– Вот уж не думал, что своим появлением здесь выпущу джинна из бутылки. Диего очень растерялся, когда я сказал ему, кто мы. – Бакстера не покидало ощущение, что они с Мией оказались рядом с бомбой, которая вот-вот рванет.
– Представляю. Приятного мало. – Альма поставила бокал на стол.
– Дон Диего сказал, что он разведен и детей у него нет. Как так вышло?
– Просто жена ему была не пара. Отцу она с самого начала не понравилась. Мама тоже была не в восторге. Десять лет назад она бросила его ради другого мужчины. После этого с женщинами дон Диего завязал.
– Бедняга.
Альма пожала плечами.
– Ему нравится собственная размеренная жизнь. Он делает вино, сидит во дворе, слушает пение птиц… Не так уж и плохо.
Альма была верна себе. И все же в одиночестве хорошего мало. С другой стороны, если ты не одинок, то становишься очень уязвим. Бакстер знал это, как никто другой.
– Все хочу спросить, – начал он, – почему ты ни с кем не встречаешься? – Вопрос прозвучал слишком в лоб. – Прости за бестактность. Я так пытаюсь поддержать разговор.
Она улыбнулась, глядя вглубь бокала, потом спрятала ногу в носке под стул.
– Диего женат на виноградных лозах, а я замужем за оливковыми деревьями.
Именно поэтому и Альма, и Диего преуспели в том, чему посвятили жизнь. Они полностью отдали себя любимому делу, не отвлекаясь ни на что другое. Да, дон Диего был несколько лет женат, но виноградник все равно победил. Бакстер даже позавидовал им – они не изменили своему предназначению. Однако Бакстер знал, что одна встреча может перевернуть всю жизнь. Так произошло, когда он встретил Софию. У него были мечта и планы, но появилась она. В тот миг ему бы понять, что гитара больше не нужна. Надо было закинуть ее куда подальше и заняться настоящим делом, чтобы каждый день вовремя возвращаться домой, как принято у приличных отцов.
– Деревья не сильно отличаются от большинства мужчин, – сказала Альма. – Тоже стоят и ничего не делают.
– Ух, сильно! – Бакстеру не хотелось отдуваться за всех мужчин на свете. Чувство зависти его так и не отпустило. С чего бы вдруг? Почему он испытывал его? Если бы выбор стоял между гитарой и семьей, он тысячу раз выбрал бы Мию и Софию.
– Да, деревья хотя бы не спорят и не задают вопросы про личную жизнь. Только без обид.
– Меня трудно обидеть. Мужчины и правда ни на что не годятся. Серьезно. Взгляни на меня. Стоило Софии покинуть нас, как наша жизнь пошла под откос.
– Не говори так. Присяжные свой вердикт по делу еще не вынесли, – сказала Альма.
– Присяжные вердикт не вынесли? Ты где этого нахваталась? «Перри Мейсона» смотрела?
– Понятия не имею, о чем ты. Я хочу сказать, что все еще может наладиться.
– А попытки в зачет идут?
Альма захихикала, чуть-чуть приподняв подбородок.
– Ну, признайся, был же кто-то, кто смог завоевать твое сердце? – спросил Бакстер.
Альма отмахнулась.
– А ты на чем женат? На своих… домах?
Он покачал головой, словно защищаясь от несправедливого обвинения.
– Совсем нет. Когда у тебя на руках маленький ребенок, ни на что другое просто времени не остается. Так, стоп. Я не дам тебе легко ускользнуть от ответа на вопрос. Как его зовут, похитителя твоего сердца? – И пусть Бакстер не собирался произносить этого вслух, но он восхищался Альмой. Она была творцом, так же как и он когда-то. Они оба убедились, что, находясь в постоянном творческом поиске, тяжело строить романтические отношения. Но Бакстер хотя бы попытался сделать невозможное – совместить эти две сферы жизни. А как обстояли дела с личной жизнью у Альмы?
Альма тяжело вздохнула, и он понял, что она не горит желанием обсуждать эту тему. И все же он продолжал упрямо смотреть на нее, не оставляя путей к отступлению.
– Ты точно хочешь знать? – Она сделала долгий глоток, будто собираясь с мыслями. – В моем случае сердце разбила я. Его звали Хуан Карлос, держал ресторан в Аликанте. Такой, знаешь, шумный великан, у которого на все всегда есть свое мнение. И мне это нравилось. Я любила его слушать. Еще и красавец. Всегда им любовалась. Думаешь, наверное, какая пошлость?
– Нисколечко. Я тоже всегда любовался Софией.
– Он хотел, чтобы я переехала в Аликанте, в город. И я почти решилась. Представляешь, где я и где город? – Альма поставила бокал на стол и махнула рукой. – Знаешь, как у нас здесь говорят? l amor es ciego y la locura siempre lo acompaña. Любовь слепа, и безумие – ее верный спутник. Я знала, что мы друг другу не подходим, но все равно влюбилась. И поделом мне.
Только что она подтвердила его теорию. В жизни важно уметь делать выбор. Встретив Софию, он тоже должен был сделать правильный выбор – отказаться от музыки и всецело посвятить себя семье. Потому что ради Софии стоило отказаться от всего. Увы, понимание пришло слишком поздно.
– Ладно, хватит о грустном, – сказала Альма. – Без вайфая еще не умер?
Бакстер провел рукой по волосам.
– Ни багажа тебе, ни вайфая. Моя жизнь летит в тартарары.
