В квартире Мендеки полицейские нашли три винтовки, одна из которых была полуавтоматической. Из нее парень и убил Софию. Еще среди вещей Мендеки обнаружили написанную от руки записку – в ней он проклинал весь мир. В газетах ее не опубликовали, но полицейские предоставили копии семьям погибших. Бакстер пытался найти хоть какое-то объяснение, почему этот человек забрал жизнь его любимой, и прочитал ее.
Мендеки писал, что мир ослеп и оглох и пришло время разбудить его. Это были слова сумасшедшего. Бакстер скомкал лист бумаги, так и не поняв, почему в качестве жертв он выбрал именно этих людей и почему именно София попала под его прицел. После прочтения записки Бакстер только утвердился в мысли, что на месте Софии на той парковке должен был оказаться он.
– Куда попала пуля? – спросила Мия, вытирая нос.
Бакстер настолько глубоко увяз в собственном кошмаре, что не сразу понял, о чем она спрашивает. Ненависть и тоска разрывали сердце. Чертов Мендеки. Если он когда-нибудь выйдет из тюрьмы, Бакстер будет ждать его у входа.
Их с Софией малышка, самая сладкая девочка на свете, задает сейчас вопросы, которым не место в жизни ребенка… да и взрослого тоже. Так же, как и он когда-то, она хотела знать подробности, надеясь, что сможет ответить на главный вопрос – почему? Мия еще не догадывается, что ответа на этот вопрос просто нет.
Бакстер и так скрывал от нее правду слишком долго. И что из этого вышло? Он поможет ей забыть боль потери, однако сперва надо покончить с тайнами.
– В грудь, мой зайчик, – ответил Бакстер, и перед глазами ожила страшная картина: пуля вылетает из AR‑15 в руках Мендеки и ранит Софию. Она падает на асфальт и дрожащей рукой, истекая кровью, достает из сумки телефон. Кадры из черно-белого кино.
«Бакстер, – прошептала она в трубку, – я…».
«Что произошло?» – спросил он, уже понимая, что случилась беда.
«В меня стреляли».
Бакстер закрыл глаза, сжал губы и почувствовал разрывающую душу боль. Он хорошо помнил того раздавленного горем человека, в которого превратился на несколько месяцев после смерти Софии. Повторения допустить нельзя. Бакстер убрал прядь с лица Мии, посмотрел ей в глаза. Малышка должна знать – он всегда будет рядом.
Ее мысли блуждали где-то далеко. Девочка невидящим взглядом смотрела на стену перед собой. Бакстер дотронулся до ее подбородка и притянул голову к себе, не в силах вымолвить ни слова. Что он мог сказать? Что лучше пуля досталась бы ему?
– Ужасно жаль.
Да, Бакстер жалел, что на месте Софии оказался не он. Да, жалел, что не София сейчас воспитывает Мию. Да, жалел, что так и не сумел стать для дочери хорошим отцом.
Вдруг послышался скрип половиц. Кто-то проснулся. Бакстер сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки.
– Почему ты разрешил ее кремировать? – спросила вдруг Мия. – Надо было похоронить на кладбище.
– О солнышко, – он поцеловал дочку в лоб. За что им все это? Как безжалостен мир, в котором ребенку приходится разбираться в обстоятельствах убийства матери! Для него была невыносима мысль, что София будет лежать в земле в полном одиночестве. Только Мии он об этом никогда не расскажет. Приемная мать Софии хотела увезти ее тело в Калифорнию и похоронить там, но Бакстер не разрешил. Вот еще одна причина, почему Дотти от них отстранилась.
Он ответил, как мог.
– Мы с мамой никогда не обсуждали такие вопросы, поэтому я принял решение самостоятельно. Я не хотел, чтобы она навечно оказалась запертой в гробу. А ты думаешь, что было бы лучше похоронить ее на кладбище?
– Так бы она не исчезла совсем, – с грустью в голосе сказала Мия.
Он прижался головой к голове ребенка и произнес слова, в которые сам до конца не верил, словно его голосовые связки жили своей отдельной жизнью и сами делали все необходимое для спасения дочери:
– Она сейчас рядом с нами. Просто мы ее не видим и не слышим. Мама живет в наших сердцах. Человек – это не только тело.
– И все равно мне кажется, ей не понравилось бы, узнай она, что ее кремируют.
Неужели он и здесь ошибся? Может быть, Мия права? Страшно даже представить объятое языками пламени тело Софии. Почему он тогда об этом не подумал?
Вдруг из-за угла выскочил Пако и прыгнул в постель. Его шершавый язык тут же оказался на лице Мии, и девочка заулыбалась. Через несколько секунд на пороге появилась Эстер в ночной рубашке.
– Все хорошо?
– Да, не переживайте, – сказал Бакстер, сгоняя с кровати Пако. – Мия проснулась. Новая обстановка, долгий перелет. – Желания объяснять что-то еще у Бакстера не было. Он вдруг понял, что из одежды на нем только белая футболка и синие трусы. Остальные вещи висели на веревке перед окном.
Отсутствие на нем прочей одежды Эстер или не заметила, или проигнорировала. Она обошла кровать и села на край. Забыв о больной спине, она притянула Мию к себе и посадила на колени.
– Иди к йайа на ручки. В чем дело?
– Мне приснился страшный сон.
