Замиль АхтарИспивший тьмы
Zamil Akhtar
Dark Drinker
Пролог. Кева
В час джинна холодный южный ветер привел в порт Доруда четырехмачтовый галеон под флагом Принципуса. Учитывая, что я видел ангела собственными глазами, меня встревожило, насколько точно он изображен на флаге. С омерзительными подробностями на развевающемся саргосском стяге были нарисованы один круглый глаз, раздутое тело кальмара и щупальца осьминога. Тот, кто задумал эту эмблему, знал, как мерзок ангел, но все же решил возлюбить его. Отдают ли себе отчет этосиане, насколько отвратительны их боги?
Да и сам галеон вызывал дрожь. Его корпус из дерева и стали возвышался так высоко, что напоминал титана в доспехах, качающегося на волнах. Из орудийных портов на глинобитный город смотрели шестьдесят пушек. Куда более внушительное чудище, чем галеры моего собственного флота, который остро нуждался во внимании. К сожалению, в дюнах Доруда трудно раздобыть древесину.
Как и у ангела, которому он, видимо, со страстью поклонялся, у человека, сошедшего с галеона, был только один глаз. Одет гость был богато для выходца с Запада, лоб и щеки загорелые, как бывает у моряков, и аккуратно постриженная борода, хотя и с несколькими проплешинами. Он даже прилично владел парамейским, хотя, как и мне, ему с трудом давались гортанные звуки. И за болтовней о торговых сделках и возможностях для него и для меня он так и не сказал ничего примечательного. Он пригласил меня выпить жинжи на палубе его корабля, от чего я со всей серьезностью отказался, предпочитая подкрепить репутацию трезвенника, а не потакать слабостям в компании самого хорошо вооруженного купца, которого я когда-либо встречал.
После краткой встречи я вернулся к себе, зажег благовония и закрыл дверь. В угловой нише мягко мерцала свеча, отбрасывая мою тень на Великого визиря Баркама.
– Кто он? – спросил я.
Баркам потер изумрудное кольцо. Единственное, которое я дозволил ему носить. «Можешь оставить остальные кольца, – сказал я, – но тогда твои пальцы буду хранить я». Он больше не носил ни бриллиант, ни рубин, ни жемчуг.
– Я знаю его как торговца и исследователя, – ответил он.
– Зачем купцу шестьдесят пушек?
– Он еще и военный.
Именно этого я и боялся. Саргосцы принесли беду на острова к востоку от Доруда, оспаривая их принадлежность Кашану. Хотя они оставили набоба Коа за главного, все прекрасно знали, что он исполняет их волю, а не волю шаха Бабура. Учитывая, что в Диконди собиралась армада крестейцев, было небезопасно позволять могущественным союзникам империи свободно бороздить мои воды.
– Ты должен позволить ему заниматься своими делами, – сказал Баркам, пригладив кипенно-белый кафтан. Визирь никак не мог перейти на простые ткани и цвета, которые я внедрял при дворе, но я ценил, что он хотя бы пытается.
– Послушать тебя, так я должен позволить этосианскому военному кораблю пройти по моим водам?
– Послушай голос разума. У нас и без того полно врагов. Если ты сейчас спровоцируешь саргосцев, они попытаются задушить твое правление в колыбели. А у них полно золота, чтобы умаслить твоих врагов и переманить твоих друзей, тем более что им благоволят банкиры из Дома Сетов.
Люди с золотом меня не тревожили. Меня волновали обладатели золота, оружия и честолюбия.
– Я слышал, саргосцы теперь имеют большое влияние при дворе в Гиперионе, именно они как кукловоды правят в Крестесе.
Об этом во время нашей встречи в Мерве мне сказал Айкард.
Баркам поерзал на подушке, его напомаженная голова блеснула в свете свечи.
– Я слышал то же самое. Но это не значит, что мы должны слепо враждовать с ними. Мы еще не готовы дать им отпор, да и они, похоже, не хотят наживать себе врага, учитывая, что мы контролируем канал Вахи – жизненно важный для них путь к Восточным островам.
– Тогда кто, если не они, стоит за крестейской армадой, собирающейся в Диконди?
– Какой-нибудь влиятельный экзарх, патриарх или даже сам император. Я как раз выясняю подробности через своих лазутчиков.
Да, его шпионы весьма полезны. В том числе и по этой причине я не водрузил его голову над воротами Изумрудного дворца в ту ночь, когда отбил у него дворец.
В дверь постучали.
– Султан, к тебе пришла женщина, – сказал стоящий на страже абядиец, которого я отобрал и подготовил лично.
– Что за женщина?
– Утверждает, что она твоя жена.
Великий визирь встал с проворством юноши:
– Можем продолжить разговор о саргосцах после того, как ты с ней встретишься.
С чего вдруг сюда явилась Лунара?
Выходя из комнаты, Баркам покосился на нее – можно подумать, я этого не заметил. Она сняла маску с глаз. В угасающем свете свечи глаза цвета морской волны сияли, в них хотелось утонуть.
Трепет сердца наполнил меня страхом.
– Зачем ты пришла?