– И при этом ничего страшного не случилось. Ты жив и здоров.
– Пока что, – усмехнулся Бакстер.
– Завтра начинаем сбор урожая. Я сейчас зашиваюсь, но обещаю, что-нибудь придумаем. Понимаю, тебе без интернета никуда. Попрошу провайдера прислать специалиста.
– Может быть, это и к лучшему, – признал он. Хавьер Мартин оказался невероятно хорошим исполнителем. Голос поющего под его гитару вокалиста трогал душу.
– Прошу обратить внимание. За язык тебя никто не тянул. – Какое-то время Альма, не отрываясь, смотрела на огонь, затем повернулась к нему: – Нет вайфая, нет багажа, нет проблем. По-моему, хорошая идея для песни в стиле кантри.
Бакстер улыбнулся.
– У тебя прирожденный талант. Осталось только поработать над южным акцентом.
– Ка-а-ароче, – пропела Альма.
Нет, до южан ей было далеко. Слово она произнесла так, словно пыталась раскусить вареный арахис.
Бакстер запротестовал, размахивая руками.
– Надо медленнее. Хоть мы и живем в бешеном ритме, настоящий южный акцент можно сравнить с неторопливо журчащей в ручье водой. – Растягивая гласные, он произнес: – Попробуй масла моего. И вкус хорош, и пользы много.
Альма повторила за ним, и Бакстер не смог сдержать улыбку.
– Я вот тебя про музыку хотела спросить. Даже не представляю, как это – зарабатывать на жизнь исполнением песен.
Бакстер уставился на рубиновое вино в бокале.
– Я всю жизнь хотел заниматься музыкой, и мечты мои исполнились. – Ему казалось, что он сидит с гитарой в руках перед зрителями. Выпив вина, он сделался сентиментальным.
– А сейчас? Неужели совсем не хочется снова взять гитару в руки?
Искры в камине танцевали под льющиеся из колонки звуки фламенко.
– Гастрольная жизнь для молодых.
– Речь сейчас не про группу. Почему не играешь даже для себя? Нам всем нужен способ самовыражения.
В горле теснило.
– Нужен. В молодости. – Зазвучала следующая композиция в исполнении Хавьера Мартина. – Ну, я играю… для Мии. Я сейчас живу для нее. Я сам осознаю, что это нездоровый подход, но… куда деваться одинокому отцу?
– Жаль, что ты поставил крест на собственной жизни.
– Кто говорит, что я поставил крест?
Альма закусила губу и с пониманием кивнула, воздержавшись от ответа.
– Сейчас я просто выживаю, – признался Бакстер. – Наслаждаться жизнью – следующий этап. Я над этим работаю.
– А что, есть какой-то план?
– Нет. Просто… не все сразу.
Альма взяла бутылку и наполнила его бокал.
– Прости, по-моему, одно другому не мешает.
– Что ты имеешь в виду? – Он сделал большой глоток.
– У Мии очень развита… интуиция. Правильно же сказала? Sí, интуиция. Малышка чутко чувствует твое настроение, твою подавленность. Только пожалуйста, не говори ей, что я тебе рассказала… но она поделилась, что до сих пор помнит, как ты плакал в своем кабинете после смерти Софии.
Бакстер тоже помнил. Скрип дверных петель. Мия стоит на пороге и смотрит, как отец, ее последняя опора и надежда в жизни, валяется на полу в слезах. Он думал – или по крайней мере надеялся, – что дочка не помнит этого его проявления слабости. Эпохальный провал. В последовавшие годы он мастерски скрывал от нее свое состояние, переживая горе в себе, тем не менее вред Мии он уже нанес. Дочь знала, что смерть Софии подкосила отца бесповоротно.
Альма продолжила:
– У меня сложилось впечатление, что вы оба сейчас переживаете непростые времена.
– Ты о чем?
Она постучала пальцами по подлокотнику.
– Ты, наверное, слышал, про теорию, которая гласит, что близкие люди как бы вибрируют… э-э… на одной частоте. Так возникает между ними связь, и так они находят в этой жизни друг друга. И Софию ты встретил не случайно. Ваши души вибрировали на одной частоте. Очевидно, что между тобой и Мией существует крепкая связь – на это есть куча причин, – и вы тоже находитесь на одной волне. Что, если, помогая себе, ты сумеешь помочь Мии? Представь, что было бы, если бы музыканты твоей группы начали играть вразнобой? Какая тут гармония! Я понимаю, не мне давать советы. Сама не могу до сих пор наладить нормальные отношения с братом и матерью… но вдруг ты поможешь дочери, как бы перенастроив себя, а значит, и ее на правильную волну? Попробуй достучаться до того парня в себе, который когда-то любил музыку. Я вижу его. Он все еще там и хочет вырваться на свободу.
– О боже. Не в бровь, а в глаз. В Испании так принято? Как погляжу, у вас тут в порядке вещей лезть людям в душу.
– Ты прав. По крайней мере, в моей семье. И я думала, ты любишь откровенные разговоры. Это мне в тебе и нравится. – Она улыбнулась, и Бакстеру показалось, что он знал ее всю жизнь. По правде говоря, выслушав Альму, он вспомнил Алана. Тот тоже видел его насквозь.
Альма сделала глоток вина.
– Ты переживаешь, что Мия не может забыть маму, не спит по ночам, не слушается, – и при этом, пожалуй, упускаешь самое главное. Все, что ей нужно, – это ты. Ты должен убедить дочь, что после смерти близкого человека жизнь продолжается.