– Хорошо, – кивнул Ларин, – тогда можно не опасаться морского нападения.
– Будем приставать? – уточнил Токсар.
– Нет, – решил Леха, поглядывая на городские стены, окруженные со всех сторон лесом, – я не чувствую себя слишком сильным, чтобы завязывать соседские отношения. Вот доберемся до своих, а потом и заглянем сюда с конным войском. Так надежнее.
И, прищурившись на солнце, добавил:
– Кроме того, геты, которых Иллур недобил, чувствуют себя здесь слишком вольготно и могут дружить с этим городом. Так что лучше нам сюда пока не соваться.
Караван, пройдя вдоль дальнего берега, благополучно миновал его.
Почти до самого вечера они спокойно плыли по широкой реке. Никто их не преследовал и не атаковал, да и судоходство в этих местах, несмотря на большие возможности, было крайне вялым. За весь день им встретились лишь несколько рыбацких шаланд и два «торговца», которых они не стали «досматривать», чтобы не терять время. Опасности те не представляли. Да и сама «досмотровая команда» на биремах выглядела не очень грозно.
– Видно, те, кто живет в верховьях, не хотят пока плавать к нам, – объяснял сам себе и Токсару эту ситуацию Ларин, глядя, как далеко позади остаются настоящие горы, а мимо проплывают холмы, становясь все более пологими и предвещая скорую степь по левому борту.
– А тем, кто хочет плыть вверх, мы тоже перекрыли путь, захватив морской берег и земли Палоксая, – поддержал разговор бывалый мореход, – так что вся река в этом течении наша.
Ларин решил его пока не разубеждать в том, что касалось «нашей» реки.
«Ну зачем ему знать, что в дельте снова хозяйничают греки, – подумал адмирал, – пусть пока пребывает в счастливом неведении. Хоть бы спросил, зачем это нам понадобилось катапульты и баллисты тащить обратно, едва дойдя до берегов Адриатики. Что нам, заняться больше нечем?»
И вдруг, вглядываясь в очередную излучину реки, за которой вот-вот должна была показаться скифская крепость, он заметил самую настоящую триеру, рассекавшую волны своим тараном.
– Нас, похоже, встречают, – усмехнулся Ларин, – не могут дождаться. Наверное, Иллур уже прибыл в крепость и отправил эту триеру на поиски.
Он даже спустился с кормы, прошел по палубе между столпившимися на ней скифами, смотревшими на пологие берега, словно ожидая увидеть за холмами передвижения конной армии царя, и оказался на носу. Там он ухватился на резную балку, изображавшую какое-то кельтское божество, даже чуть перегнулся через борт и стал пристально вглядываться в приближавшийся корабль.
Триера ходко шла навстречу под парусом, благо ветер ей был попутный. Но чем дольше вглядывался скифский адмирал в совершенные обводы корабля, тем больше его разбирало любопытство. Он знал почти все свои корабли «в лицо», кроме тех, конечно, которые Гилисподис мог построить после его отплытия из Тиры. Но стиль мастера был ему слишком хорошо знаком, чтобы понять – эту триеру сделали не для скифского флота.
– Черт меня раздери, – пробормотал Ларин, разглядев на палубе греческие шлемы с красными плюмажами и панцири пехотинцев, явно выстраивавшихся вдоль бортов не для парада, – да это же греки.
Он развернулся назад и, вскинув руку, крикнул так, чтобы его услышали даже на корме:
– Приготовиться к бою! Впереди греческая триера.
Скифские воины, уже полагавшие себя на своей земле и в двух шагах от крепости, где их ожидал собственный флот, казалось, не сразу поняли смысл команды. Но ее подхватил Токсар, разглядевший греческие панцири, а после команды Ларина отогнавший последние сомнения.
– Разобраться по бортам! Приготовить луки и мечи к бою! – прогремело над палубой.
– Сообщи остальным, – приказал Ларин Токсару, оказавшись на корме, – а то они тоже ожидают лишь почетную встречу.
Пока скифы готовились к бою, разбирая свои легкие кавалерийские щиты и мечи, Ларин рассматривал приближавшуюся триеру, прикидывая шансы на успех. Они получались не очень велики, несмотря на то что численное превосходство было на стороне скифов. Ни одна из речных бирем тарана не имела. Не говоря о том, что на заваленной тюками и запруженной бойцами палубе не было и намека на место под метательные машины. А на триере их было сразу несколько штук.
«И откуда же ты тут нарисовалась? – подумал Леха, глядя, как прислуга греческих баллист наводит на них метательные орудия. – А может, и нашей крепости уже нет? Или она в руках афинян, прорвавшихся сюда раньше Иллура».
Адмирал поспешил отогнать эти предательские мысли. Сейчас было не до гаданий. Как моряк, побывавший уже не в одном сражении, он отчетливо понимал – еще немного и каменные ядра начнут превращать в решето корабль Ингибила, который никак не мог ответить грекам той же монетой. Нужно было что-то противопоставить этой акуле, случайно нарвавшейся на стаю неповоротливых тюленей.
Он также понимал, что единственной надеждой был абордаж, несмотря ни на какие жертвы. Все равно их будет больше, если греческая триера начнет дырявить их ядрами и пускать на дно одного за другим своим тараном. Уж в этом-то Ларин не сомневался ни секунды, глядя, как исчезает парус на триере и открываются порты, выпуская из себя длинные весла. И если биремы еще могли хоть как-то противостоять этому кораблю, пытаясь вступить в абордажный бой, то небольшим «транспортам» с лошадьми и солдатами оставалось только пытаться уходить от столкновения, иначе их ждала верная гибель.
