Испанский летчик Чигивара и другие нескучные истории от психолога о людях, превратностях судьбы и вере в лучшее — страница 8 из 17

– Не пущу! Два дня в бреду. Нельзя волновать, – закрывает собой дверь медсестра.

– Пустите!

– Нет!

– Товарищ генерал! – орет водитель за дверью. – У вас внук родился!!!

– Пустите! – улыбка трогает спекшиеся губы. Ему кажется, что он кричит. – Ленькой! Пусть назовут Ленькой! Матушка-Милый Внук!

«Муха-цокотуха»

– Ку-ка-ре-ку! – сквозь сон слышит Васька громкий крик петуха.

Мохнатые длинные ресницы вздрагивают, и сквозь них мальчик видит на постели кота Мурзика, который свернулся клубочком у его лица. Васька гладит кота, он мурлычет и потягивается, выставляя вперед две лапы в белых носочках, выгибает дугой спину, щурит зеленые глаза. Серый хвост трубой.

Загорелые ноги мальчика ступают на влажный свежевымытый пол. Тук-тук-тук – выстукивают быструю дробь маленькие босые пятки Васьки. Входная дверь приоткрыта. В утреннюю прохладу дома заглядывают снопы света. Мальчик толкает тяжелую дверь и выбегает на деревянное, уже согретое солнцем теплое крыльцо. Большой петух строго косит круглым желтым глазом. Красный зубчатый гребень чуть подрагивает. Разноцветные перья – рыжие, зеленые, синие, черные – блестят, переливаются на солнце. Крепкие бородавчатые ноги петуха медленно и важно ступают по зеленой траве.

Вжик-вжик, вжик-вжик – косит отец. Капельки пота выступили на его большой загорелой спине. Он отставляет косу, вытирает руки о штаны и достает папиросы. Лоб его нахмурен, ветерок играет прядями выцветших светлых волос. Отец сидит в тени акации, курит и поглядывает за калитку.

– Папа, а где мама?

– Где мама, где мама! Уже шесть лет, а все мамкаешь, юбочник. Девчонкой надо было тебе родиться. Тьфу! – сплевывает он, бросает папиросу и берется за косу. Вжик-вжик, вжик-вжик.

Огромные синие глаза Васьки медленно наполняются слезами. Он пытается их вытереть ладошками.

– Что разнюнился, юбочник? Вон она, твоя мамочка идет.

Васька бежит встречать маму, ноги утопают в теплой мягкой дорожной пыли.

– Василек, сыночек! А я за молоком в магазин ходила.

Мама улыбается, две ямочки появляются на щеках, синие, как у него, глаза искрятся, тяжелая черная коса короной лежит на голове. В одной руке она несет бидон с молоком, а в другой – горсть земляники на ладошке, спелой, душистой.

– На, ешь, по дороге собрала.

Васька запихивает ароматные ягоды в рот. Мама смеется и обнимает сына за плечи. Они заходят во двор. Отец стоит на крыльце, угрюмо смотрит на маму: ноги широко расставлены, руки в карманах. Улыбка мамы гаснет.

– Где шлындрала?

– За молоком, Коля, ходила. Блинчики хотела вам с Васькой испечь, – ставит бидон на крылечко мама.

– Почему так долго?!

Взгляд отца становится колючим, губы плотно сжимаются и белеют.

– Полянку земляники увидела у дороги, собрала немного.

– И где же твоя земляника?

– Так Васютка и съел…

– Заходи в дом, поговорим.

Он пнул ногой бидон с молоком, впихнул маму в дом и закрыл дверь изнутри на щеколду.

– Папа, открой! Это я съел ягоды!

– Молчи, щенок! Заступник нашелся…

Ребенок бьется в закрытую дверь, кулачки становятся красными и болят. Он слышит глухие удары и крики мамы…

Васька очнулся ночью, с трудом открыл глаза. Он лежал в кровати, на лбу у него было холодное полотенце, потолок плыл. Настольная лампа то светила до боли в глазах, то затухала. Мама лежала рядом. Она гладила его, целовала и плакала…

– Мама, – с трудом разлепил засохшие горячие губы Васька, – почитай мне «Муху-Цокотуху».

Нежно звучит мамин голос, уплывает, приближается, совсем пропадает:

Вдруг откуда-то летит

Маленький комарик…

………………………………….

Я злодея зарубил,

Я тебя освободил…[1]

Тихо в комнате. Василек заснул. Дышит ровно. Температура спала.

Осенью Васька пошел в школу. Учился он через пень-колоду. Главное – двойку не схватить. Отец лупить будет.

– Мама, а почему нас папа не любит?

– Любит, любит, – скороговоркой отвечала мама, – просто он у нас строгий очень.

Сегодня на урок физрук пришел не один, а с крепким лысоватым мужчиной в спортивном костюме. Его институтский кореш, Алексей, работал в спортивной школе тренером и напросился мальчишек посмотреть.

– Кла-а-асс, стройсь! – зычно, по-военному скомандовал физрук.

Он хотел его представить и, чего греха таить, похвастаться: мол, мой друг – чемпион Европы… Да Леха обломал всю обедню, тихо попросил:

– Только не надо официоза. Ребята напрягутся… Я тут, с краешку скромно сяду да понаблюдаю. Перспективного парнишку, если повезет, сразу замечу. Чуйка у меня на них, как у собаки. А ты работай как привык и не обращай на меня внимания…

– Ну, как знаешь… – досадливо поморщился физрук, обводя взглядом стройную шеренгу класса: он не любил, когда ломали его планы. – Сидоров! Шаг вперед! Почему опять не в той спортивной форме?! Сколько раз тебе говорить: в зале – только в коротких спортивных трусах!

