– С Мией все будет хорошо, где бы она ни находилась. – По какой-то причине он верил ей. Девушка-видение. А вдруг все, что она говорит, ему только кажется?
Официант принес миску с оливками и шесть больших запеченных сардин. Одну из них Альма положила на тарелку Бакстеру, вторую положила себе. Тоже пребывая в задумчивости, она притихла и замкнулась в себе.
Бакстер решил не лезть к ней в душу, поэтому спросил:
– И как это есть? – Пожалуй, для них обоих лучше делать вид, что поцелуя не было.
Альма ловко отделила верхнее филе и извлекла косточки из оставшейся части. Бакстер повторил операцию, взял в рот кусочек рыбы и поразился, насколько хорошо ее солоноватый вкус гармонировал с verdejo.
– Серьезно?! – воскликнул он. Невероятный вкус вернул его в реальность.
Альма лишь хихикнула в ответ.
– А я говорила.
Видит бог, он будет скучать по этой жизни.
Покончив со второй сардиной, Альма сделала глоток вина.
– Ты очень хороший человек, Бакстер-на-все-руки. И воспитал чудесную дочь. Хватит корить себя.
Он вытер рот салфеткой.
– Согласен. С сегодняшнего дня это станет моей главной задачей.
– Рада слышать.
Они обменялись долгим взглядом. Как живые, возникли мгновения, проведенные вместе за последние несколько дней. Бакстер не мог не признать, что Альма перевернула его жизнь. И даже если в Испанию его привела София, эстафету приняла именно Альма. Она помогла ему почувствовать дух Испании. Отдала ему гитару своего отца и приобщила его к музыке фламенко. Опять-таки благодаря Альме он понял, что не все в жизни можно исправить. Как бы она ни любила свое поместье и какой бы глубокой ни была ее связь с этой землей, она смиренно приняла решение двигаться дальше. Ее отказ от борьбы был достоин восхищения.
– Иногда в жизни важно просто смириться, правда? – Он говорил не с Альмой.
Она не поняла, что Бакстер обращается не к ней.
– Ты о чем?
– Ведь здорово, что ты способна отказаться от поместья, не изводя себя. Я видел, как ты горишь делом, а сейчас легко все отпускаешь. Я даже не думал, что так можно. Твой пример вдохновляет, Альма.
– Спасибо! – Она любезно приняла комплимент.
– За эти десять дней в Испании я уяснил для себя, что надо уметь отпускать ситуацию, – продолжил он. – Нельзя постоянно контролировать происходящие вокруг нас события. Мы не в состоянии написать сценарий нашего будущего. Иногда нужно перестать хвататься за призрачные надежды. – Бакстер поднял палец, подумав про свое увлечение музыкой. – И в то же время есть вещи, на которые мы в жизни опираемся. И мне кажется, ты хорошо знаешь, куда надо двигаться.
– Здесь ты не ошибся, – сказала она, продолжая вертеть бокал в руке с лукавой улыбкой.
Счастье. Его охватил неожиданный прилив счастья, словно вдруг открылась какая-то истина. София, скорее всего, простит ему ошибки, в том числе поцелуй с Альмой. Не исключено, что он и сам должен простить себя – за все. Прелесть ситуации в том, что еще есть время изменить свою жизнь; он спохватился до того, как стало слишком поздно. Теперь Бакстер знал, как поступить. Он должен сделать шаг назад и переосмыслить собственную жизнь.
Переосмыслить их с Мией жизнь.
Жизнь в элитном поселке.
Мия добралась до середины пирамиды и висела на канате. Поддавшись порыву, Бакстер, как только что вылупившийся из скорлупы цыпленок, вскочил с места.
– Сейчас вернусь.
Он побежал по песку к пирамиде, чувствуя себя таким же свободным, как в тот вечер в пещере, улыбнулся Эстер и ухватился за красный канат.
– Привет, пап! – крикнула сверху Мия.
– Ну что, кто первый доберется до вершины? – спросил он, начиная карабкаться вверх. Бакстер почувствовал резкую боль в плече, но его уже было не остановить.
– Ты полезешь наверх? – недоверчиво спросила Мия.
– На самую вершину. Присоединяйся.
– Серьезно? – Если ориентироваться на улыбку Мии, то он все делал правильно.
Весело хохоча, девочка начала взбираться наверх. И вот они карабкаются вдвоем, отец и дочь. Ступенька за ступенькой. К вершине, к новой жизни.
Уже наверху, когда они стояли, держась за верхний канат, он наклонился и поцеловал ее в макушку.
– Вот это, я понимаю, жизнь!
Они смотрели вокруг, поглощенные открывшейся их взору панорамой: бескрайнее море и высокие скалы под покровом ярко-голубого неба. Впервые с того дня, как умирающая София позвонила ему с парковки три года назад, он ощутил детскую беззаботность.
– Теперь все изменится, солнышко. Мы вернемся в Южную Калифорнию и начнем новую жизнь. Обещаю не работать так много. Хватит откладывать жизнь на потом. Клянусь, все изменится. Прости, что долго отсутствовал. Теперь я вернулся и смотрю на мир новыми глазами.
– Что ты имеешь в виду?
– Не будет больше никаких оправданий. Мы приедем в Гринвилл, и все станет по-другому. Никакой работы по выходным. Никаких ужинов на ходу. Никаких типовых домишек. Мы вернем в жизнь размеренность. Привезем с собой частичку Испании в Южную Каролину.
