Толпа плевалась в него ненавистью, смеялась над ним и кидала гнилые яблоки и фиги. Грохот стоял оглушительный.
– Правосудия! – ревела толпа. – Правосудия!
В этих криках я не слышал Мару. Пришлось поднести ухо к ее губам.
– Это грязная затея Васко, – сказала она.
Толпа уплотнялась, и вскоре мы вчетвером оказались среди обширного потока разъяренных крестьян, купцов и уличных торговцев. Я всегда знал, что жители Гипериона в полной мере наслаждаются публичными зрелищами, даже если иногда это приводит к давке, в которой гибнут десятки человек. В такой огромной толпе все могло окончиться и гораздо печальнее. Сотни лет назад, когда были популярны гонки на колесницах, народ сжигал города и даже свергал императоров, когда их любимая команда проигрывала.
Я надеялся, что присутствующие на казни не будут так неистовствовать.
Дверь часовни Лена открылась. По ступенькам небольшого куполообразного здания спустился знакомый священник и подошел к виселице. Его седая борода блестела от масла, а одно ухо отсутствовало – моими стараниями. На священнике была шелковая ряса кремового цвета, а на головном уборе со шлейфом вышита эмблема Архангела в виде одиннадцати крыльев.
Патриарх Лазарь воздел руки. Он стоял лицом не к нам, а к зрителям с другой стороны стены, в квартале Ладонь, где жили высокородные.
Толпа притихла.
– Решение казнить этого человека было принято после глубоких раздумий, – сказал патриарх. – Ваш государь, император Иосиас, Меч и Щит этосианской церкви, приберег это наказание только для самых черных душ, омрачающих даже небо, под которым они живут. Этот человек виновен в измене, предательстве, прелюбодеянии, изнасиловании, разбое и многих других преступлениях, и, если бы я стал перечислять все, цветы в саду часовни завяли бы раньше, чем я закончу.
Как благородно с его стороны опустить самые злейшие мои преступления: как я зарезал наложниц и детей шаха, убил своего брата Зоси с помощью кровавой магии.
– В нашем мире человек может умереть лишь единожды, – продолжил Лазарь. – Но в загробной жизни он умирает множеством смертей, причем таким странным и жестоким способом, что и вообразить невозможно. Те, кто пострадал от деяний осужденного Михея, сына Тенвана, трактирщика из города Иора, найдут истинное правосудие не здесь, а в зале суда Принципуса.
Здесь они точно не найдут правосудия, это верно. Потому что человек на виселице – не я. Как удалось найти кого-то настолько похожего?
Разве что это колдовство. Может, человек на виселице поменял личину?
Но глаза у него точно были как у меня. Не считая более светлой кожи, между нами невозможно было заметить разницы. Хотя я плохо знаю свою внешность.
– Именем императора Иосиаса и моей властью патриарха этосианской церкви приговариваю этого человека к смерти через повешение. Мы отправляем его на суд Архангела.
Люк открылся. Приговоренный упал, и его шея громко хрустнула. Зеваки по обе стороны стены радостно заулюлюкали.
Безжизненное тело Михея, сына Тенвана из города Иора, раскачивалось на утреннем ветерке.
8. Васко
Когда с фарсовой казнью было покончено, над городом собрались тучи. И я увидел на сером небе мерцающую туманную звезду.
«В Ступнях», – сказал мне узор из огней, и это все, что мне нужно было узнать. Скорее всего, глазу Красного Иона непросто следовать за ними в ту часть города, не рискуя быть подстреленным из арбалета или выклеванным воробьями.
Я повернулся к Двум Аркебузам.
– Мара и Михей где-то в Ступнях. Иди туда и отыщи их, но осторожно. – Я махнул шестерым остальным. – И вы тоже.
– Капитан, ты будешь совсем один. – Две Аркебузы поморщился. – Мне не нравится оставлять тебя с этими… мерзавцами.
– Я справлюсь. Имей в виду, Две Аркебузы, – никакого насилия. Если Михей от них не отступится, дай мне его уговорить. Устрой нам встречу в часовне Лена. В любом случае я буду ждать тебя там.
Все священники, лорды, евнухи и прочие люди, собравшиеся, чтобы насладиться казнью, теперь обернулись, восторгаясь туманной звездой, которая, вероятно, еще некоторое время продолжала мигать.
– Это знак, – сказал какой-то священник. – Архангел нами доволен. Это значит, что мы загладили зло, сотворенное Михеем Железным.
Я лишь усмехнулся себе под нос. Нет никакого знака, а есть торгаш-альбинос, а также зеркала и линзы, с которыми он любит играть.
Сад наполнили молитвы и песнопения. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть. Передача «Михея» позволила мне занять достойное место здесь, среди выдающихся людей империи. И все же выносить их недальновидность и глупость непросто.
Отказ императора оказался горькой пилюлей. Раз он не пожелал принять наши золотые объятия, тогда я навлеку на него все самое ужасное, что сумею. Постараюсь сделать все возможное, чтобы город зимой голодал. Чтобы лордам в Ладони ради выживания пришлось обгладывать крысиные кости. Долго ли тогда они будут верны своему босоногому императору?
Пока я замышлял недоброе, ко мне подошел человек в сверкающей пурпурной тунике, поверх которой была накинута еще более яркая пурпурная тога. Он маскировался старательно, но я все же заметил проступившие у него в кармане латианские четки.