Васька сделал шаг вперед. Учитель физкультуры напоминал ему отца своим ором и вечными придирками. Мальчик смотрел на него исподлобья и молчал.

«Эх, хотел Лехе свой класс во всей красе показать, – раздражался физрук, – а этот дичок все испортил. Мутный какой-то. И взгляд совсем не детский…»

– Встань в строй, Сидоров! Последнее предупреждение! Кла-а-асс! На первый-второй ра-а-ассчита-а-айсь!

«Интересный парень, – подумал тренер. – Голову правильно держит, взгляд сильный, упрямый, со льдинкой…»

Ребята играли в баскетбол. Взгляд гостя неотрывно следил за пареньком в трениках: «Не командный игрок. Хорошо. Левша? Да ну… Ей-богу левша! Хорошо!»

Звонок в конце урока прервал его мысли. Дети, смеясь и толкаясь, побежали к раздевалке.

– Ну что, Леш? Как твоя чуйка – сработала?

– Еще как! Оставь-ка мне этого пацана, – указал тренер на Ваську.

– Сидоров! Останься!

Васька стоял в спортзале. Ничего хорошего он не ждал от физрука. Опять начнет доставать его короткой спортивной формой. «Почему?» Да потому, что он лучше бы умер, но не показал бы всему классу исполосованные отцовским ремнем ноги.

Вдруг чья-то сильная рука опустилась на его плечо. Васька дернулся.

– Молодец! Хорошая реакция!

Мужчина в спортивном костюме улыбался ему всем лицом: глазами с хитрыми искорками и даже приплюснутым носом.

– Давай знакомиться: я – Алексей Палыч, тренер по боксу, – сказал он и протянул мальчику большую, волосатую, покрытую мелкими веснушками руку.

Васька на секунду растерялся. Никто еще не знакомился с ним так по-взрослому. Хотел сказать обычное «Васька», но передумал, откашлялся для солидности, сказал непривычное «Василий» – и пожал крепкую руку мужчины.

Шло время. Васька вставал рано. Вжик-вжик, вжик-вжик – скакалка в его руках крутилась, набирая скорость, как сумасшедшая. Палыч тренировал его уже три года. Каждую пятницу он проверял у ребят школьные дневники. С двойками к тренировкам не допускал. Разговор был короткий:

– Бокс не любит дураков. А драться и петухи умеют…

День Васьки был расписан по минутам: обычная школа, где нельзя было получать двойки, тренировки, ненавистное домашнее задание. Вечером хотелось спать.

– Дрова, дармоед, иди колоть, – бросал сквозь зубы отец.

После дров мама наливала ему большую тарелку наваристого борща, садилась рядом и, подперев кулачками щеки, смотрела на него грустным и добрым взглядом:

– Устал, сыночек, ешь, твой любимый сварила.

На тренировки Васька всегда прибегал вовремя. Палыч не баловал его, скорее гонял больше других: «Закончили отжиматься! Сидоров продолжает, остальные – по желанию». И Васька продолжал, пока тренер, пряча улыбку, не бросал короткое слово: «Красава!»

Как-то незаметно прилепилось к нему это прозвище. Он вытянулся, тело стало сухим, поджарым и сильным. Девчонки заглядывались на синеглазого парнишку с длинными ресницами и смоляными волосами. Но все это для него не имело никакого значения. Он знал, что «Красава» – это про другое, про то, к чему он шел упорно, закусив губы. Знал Васька уже и вкус побед – первое место среди юниоров по области и по краю. Ребята Палыча заняли все призовые места, и ему предложили работу в школе-интернате олимпийского резерва. Палыч думал. Мальчишки погрустнели.

Через неделю тренер объявил:

– Жду родителей Костюкова, Еремина и Сидорова в четверг, в восемь вечера.

Ребята загалдели:

– А зачем? Ругать будете?

– Нет. Поговорить надо. У меня есть к ним предложение.

Васькин отец хмуро ответил мальчику:

– Мне с ним не о чем говорить. Ему надо – пусть сам приходит.

– Красава! – два счастливых парнишки торопились навстречу Ваське. – Мы едем с Палычем учиться в школу олимпийского резерва! Родители уже отпустили. Он сказал, что берет только лучших. А ты?

– Василий! – позвал тренер. – Почему не пришли твои родители?

Парень стоял молча. Боксеры не плачут. Палыч подошел, взглянул на воспитанника, похлопал по плечу и сказал:

– Понял. Ну что ж… если гора не идет к Магомеду, то Магомед пойдет к горе…


Тренер появился у них дома на другой день вечером. Васька сидел за письменным столом в своей комнате и добивал задание по математике. Он крадучись подошел к двери. Сердце выпрыгивало из груди и стучало так, что мешало слушать.

– …Отпустите парня со мной… самый способный… у меня на него большие планы… через полгода первенство России…

Мама волновалась, что-то уточняла, спрашивала. Отец неожиданно легко согласился и позвал сына:

– Хочешь ехать? Держать не буду.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Уезжаем, Вася, через неделю, – сказал на прощанье тренер и вышел.

Сын подлетел к маме и закружил ее, как пушинку, по комнате. Потом оглянулся.

– Спасибо, папа.