Леха точно знал – окажись он на месте капитана триеры, не стал бы сближаться для абордажа. А зачем? Ширина реки позволяла триере маневрировать почти беспрепятственно как вдоль строя, так и между кораблями, чтобы расстрелять из орудий хоть весь караван. И греки наверняка не станут терять своего преимущества.
– А ведь он так и сделает, – проговорил вслух Ларин, – дай сигнал, чтобы сломали строй и рассредоточились по реке. Так вернее кто-нибудь проскочит.
– Что сделает? – из-за поднявшегося шума переспросил Токсар, но ответа от адмирала не дождался.
Ответ прозвучал со стороны греков. Два первых ядра, просвистев в вечернем небе, обрушились точнехонько на бирему. Одно прошило насквозь палубу и прибило кого-то из гребцов, ранив, похоже, еще нескольких человек. Вслед за падением первого ядра из трюма послышались дикие крики. А второе превратило в кашу троих лучников на носу, обрушив небольшой навес.
– Сразу в десятку! – сплюнул адмирал. – Эх, мне бы сюда триеру… Лучники, отвечать!
Скифы открыли стрельбу по высокому борту триеры, показавшемуся уже совсем близко. Им даже удалось зацепить нескольких греков, хоть большинство стрел забарабанило по щитам гоплитов, выстроившихся вдоль борта за метательными машинами.
Флагману повезло. Греки, выпустив еще пару ядер, стоивших адмиралу жизни нескольких солдат и верхней части борта, прошли мимо. По всей видимости, они решили ударить в самый центр колонны, чтобы затормозить движение кораблей, плывших последними. А разделавшись с ними, догнать тех, кто шел первыми. Наличие тренированных гребцов вполне позволяло это сделать.
Но Ларину эта идея не понравилась. Если позволить грекам безнаказанно резвиться на просторах Истра, то они пустят на дно весь его осадный обоз, включая катапульту Архимеда, разбросанную сейчас по трюмам сразу нескольких судов каравана.
– Нет уж, хрен вам, господа греки, – прорычал адмирал и, едва триера разошлась с ним бортами, приказал капитану, махнув рукой: – А ну, Ингибил, давай разворачивай свою шаланду! Догоняй греков!
Кельтский капитан, как ни странно, понял его без слов и выполнил приказ мгновенно. Если, проходя пороги, он мог рискнуть и не послушать Ларина – там он все же был на своем месте, – то теперь Ингибил печенкой чуял, что лучше все делать так, как говорит скифский военачальник.
Раздался его окрик, и рулевой заложил резкий поворот. Весла одного борта замерли, а другого, напротив, заработали с утроенной силой. И вскоре бирема уже преследовала триеру, правда на почтительном расстоянии. Греки, увлеченные атакой, этого пока даже не заметили.
– Давай быстрее! – орал на гребцов адмирал. Не выдержав, он даже спустился в трюм. – Шевелись, лентяи! Если не догоним триеру, я вас всех продам в рабство!
Неизвестно, поняли его свободные кельты, что служили гребцами своей общине, или нет, но корабль полетел быстрее. Когда Ларин вновь выбрался на палубу, едва не провалившись в пролом, оставшийся после попадания ядра, он увидел, как баллисты обстреляли второй корабль каравана, абсолютно безнаказанно уничтожив не меньше дюжины его солдат.
– Ах вы, суки! – взбеленился Ларин от собственного бессилия. – Ну доберусь я до вас. Мало не покажется.
Между тем триера, просто летевшая по волнам, еще дальше оторвалась от преследования, перенеся огонь своих орудий на третью бирему. Четвертая и шедшие за ней «грузовики», к счастью уже начали исполнять команду адмирала, сломав строй и рассредоточившись. Так что теперь перед греками был виден целый ряд кораблей, бесстрашно двигавшихся прямо на них. По замыслу адмирала, так грекам было труднее попасть в многочисленные движущиеся мишени. Стрелять по целям, что шли друг за другом, было гораздо удобнее. А так у части кораблей, беззащитных перед убойной артиллерией греков, появлялся хотя бы призрачный шанс проскочить.
– Разворачивай! – замахал руками Ларин, когда они поравнялись с изувеченным, но не потерявшим ход вторым кораблем каравана. – За мной пойдешь, на абордаж!
Обалдевший от увиденного, капитан второй биремы не сразу понял, что от него требуется. Но когда Ларин спустя пять минут обернулся, то увидел, как вторая бирема пристраивается за ним. «Нам бы только догнать эту сволочь, – кипятился Леха, пристально вглядываясь в маневры греческой триеры, сжимая рукоять меча, – а уж там я покажу этим хваленым гоплитам, как надо ходить врукопашную».
Обстреляв третий корабль, греки наконец наметили себе жертву для таранного удара. Резко развернув хищный нос, триера устремилась к последней биреме каравана. А третья, на которой везли большую часть катапульты Архимеда, пострадала пока больше других. Пристрелявшись, греческие «артиллеристы» смогли положить все ядра очень кучно, почти у самой воды, и теперь корабль сильно кренился на левый борт, едва ли не черпая воду носом. Попади он на хорошую волну, мог запросто перевернуться. Но скифские лучники, перейдя на другой борт, несмотря на крен, продолжали обстреливать греков, посылая стрелы вдогон. На глазах у Ларина несколько гоплитов с кормы рухнули за борт, пораженные метко пущенными стрелами.