь да ссоритесь? Какой от вражды толк? Только обида одна да драка. Я войну-то помню. Всех мужиков съела, проклятая. Одни бабы остались, горемычныя, детишков поднимать…
Вы бы, сынки, поручкались, за стол сели да самогоночки выпили, помирились. У них там, говорят, тожить любят, только делать не умеют – покупають. Зять мой городской сразу узнал: говорит, мол, пахнеть так же.
В церкву ходила. Батюшка про конец света рассказывал, про лодку какую-то. Только мне невдомек, где же боженька баб да мужиков на рассаду возьметь в лодку энту, если все от бонб проклятущих помрут? Земля-то у нас, матушка, одна!
Прости меня, сынок, коли что не так. Старая я да неученая. Вот парня грамотного написать попросила. Беспокоюсь я. Может, чо не знаешь? Время-то какое страшное! Бабы-то, пока живы, завсегда кричат, чтобы мужики, надежа наша, услышали.
Кланяюсь, баба Нюра».
Бабушкина награда
В девяностые это было.
Подъехал мой отец на своем новеньком «жигуленке» к дому. А внук его, мой сын, так и вьется у машины. Любой предлог ищет, чтобы за руль сесть. С двенадцати лет водит, да так, как не каждый взрослый умеет!
– Дед, дай в гараж машину отгоню. Дай, дед. Два квартала до гаража. Через десять минут дома буду.
– Гараж закроешь – и сразу домой! – сдается мой отец и кидает ему ключи.
Поет и наполняется гордостью душа пятнадцатилетнего паренька: дед доверил семейную ценность! Сколько лет копили! Теперь он за рулем плавно и бережно объезжает неровности дороги, сбрасывая газ перед каждой кочкой.
– Что это?!
Какой-то мужчина, раскинув руки, бросается прямо под колеса.
– Выходи из машины, пацан.
– Зачем?
– Ехать надо. Видишь, на обочине парень лежит, загибается. Спасать надо.
– Машину не отдам, а в больницу поеду.
– Слышишь, Леха? Этот пионэр собрался тебя в больницу везти, – загоготал незнакомец. – А ну, сдрыстни быстро!
– Из машины не выйду, а куда надо – отвезу.
– Слышь, Лех, – оскалился мужчина черными пеньками зубов, – а вот нам и тачку дармовую подогнали. Вставай, погнали!
В зеркале машины был виден тот, кого звали Лехой, его бледное, какое-то картонное лицо с капельками пота.
– Куда ехать?
– Ты че, пионэр, не отдупляешь? Ломает его. Едем в «Веселый», к цыганам за дурью. Дорогу покажу. Туда и обратно отвезешь, пацан, если хочешь снова увидеть мамочку.
Обо всем об этом мы узнали через долгих два часа. Отец бегал в гараж с запасными ключами, мы, умирая от страха, звонили по больницам, в ГАИ и даже в морг. В квартире остро и резко пахло корвалолом и валерьянкой. Отец сидел какой-то весь ссутуленный, с белым лицом и синюшными губами.
Наконец сын пришел домой:
– Машина в гараже, дед, – и протянул ему ключи.
Мы дали волю слезам, гладили и обнимали свою кровиночку:
– Живой! Слава богу, живой!
Все утро мать сидела, молчала, смотрела в одну точку, барабаня пальцами по столу. Честно говоря, мне стало жутковато. Потом вдруг решительно поднялась со словами:
– Золотого, – так она называла своего внука, – надо наградить.
И ушла в свою комнату.
Через приоткрытую дверь я видела, что она достала свою шкатулку с драгоценностями и внимательно их перебирала и рассматривала. Затем оделась и куда-то ушла. Вернулась мать прежней, умиротворенной, даже с какой-то тайной задоринкой в глазах. У меня отлегло от сердца. Жизнь налаживалась.
Прошла неделя. Мы ужинали, как всегда, всей семьей. Мать была в приподнятом настроении.
– Я хочу наградить тебя за храбрость и мужество, – обратилась она к внуку, вынимая из кармана золотую цепь в палец толщиной.
– Сильные мужики в нашем роду! – торжественно добавила она, надевая цепь на шею смущенного внука.
«Совсем рехнулась, прости господи! – подумала я. – За машину чуть не убили, а из-за такой цепи легко можно жизни лишиться!» Я видела такие цепи на толстых шеях «новых хозяев» жизни.
Сияющая золотая цепь казалась особенно громоздкой на тонкой мальчишеской шее. Она лежала на еще по-детски гладкой груди парнишки и, что странно, совсем не тянула шею вниз.
Впервые я заметила, как они похожи: мой отец – кадровый военный, боевой офицер, с прямой спиной и гордо поднятой головой – и его внук.
Шло время. Сын вырос, выпрямился, возмужал – не узнать! Застенчивый он был очень, а теперь у него все получается.
– Что-то я давно, сынок, на тебе цепь не видела.
– Мама, деньги понадобились срочно. Свое дело хотим с друзьями открыть. Вчера отнес ее в ломбард. Только бабушке не говори.
– Как же так, сынок? – сердце мое сжалось. Именно туда тогда отнесла мать все свое золото, чтобы купить Золотому награду. Только кольцо обручальное оставила.
Дело молодое. Ничего тогда не сказала я сыну. Со всех ног побежала в ломбард. Успела. Выкупила нашу цепь. Пусть, думаю, у меня лежит до лучших времен…