– Солнышко, мне больно тебе об этом говорить, но, похоже, поместье выставлено на продажу. Возможно, в следующий раз навещать всех придется в другом месте.
Мия застыла.
– Что?
– Понимаю, все это… очень грустно. Но жизнь идет своим чередом.
Мия надула нижнюю губку, и его сердце сжалось. Конечно, дом всего лишь объект недвижимости, однако это место вдохнуло в нее новую жизнь. Возможно, Мия видела в нем не только дом, где собирались испанские родственники, но и место, где продолжала жить ее мама.
– То есть мы сюда никогда не вернемся? – Еще чуть-чуть, и она заплачет.
– Похоже на то. – Бакстер лихорадочно думал, как бы смягчить нанесенный дочке удар. Когда-то он обещал Мии, что, едва дела на работе наладятся, они непременно заведут щенка. Может быть, хоть эта новость заставит ее улыбнуться…
С другой стороны, пытаясь заткнуть дырку в тонущем корабле щенком, Бакстер лишь распишется в собственном бессилии, словно маленькая собачка со смешными ушами способна решить все их проблемы. Тогда уж можно посадить оливковое дерево на заднем дворе в Гринвилле и начать печь тортильи, как у Эстер. И вообще, чего мелочиться, лучше сразу установить в гостиной картонные фигуры Альмы и Эстер в полный рост.
И это он еще не поделился самой печальной новостью – о болезни Эстер. В чем тогда искать спасение?
Бакстер погладил дочку по волосам.
– Мне тоже очень грустно. Я, как и ты, мечтал вернуться сюда. Но не важно, куда они все переедут, мы обязательно их отыщем и навестим. Как ты на это смотришь?
Мия сидела с опущенными плечами.
– Хорошая идея.
Бакстер ущипнул ее за щеку.
– Ты сильная девочка. Намного сильнее меня.
– Ага, – ответила она безразличным тоном.
– Так и есть, – сказал Бакстер, убирая руку от ее лица. – Как насчет песенки на ночь?
Мия еле заметно кивнула.
– Угу.
Песенки – это единственное, что у него в жизни получалось хорошо. Правой рукой он поймал нужный ритм и стал наигрывать старую мелодию. Мысли его при этом блуждали где-то далеко.
Что подумает Мия, если узнает, что он поцеловал Альму? Или что он испытывает к Альме чувства? Чувства к сестре Софии!.. Он не признается в них под страхом смертной казни. Хватит и того, что обо всем догадалась Эстер.
Когда Мия зевнула, Бакстер начал петь «Песенку единорога», из последних сил держась на припеве:
Наша Мия засыпает,
О бабочках она мечтает.
Хорошо с утра проснуться,
Маме, папе улыбнуться.
Наконец, Мия уснула. Первый раз эту песенку они исполнили вместе с Софией. «Хорошо с утра проснуться, маме, папе улыбнуться».
А они есть у ребенка, мама и папа? Или есть только окончательно павший духом отец, который обманул ожидания жены и дочери? И какая роль отведена Софии? Где она? В этой комнате? Сегодня он ее присутствия не ощущал. Они с Мией остались вдвоем.
Не выпуская гитару из рук, Бакстер какое-то время смотрел на спящую дочь. Альма в свою комнату еще не поднялась, и встречаться с ней желания у него не было. Он не хотел обсуждать болезнь Эстер и продажу имения. Он не хотел притворяться, что все отлично и что он не нашел запись, доказывающую преступления ее брата. Не хотел делать вид, что не забронировал номер в мадридской гостинице, чтобы сбежать из имения пораньше.
Грудь Мии вздымалась и опускалась в такт дыханию. Он смотрел на ее красивое лицо, дороже которого не было в целом мире. За что ей все эти страдания? О чем думает бог? Бакстер ударил по струнам и запел:
– Ты отнимаешь все, ты отнимаешь все…
«Что я делаю?» Он оторвал пальцы от струн.
– Что со мною происходит? – спросил он пустоту.
Бакстер взял минорный септаккорд.
– Что со мною происходит? Прошу, ответь, услышь меня.
Он помолчал, словно все еще надеялся услышать ответ.
– Со мною что-то происходит, хотя давно понятно что.
Бакстер дотронулся до выглядывающего из-под одеяла большого пальца ноги Мии. Что их ждет? И в силах ли он что-либо изменить?
Он снова коснулся струн, точно искал в них ответ или подсказку, надеясь, что нужные слова вот-вот придут.
И они пришли… Слова Эстер, которые она сказала ему сегодня.
– В моем возрасте нет смысла притворяться, – пропел он тихо.
И вдруг словно черно-белая пелена слетела с глаз. Как будто сковывавшие тело цепи, наконец, пали. Внутри что-то проснулось, и слово «правда» вырвалось наружу, прозвучав неожиданным откровением. Сегодня, когда Эстер умоляла его не говорить Альме о записи, Бакстер точно в зеркале увидел, на какую опасную дорожку может завести ложь. Его осенило. Сказав только что Мии правду, он наконец разорвал порочный круг.
«Больше никаких секретов. Никогда».
Перед глазами замелькали воспоминания. Затем Бакстер подумал об Альме, и, словно по мановению волшебной палочки, появились строки.
