У этого человека есть таинственный бездонный глаз. Есть войско, есть флот. Есть кровавый маг.
А у меня даже второй руки нет.
– Я не могу защищать вас троих в одиночку, – признался я.
Мара и Ана перестали спорить и обернулись ко мне.
– Вам нужна помощь кого-то более могущественного, – сказал я. – Идите в Сердце, ищите убежища в соборе Апостола Партама.
Мара покачала головой:
– Ты думаешь, Васко не сможет подкупить половину духовенства своим золотом и рубинами?
– Сможет, но другая половина вас защитит.
– Нет. – Мара отвела взгляд, и в голосе послышалась горечь. – Они не защитили даже своих, когда Черный фронт продавал людей в рабство. Они могли бы купить свободу моих сестер и детей, о которых мы заботились, но перебили цену рубади. Нам не найти убежища в этосианской церкви.
Она права. Но они не могут так жить. Им нужно вырваться из когтей Васко, а он, как гигант, нависает над нами.
– Я пойду к нему. – Глаза у Мары как будто стали пустыми. – Сдамся. Но прежде я должна убедиться, что где-то позаботятся об Ане и Принципе.
– Нет, – Ана взяла мать за руку. – