Чего уж там, маски давно сброшены. За пять дней все поняли, что он страдает.
– Честно говоря, я не до конца осознавал, чем обернется для меня приезд сюда. Предполагал, конечно, что, соглашаясь встретиться с вами, мы возвращаем Софию в нашу жизнь, но чтобы настолько… Ваше желание узнать о ней как можно больше вполне объяснимо. Только ведь очевидно, что так душевные раны не лечат. Я пытаюсь ее забыть. Мия тоже. И вот пожалуйста, мы находимся в доме, в котором могла бы жить София, сложись жизнь чуть-чуть иначе, среди единственных во всем мире родных ей по крови людей. Меня опять засасывает в болото воспоминаний о тех днях. Тяжелых днях, Альма. Да и сейчас ненамного легче…
Медленный долгий выдох вырвался из горла Бакстера.
– Одно не могу взять в толк. Мию здесь как подменили. Вернее, я вижу прежнюю Мию, какой она была при Софии. Когда слышу ваши разговоры о Софии, у меня сразу возникает желание их пресечь, однако сейчас я уже ни в чем не уверен.
– Она здесь счастлива, согласны? – спросила Альма. Бакстер уже рассказывал ей о проблемах Мии, поэтому она была отчасти в курсе ситуации. Альма улыбнулась и внимательно посмотрела ему в глаза. Так обычно смотрит учитель йоги, демонстрируя полную вовлеченность в происходящее. – А как вы себя здесь чувствуете?
– Я? Честно? Ужасно. Я надеялся, что небольшой отпуск пойдет мне на пользу, но не случилось. Хотя речь не обо мне. Я приехал сюда ради Мии, благополучие дочки, – его глаза наполнились слезами, – единственное, что меня волнует. Надеюсь, дома потом не станет хуже.
Альма надолго замолчала, глядя поверх крон деревьев. Бакстер хотел бы что-то добавить, но не знал, что сказать. Возможно, ждал какого-то совета от Альмы, почему-то веря, что у нее есть ответы на все вопросы.
Затянувшаяся пауза стала невыносимой.
– Просто все эти разговоры о Софии и мысли о ней бередят старые раны, не давая им зажить. – Бакстер дотронулся согнутыми пальцами до висков. – Какая-то сила меня раздирает изнутри, все перемешалось… тревога… гнев… грусть… Извините, не хотел грузить вас своими проблемами.
Он все прочитал в ее улыбке: Альма была рада выслушать его.
– Думаю, сама судьба распорядилась так, чтобы вы сюда приехали.
– Судьба?
– Sí.
– Забавная штука судьба. Очень хочется верить в ее существование. – Бакстер частенько размышлял на эту тему. – Вот взять нас с Софией. Получается, судьба – злодейка, если свела нас вместе только для того, чтобы разлучить через несколько лет. Или целью нашей встречи было появление Мии? Тогда выходит, что наши отношения были не более чем… инструментом в руках судьбы? Не знаю. Очень трудно разобраться.
Альма смотрела на него с состраданием.
– Очень помогает вера, – промолвила она тихо.
Бакстер закатил глаза, как любила делать Мия.
– Это что-то из раздела «Просто о сложном»? Вера во что?
– Во что угодно.
Бакстер подумал про многоточие, которое означает, что предложение не закончено. Вера в… Может быть, это и есть вера – знать, что после многоточия будет продолжение? Вот только после смерти Софии он застрял на последней точке многоточия, и его жизнь стала похожа на песню, которая оборвалась на неразрешенном квартаккорде, не оставив слушателям иного выбора, как допеть ее самостоятельно.
– Я правда верю, ну, или, по крайней мере, хочу верить в то, что некая могущественная сила, я не знаю, какая именно, привела нас сюда ровно в тот момент, когда Мия нуждалась в помощи. Сообщение от «23эндМи» пришло как нельзя вовремя.
– Здорово. Надеюсь, даже если сейчас это не так очевидно, отдых здесь пойдет на пользу вам обоим. У меня хорошее предчувствие.
– Возможность отвлечься от работы – тоже неплохой бонус.
«Надо было сформулировать как-то иначе, поизящнее», – подумал Бакстер.
– Допускаю, что в разговорах о Софии нет ничего страшного. Как-то грустно все это – пережив потерю любимого человека, вычеркивать его из своей жизни, словно нет другого решения.
Бакстер подумал о портрете Софии, который стоял на его прикроватном столике. Он избавился почти от всех фотографий жены.
– Не то чтобы мы ее вычеркнули… А как вам удалось пережить смерть отца? В чем ваш секрет?
– В память о нем я продолжаю его дело. Так он остается для меня живым. У всех свои способы справиться с болью потери.
– Да, не поспоришь. – Бакстер потряс головой, чтобы привести в порядок мысли. – Чем еще живете, помимо выращивания оливок? Как проводите свободное время?
Альма не стала сопротивляться его попытке сменить тему разговора.
– Я люблю путешествовать. До конца ноября меня обычно держат дела, а потом я уезжаю, чтобы развеяться и восстановить силы.
– Даже представить не могу, каково жить в Европе, где столько замечательных мест, до которых рукой подать. Я растерялся бы, решая, куда отправиться в первую очередь.
– Мы так же думаем про вас, американцев. Как вам повезло жить рядом с Нью-Йорком, Калифорнией, Колорадо. Мне очень хотелось бы побывать когда-нибудь в Америке.
– Вы обязательно должны приехать к нам в гости, в Южную Калифорнию. – Бакстер не сразу понял, что сказал.
– Теперь уж точно соберусь, – ответила Альма, повергнув его в шок. Кажется, она не заметила, как он осекся на последних словах. – Надеюсь, у нас будет возможность вместе поездить по Европе. Мне нравятся рождественские ярмарки в северных странах. Мии, думаю, тоже будет интересно посмотреть. Вена, Прага, Будапешт… Идет снег, и можно кататься на коньках. Везде украшенные елки. А какие там вкусности: десерты, глинтвейн, горячий яблочный сидр. И люди такие счастливые, носятся в теплых куртках и шерстяных шапках. Сказка, одним словом.
– Подождите, а Будапешт разве в Европе?
– Sí, он находится в Евросоюзе. Причем цены там на все значительно ниже. Можно за небольшие деньги остановиться в… э-э… апартаментах в историческом здании. Когда мы ездили туда с друзьями в последний раз, я жила в номере с видом на Дунай и с фортепиано в гостиной. Мы наняли пианиста и виолончелиста, которые играли для нас… почти бесплатно.
Бакстер подумал о тех местах, где он еще не бывал, и его охватило странное чувство, в котором он не сразу распознал свойственную молодости жажду новых впечатлений.
– Я столько всего в жизни пропустил…
Больно кольнуло воспоминание о несостоявшейся поездке в Париж.
Альма опустила голову.
– Вы еще молоды, ну, относительно молоды. Времени наверстать упущенное предостаточно.
– И правда, относительно молод. – Мечтали о путешествии в Европу они с Софией, а воплотить мечту в жизнь удалось ему и Мии. – У меня дурацкая привычка откладывать все на потом. Я откладываю на потом все, что не относится к первоочередным задачам.
– Это же очень по-американски, согласны?
– Не все живут так, – ответил Бакстер, не желая давать в обиду свою страну. – Было бы преувеличением сказать, что все американцы сбились с пути истинного. Просто жизнь у нас устроена несколько иначе – мы живем в мире акул. Взять, к примеру, бокал вина. Сколько он здесь стоит? Два евро? У нас эту цифру надо умножить на пять или шесть. Но все это, конечно же, слабое оправдание.
Мимо пролетела птица.
– Вы мне нравитесь, Бакстер. Сначала мне показалось, что вы непробиваемый, а сейчас я вижу, внутри вы мягкий человек.
Бакстер похлопал себя по животу.
– Да уж, где ни тронь, везде мягковат…
Альма покачала головой. Она видела его насквозь.
Боясь показаться легкомысленным, Бакстер пошел на откровенность:
– Знаете, я полагаю, мою некоторую закрытость можно объяснить воспитанием. Не хочу, чтобы меня жалели, но в детстве мне пришлось нелегко. Я привык выживать. Если честно, режим выживания выключался лишь в те моменты, когда я писал музыку.
Альма постучала пальцами по ноге и выпрямила спину.
– Да, Мия говорила, что ваши родители постоянно заняты, поэтому вы с ними не видитесь.
Бакстер последовал примеру Альмы и тоже выпрямил спину.
– Мия повторяет мои слова. Скажем так: последние три года мы почти не разговаривали. А на похоронах Софии они повели себя просто по-свински.
Детство Бакстера прошло в Гринвилле. Родители совсем не занимались воспитанием сына. В родном городе они умудрились наплевать в такое количество колодцев, что в итоге им пришлось переехать в Эйкен, расположенный в двух часах езды. Но какими бы сложными ни были его отношения с родителями, когда он со слезами на глазах сообщил им о гибели Софии, они бросили все дела и приехали на похороны в Чарльстон.
На что он надеялся? Ведь знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Когда родители вывалились из машины на парковке, пьяная в стельку мать еле на ногах стояла, и отец ей не уступал – Барри Шоу и трезвым был записным мудаком. Во время поминок Бакстер с отцом сидели на крыльце, который окружали кадки с посаженными Софией цветами. Папаша нес какую-то чушь, рассказывая, как тяжело им с матерью приходится в жизни, а потом вдруг произнес: «Я всегда считал, что она тебе не пара. Женщины с западного побережья уж слишком упрямые и очень высокого мнения о себе». Если бы в тот момент Мия не сидела в доме в нескольких метрах от Бакстера, он обрушился бы на отца с кулаками, и никакая сила не смогла бы его остановить.
Бакстер невольно поморщился от воспоминания.
– Именно поэтому Мии так важно общение с вами. Дома ее никто не ждет. Приемная мать Софии тоже самоустранилась. – Он вытер ладонью пот со лба.
– Сами не понимают, чего себя лишают, – произнесла Альма.
– Да.
Разве есть такой человек, который не хотел бы знать, что у него есть большая любящая семья? Они с Мией не были исключением.
– Вас тоже, наверное, огорошила новость, что у вас есть сестра, которую Эстер так долго скрывала?
Альма громко рассмеялась.
– Добро пожаловать в семью Арройо! Падение еще одной стены. Да, было обидно узнать, что все это время у меня была сестра, а мы даже не знали о существовании друг друга. И уже никогда не встретимся. Грустно. Но у мамы были на то свои причины – она ведь тоже очень страдала из-за своего решения. В любом случае я рада, что Мия теперь с нами. И вы, конечно.