– Ну, приснился и приснился. Нам всем иногда такое снится. Знаешь, как «кошмар» на испанском? Pesadillas.
Эстер начала качать Мию на коленях, бросив на Бакстера лишь короткий взгляд. В ответ он натянуто улыбнулся.
Эстер тихо запела колыбельную на испанском. Под звуки красивой мелодии Мия быстро успокоилась.
Снова заскрипели половицы, и в дверном проеме возникла Альма.
– Что случилось? – на ней была длинная футболка, чуть-чуть не до колен.
Бакстер закинул ногу на ногу. Какого черта? Как же он сглупил, согласившись здесь переночевать! Красуется тут, как на сцене стриптиз-клуба. Еще чуть-чуть, и подтянутся остальные зрители.
– Мне приснился страшный сон. Я видела маму. – Мию подобное внимание совсем не смущало. Она была ему даже рада.
– О cariño. – Альма прошла тем же маршрутом, что и Эстер, и погладила Мию по спине. Эстер перебросилась с дочерью парой фраз на испанском. Бакстер уже догадался, что понятия личных границ для них не существует, и тихонько злился, но не мог не ощутить, как комнату наполнила атмосфера любви.
Через минуту Альма ушла. Эстер посмотрела на Бакстера.
– Вы не против, если Мия ляжет со мной? Конечно, если она сама захочет.
Бакстер уже собрался помотать головой, когда Мия подскочила на месте, словно проснувшийся от неожиданного скрипа щенок.
– А что? Можно?
– Sí. Claro. – Кроме слова si, которое Бакстер уже хорошо знал, он успел выучить еще два, потому что услышал их за вечер бесчисленное количество раз. Vale означало «хорошо», а claro – «конечно».
Эстер повернулась к нему.
– Конечно, если папа разрешит. Альму тоже в детстве мучили кошмары, и она просилась ко мне в постель. Вдруг поможет?
Мия смотрела на него с мольбой в глазах. Глядя на дочь, Бакстер уже начал говорить «нет», но Мия его опередила:
– Папочка, ну пожалуйста. Можно?
Бакстер потер глаза, оттягивая момент ответа. Сейчас нельзя допустить ошибку. Сказав «да», он поставит ребенка в уязвимое положение, сказав «нет», только сильнее расстроит дочь.
«Была не была», – подумал Бакстер и произнес: – Хорошо, что с вами поделаешь. Только сначала сходи в туалет, а мне надо кое-что сказать Эстер.
– Есть, сэр!
Мия слезла с кровати и закрылась в ванной комнате. Эстер тоже приготовилась встать.
– Я вам очень благодарен за помощь. Правда. Но прошу, поаккуратней с ней, пожалуйста. Все не так просто, как кажется. И разговоры о маме совсем ни к чему.
Эстер посмотрела на него с некоторым недоумением, своим видом показывая, что не понимает его просьбы, но потом сдалась и ответила:
– Можете не переживать.
Когда Мия вышла из ванной, он протянул ей Роджера, и она сунула его под мышку. Бакстер поцеловал дочь в лоб, а потом еще долго стоял и смотрел, как их с Эстер силуэты растворяются в темноте коридора. Пако, весело виляя хвостом, не отставал от хозяйки ни на шаг.
Глава 12Шелуха облетает
Бакстера разбудил крик петуха и запах горящих дров, который через щели в полу проникал в комнату. Хотя ему все-таки удалось уснуть, он до сих пор не пришел в себя после длительного перелета. Еще немного полежал, вспоминая, где находится, и машинально потянулся к телефону на прикроватном столике. На мгновение мелькнула надежда, что мобильник поймал сеть. Или хотя бы вайфай. Увы, ровным счетом ничего. Часы показывали 7:15. Так поздно он не просыпался, наверное, уже года два-три. Впрочем, неудивительно, если учесть, что ночью почти не сомкнул глаз. Его крепко держали за горло два страха: за оставленную без присмотра компанию и за психологическое состояние Мии.
Несколько раз Бакстер порывался проверить, как она, но так и не осмелился войти в комнату Эстер. О чем он вообще думал, когда разрешил чужой женщине увести дочь? Ну хорошо, не совсем чужой. Как ни крути, а с Софией у них одна кровь. Оставалось только надеяться, что Мия спала сном младенца, ни о чем не беспокоясь.
Сегодня надо подыскать другое жилье.
Вещи дона Хорхе подошли далеко не идеально: брюки едва прикрывали щиколотки, а рубашка с розовым воротником оказалась тесной в груди и плечах. Стараясь никого не разбудить, Бакстер осторожно прошел по коридору и начал спускаться по ступенькам вниз. Каждый шаг отзывался скрипом половиц, которые возомнили себя музыкальными инструментами и решили исполнить симфонию Малера. Через мгновение весь этот оркестр – ровесник здания – кульминационным крещендо отметил драматическую вершину произведения. Ну конечно же, Пако не мог оставить без внимания этот звук и поднял лай на весь дом.
В гостиной царил аромат кофе. В очаге уже горел огонь. На каминной полке выстроились в ряд разноцветные толстые свечи с наплывами воска по бокам. Бакстер глянул в окно, выходившее на переднюю часть усадьбы, и увидел золотистую утреннюю дымку.
Подбежал Пако, высунув язык, Бакстер потрепал его по голове.
– Привет, дружок.
Вдруг раздался голос:
– Buenos días