– В этом мире иллюзий полюбил я тебя, но не знал, что ты тоже видение. – Слова и мелодия рождались сами собой. Кто-то играл вместо него, а Бакстер лишь отдался на милость нового господина, стал марионеткой для величайшего из композиторов, который в это мгновение смотрел на него сверху.
Когда песня закончилась, шлейф от стихов все еще висел в воздухе. Бакстер вдруг ясно увидел всю картину. После смерти Софии, можно сказать, он и не жил, очутившись в ловушке созданного собственным воображением мира. А Альма… она была не более чем видением, которым он лихорадочно пытался заполнить пустоту, появившуюся в его сердце после ухода Софии. Что ж, по крайней мере, он вовремя одумался… и это вселяло надежду.
– София? – позвал он тихо, подозревая, что начинает сходить с ума. – София, где ты?
Глава 29Правда – змея
Бакстер проснулся от сковавшего его страха. Во сне он пытался за что-то ухватиться, и когда открыл глаза, понял, что сжимает в кулаках белую простыню. Солнце светило в окно, рисуя на постели ровную линию. Семь утра. Он осторожно повернулся на бок и глянул на Мию. Девочка безмятежно проспала всю ночь.
Сердце сжалось, когда Бакстер подумал, что ей предстоит узнать сегодня. И все же другого выхода нет. Он еще никогда и ни в чем не был настолько уверен.
Правда.
Хватит беспокоиться, ограждать ребенка от жизни и пытаться все исправить. Настало время для истины. Как он мог требовать от Эстер признаться во всем Альме, когда сам утаил от Мии правду о болезни бабушки? Допустим, он продолжит делать вид, что обменял билеты на другой рейс. Но Бакстер еще не забыл, какой маленькой и беззащитной показалась вчера Эстер. Черт, у него самого уже появились ранние признаки проблем с сердцем. Похоже, он повторяет ошибки Эстер.
Какой бы тяжелой ни была правда, порой это единственный способ все исправить. А что, если Мия вообще больше никогда не увидит бабушку? Может быть, это последний шанс обнять Эстер покрепче и попрощаться с ней без спешки. Мия имеет на него право. Бакстер многое бы отдал сейчас, чтобы заново прожить те последние дни с Софией, смакуя каждую секунду.
Сколько же дров он наломал, пытаясь справиться с горем и игнорируя очевидное! Список допущенных им ошибок был внушительным, но самую большую глупость он допустил, поверив, что неравнодушен к Альме. И как можно было пойти на попытку тайком увезти Мию сегодня утром?
Да, промахов он допустил в жизни немало. Хорошо бы хоть сейчас поступить по совести. Как сообщить Мии о болезни Эстер? Будет тяжело… скорее всего, почти так же тяжело, как в тот момент, когда он пытался поведать малышке о гибели мамы. Но, так или иначе, он был исполнен решимости сегодня же все рассказать дочери и надеялся, что Эстер в этот момент будет рядом.
Когда Мия открыла глаза, он убрал с ее лба непослушную челку и поцеловал в лоб.
– Доброе утро, моя маленькая принцесса.
– Доброе утро, папочка, – сказала она с грустью в голосе.
– В чем дело?
– Я не хочу завтра уезжать.
Он постарался собраться с мыслями и подыскать правильные слова.
– Я тоже не горю желанием уезжать. Но выбора у нас нет.
– Я знаю.
– Поэтому пусть сегодняшний день станет идеальным, – она кивнула. – Все в наших руках. Сделаем его самым запоминающимся днем нашего путешествия.
Неприятные мысли, связанные с решением сообщить Мии плохие новости, не выходили из головы даже тогда, когда они спускались по лестнице на кухню, из которой доносился аромат кофе и запах горящих дров. Мия уже сейчас в подавленном состоянии, а вдруг станет еще хуже? Тем не менее прятать от нее правду дальше нельзя.
Когда они вошли на кухню, Альма и Эстер что-то напряженно обсуждали. Альма улыбнулась ему, а он сразу отвел глаза, промямлив некое подобие «доброго утра».
Мия взобралась на стул рядом с Эстер и исполненным печали голосом сказала:
– Доброе утро, йайа.
Эстер положила руку ей на спину.
– В чем дело, pobrecita [34]?
– Грустит, что скоро уезжать, – ответил Бакстер за Мию, которая была не расположена к разговорам. – А еще я ей сообщил, что вы продаете дом. – Он достал два стакана и налил в них воду.
Обе женщины тяжело вздохнули, продемонстрировав Мии, которая сидела с понурой головой, безоговорочное сочувствие.
Альма подошла к столу.
– Поэтому я хочу, чтобы сегодняшний день стал особенным, и кое-что придумала. – Альма уже читает его мысли? Бакстер только что говорил об этом с Мией.
– Особенным? – Мия с трудом подняла голову, словно на шее висел тяжелый груз.
– Нельзя приехать в Испанию и не побывать на Средиземном море. Мое любимое место на этой земле находится в часе езды отсюда. Называется оно Хавея. Там замечательные игровые площадки и красивое побережье. Мм, а какое там мороженое! Ты сможешь снять обувь и походить по песку босиком. Что еще надо для счастья?
Мия недоверчиво подняла голову.
– Я думала, ты очень занята на работе.