– Ты знаешь хорошего врачевателя зубов, Васко? – Лаль разинул рот, открыв чередующиеся золотые и платиновые зубы. – Болит вот тут, видишь?
– Здешние врачеватели зубов тебе не понравятся.
Изнеженный банкир вздернул подбородок:
– Ну хоть вино здесь хорошее. Только зубы портит.
– Так пей меньше.
– Я пью, когда волнуюсь. Когда услыхал, что Иосиас отхлестал тебя по щекам, выпил целый кувшин. Убедить Дом Сетов поддержать эту авантюру было непросто. Моя жизнь, жизнь моих женщин и детей – все служит залогом. – Он приблизил свое смуглое лицо к моему. – Как и твоя жизнь, и жизнь твоей женщины с ребенком. Не забывай об этом.
Я даже не моргнул.
– По-твоему, с кем ты разговариваешь?
– С человеком, давшим мне обещание в доме удовольствий в Вахе, за чаркой хорошего вина. С тем, кто заразил меня своей мечтой завоевания не с помощью солдат, а с помощью купцов. С тем, кто не кажется мне целеустремленным. Кто вместо того, чтобы гнаться за этой мечтой, погнался за женщиной.
Лаль не ошибался. Преследование Мары поглощало большую часть моего внимания. Если бы я получше продумал свою речь и лучше разобрался бы в человеке, к которому пытался взывать, я сумел бы убедить Иосиаса.
Я подставил Компанию под удары стрел его ханжества. И цена моей ошибки для наших акционеров и влиятельных банкиров вроде Лаля может оказаться фатальной.
– Да, мне был нанесен удар, – сказал я. – Но ты меня знаешь, Лаль. Я не отступаю. – Я вспомнил, что говорил мне Михей. – Настойчивость открывает много замков.
– Иосиас – не какая-то потаскуха, с которой ты настойчиво пытаешься переспать.
– Потаскуха и есть. Я владею тем, что он хочет получить, просто он этого не понимает. Дай время, и я заставлю его понять.
Лаль стиснул четки в кармане.
– У тебя есть время до зимы. И уже холодает.
К нам приближался еще один человек, и это побудило Лаля уйти. Незнакомец носил роскошные серебристые усы. Когда он улыбался, лоб и щеки становились розовыми и округлыми.
– Мы не имели удовольствия познакомиться, – произнес он на саргосском, протягивая мне руку. – Я Роун, экзарх Семпуриса.
Я ответил на рукопожатие:
– Я…
– Капитан Васко деи Круз из Компании Восточных островов. Я с большим удовольствием выслушал твое вчерашнее предложение.
– Ты был в зале?
– В глубине. Раньше я занимал гораздо лучшее место.
Да, в свое время он был великим герцогом Крестеса, это все равно что быть визирем при шахе. Но после неудачи в Сирме Иосиас сместил его с этой должности.
– Ты довольно хорошо говоришь на саргосском, – заметил я.
– Я украл свою первую жену с вишневой плантации на вашей стороне континента, – опять улыбнулся он. Несмотря на возраст, черты лица за серебристыми усами были мягкими. – Осмелюсь сказать, что это она сделала меня тем, кто я есть. Пусть я крестеец по крови, но сердцем наполовину саргосец.
– Странно это слышать. Мне известно, что семпурийцы не особенно приветливы с чужаками.
Роун хмыкнул:
– Гордость всегда была величайшей слабостью моего народа. Мой отец говорил: «Наша кровь течет с самой горы Дамав». Разумеется, он лишил меня наследства. Отказался даже поцеловать своих наполовину саргосских внуков.
– Тогда как же ты стал экзархом?
– В самом деле как? – ухмыльнулся он. – У меня есть для тебя загадка. Трое поднимаются на самую высокую гору на свете. Один начинает с подножия, другой с середины, а третий – почти на самом верху. Кто из них дойдет до вершины?
Никогда не любил загадки, хотя эта несложная.
– Тот, кто начинает с подножия. Проходя трудный путь, он учится забираться наверх.
Роун кивнул, подняв брови:
– Ты единственный, кто ответил так. Но ответ неверный.
– Тогда кто?
– Тот, который начинает посередине. В отличие от начинающего наверху, он научится карабкаться вверх. Но, в отличие от того, кто начинает с подножия горы, ему некуда отступать. Он либо поднимается, либо падает.
– И у него сразу есть преимущество.
Роун поднял палец:
– Да, есть.
– Так ты представляешь себя человеком посередине?
– Я? – Роун покачал головой. – Я всего лишь старик. В свои зрелые годы я философ, который наслаждается вином в своем саду. Восходить на горы – дело молодых и, осмелюсь заметить, глупых.
Это он про меня?
– Кстати, о горах. Я хотел бы, чтобы ты увидел Дамав, – продолжал он. – Наши ученые говорят, что гора так высока и так наполнена огнем, что пожирает холодные облака, плывущие с ледяных островов, и потому Семпурис круглый год купается в солнце. Даже в самый разгар зимы, когда Пендурум на севере замерзает, наши фермы и виноградники наслаждаются теплыми объятиями солнца. – Он ухмыльнулся и поднял бровь. – Как и Тетис, наш портовый город, который нуждается в некоторых инвестициях.