Мия смотрела на него, как на сумасшедшего.
Кажется, только что он написал худшую на земле песню в стиле кантри. «Никакой работы по выходным. Никаких ужинов на ходу».
Бакстер рассмеялся про себя.
– Я пытаюсь сказать… что эта поездка изменила меня, и домой ты вернешься с новым отцом.
– Я не против, – ответила Мия с озадаченным видом.
Бакстер посмотрел на столик, за которым он оставил Альму. Оказывается, она пошла следом за ним и уже сидела рядом с Эстер. Они обе наблюдали за ним и Мией с широкими улыбками. Бакстер поочередно посмотрел на их лица и решил, что будущее поместья не его ума дело. Раз время пришло, значит, так тому и быть.
Глава 31Тайны мадридского двора
– Мне нужно поговорить с вами обоими, – прошептала Эстер в фойе, положив сумочку на длинный изящный столик. Они только что вернулись из Хавеи, и Мия убежала в туалет.
Бакстер посмотрел сначала на Альму, потом на Эстер.
– Хорошо.
Стараясь говорить тише, Эстер сказала:
– Попробую уложить ее в мою постель. Пусть посмотрит пока какой-нибудь фильм. А мы спокойно пообщаемся.
Бакстер неожиданно разволновался. С одной стороны, он был рад, что Эстер нашла в себе храбрость рассказать дочери правду и скоро все тайное станет явным, с другой – понимал, что последний вечер в Испании обещал быть непростым.
Когда Эстер разрешила Мии взять Пако и посмотреть фильм в ее постели, девочка пришла в неописуемый восторг. С телевизором не могли конкурировать даже конфеты и щенки.
Мия с бабушкой поднялись наверх, а Альма с Бакстером сели за маленький столик на кухне.
– Что вообще происходит? – спросила она.
Бакстер встретился с ней взглядом и решил не юлить.
– Думаю, речь пойдет о будущем.
Кивнув, Альма взяла из миски апельсин, проткнула пальцем кожуру и начала его чистить.
– Все будет хорошо, Бакстер. Помни, вы с Мией не одни. Мы всегда будем рядом.
– Спасибо. Я больше не боюсь, что Мия узнает правду.
Пока они ждали возвращения Эстер, вихрь недомолвок кружил между ними, вызывая у Бакстера желание нажать на паузу и спрятаться в шкаф. Они обсудили урожай. Альма сказала, что сбор плодов закончится уже через несколько дней и что год выдался на редкость плодородный. Работники сплотились и совершили последний рывок.
И хотя Бакстер нисколько не сомневался в ее искренности, разговор был не более чем попыткой обойти щекотливые темы. Будь здесь Мия, она точно не стала бы церемониться: «Вы двое, неужели нельзя поговорить по-человечески? Папа, скажи ей, что у тебя на уме. Нельзя ведь так просто уехать. Извинись, если тебя мучает совесть». А потом она обратилась бы к Альме: «Признайся, что тебя к нему не тянет и ты позволила поцеловать себя в пещере лишь потому, что поддалась магии момента».
– Еще никогда масло не было таким вкусным. Возможно, из-за того, что это наш последний урожай, – пожала плечами Альма. – И в масле есть вкус… э-э… последнего аккорда. Мой отец, человек далеко не идеальный, оставил заметный след в мире оливкового масла, и я знаю, он бы гордился сейчас. Нет, не мною – тем, какой путь прошла наша семья, чтобы достичь сегодняшних высот. Конечно, отец расстроился бы, узнав, что мы продаем землю этим gilipollas [35], но он понял бы, что пришло время. И смирился бы. Ничто не вечно.
А вдруг она и думать забыла о том, что произошло между ними в пещере? Вдруг Бакстер все нафантазировал? Альму волновали не поцелуи, а оливковое масло. Надеясь, что она не догадывается о неразберихе, которая бурлила в голове, Бакстер взял себя в руки и ответил:
– Думаю, ты права. Отец очень гордился бы тобой, Альма. Очень.
Альма продолжила сосредоточенно чистить апельсин, всматриваясь в него, как в магический шар.
– Спасибо!
Голова ее была занята совершенно другими вещами. В конце концов, поцелуй – не предложение руки и сердца. Альма, скорее всего, про вечер в пещере давно забыла, а он до сих пор беспокоится, что разбил ей сердце. Боже правый, ему еще учиться и учиться! Нет, она не ждала от него никаких объяснений. Как любой творец, Альма была сосредоточена на своей работе. И в это мгновение Бакстер вдруг понял, что речь вообще не о нем. Какой же он дурак! Бедной женщине предстояло узнать нечто ужасное, а он в эти последние часы в Испании только и делал, что тянул одеяло на себя.
Альма недавно потеряла отца, совсем скоро лишится имущества. А через несколько мгновений ей предстоит узнать, что их грабил собственный брат. При чем здесь вообще Бакстер?
Выкинув из головы тяжелые мысли, он подался вперед и произнес от чистого сердца:
– Я говорю искренне, а не потому, что пытаюсь… ну, подбодрить тебя, что ли… – Когда Альма оторвала глаза от апельсина, он не стал отводить взгляд.
Скоро пришла Эстер и присоединилась к ним за столом.
– Альма, мне надо тебе кое-что рассказать, – начала она.