Ее кожа стала белее, как будто теплые краски Сади выцвели и теперь возобладал лед Лунары. Даже волосы, когда-то огненно-рыжие, сейчас больше напоминали едва тлеющие, присыпанные пеплом головешки.
Лунара вытащила папирус из кармана кафтана цвета нефрита и вручила его мне дрожащими пальцами.
«Михей знает, где твой сын», – было написано там на сирмянском незнакомым корявым почерком.
– Что это? – Увидев имя человека, убившего мою дочь и разрушившего мой дом, я с трудом подавил гнев. – Говори же, или ты дала обет молчания, как этосианская монахиня?
– Трудно описать мои чувства, – ответила она голосом Сади, но с тем же акцентом казарм, как у меня, а не с напевным дворцовым говором Сади.
Я не мог показать этой незнакомке ту детскую нежность, которую испытывал к ней. Не мог ей доверять. Мне с самого начала не следовало ей доверять.
– Пусть сейчас уже за полночь, у меня есть неотложные дела. Султан никогда не спит. Объясни, почему ты прошла через свои катакомбы, только чтобы отдать мне эту записку.
Лунара расхаживала между моим столом и фреской с изображением святого правителя Назара во главе разношерстной армии верующих. Одна из немногих фресок в Изумрудном дворце, которая мне нравилась, поэтому я и выбрал эту комнату в качестве своего кабинета.
Когда Лунара проходила мимо меня, я схватил ее за руку и притянул к себе. Даже через ткань кафтана я почувствовал холод ее кожи. Неужели весь огонь Сади выгорел?
– Я не собираюсь играть в игры, Лунара. – Я поднял листок. – Что это значит? Тут говорится именно о том, о ком я думаю?
Ее веки дрогнули, и она кивнула.
– Поначалу я не хотела в это верить. Твердила себе, что такого не может быть.
– Продолжай.
Теперь я вспомнил, что ей бывает трудно объясниться, когда мысли бегут впереди языка. Как в тот раз, когда, еще совсем юной, она нашла новый рецепт кашанской халвы с манго.
– Чем больше я об этом думала, тем сильнее убеждалась, что записка предназначалась мне. Нам.
– Нам?
– Там написана правда, Кева. Наш сын жив. И Михей знает, где он.
Баркам сказал мне, что Михей Железный мертв. Император Иосиас вывесил его голову над входом в самый большой собор Гипериона.
– О чем ты говоришь? – Я не понимал, что и думать. Принять ее слова всерьез или решить, что она помешалась. – Я точно знаю, что Михей мертв.
– Да. Но наш сын жив.
– Ты же говорила, что он умер. Ты сказала, что…
– Я знаю, что сказала. Но вдруг я ошиблась? Вдруг дэвы правы?
– Так тебе это дал джинн? – Я смял листок. – Это уловка. Ловушка.
– Я тоже об этом подумала. – Она схватила меня за руку, вливая в ладонь холодок. – Есть только один способ узнать, правда это или нет. Но я не стану ничего делать без твоего согласия.
– Есть способ узнать, жив наш сын или нет?
Лунара кивнула:
– Спросить у Михея.
– Спросить у мертвеца?
– Мы вернем его к жизни, как вернули меня.
Я засмеялся, хотя никогда не слышал ничего печальнее.
– Разве не очевидно? Ради своих коварных целей дэвы хотят, чтобы ты оживила этого ужасного человека, и используют нашего сына, чтобы дергать тебя за ниточки. Это ложь.
– А если нет? А вдруг, когда я отдала мальчика Дворцу костей, тот что-то сделал с ним и отрыгнул обратно в наш мир?
Мне хотелось впиться ногтями в ее горло за то, что нарисовала этот ужасный образ. Как она посмела отнять у меня сына и принести его в жертву злу? А теперь, мучаясь от заслуженного чувства вины, собралась вернуть Михея и исполнить замысел какого-то дэва?
Почему я вообще когда-то любил ее? Потому что никто больше не был со мной нежен? Или потому что она ослепила меня и я не видел никого другого?
– Михей Железный мертв. Наш сын мертв. Забудь об этом, Лунара.
Как только эти слова сошли с моего языка, что-то зашептало в темном, бурлящем море души. Я не сумел убить Михея в Лабиринте, хотя стрелял в него из аркебузы Джауза. Я даже выпустил в него проклятую Слезу Архангела. После той судьбоносной схватки прошло уже пятнадцать месяцев, но как будто это было вчера, а может, тысячу лет назад. Куда он делся после этого? Чем занимался?
И каким образом мерзавец наконец-то издох?
0. Михей
Пятнадцать месяцев назад,
далеко за Юнанским морем…
Вход в подземелье озаряло солнце. Я слишком давно не видел его света, и оно ослепило меня своей красотой. Почувствовав, как его тепло прогоняет боль, я словно оказался в раю. Надеюсь, я больше не буду относиться как к должному к таким простым радостям.
– Здесь я тебя оставлю. – Элли остановилась у входа в пещеру. – Ты точно не хочешь, чтобы я восстановила руку?
Я тронул железный обрубок.
– После всего случившегося я, пожалуй, предпочту отказаться. – Рука оставалась холодной, каким и должно быть железо. – Что насчет нашего ребенка? Ты говорила…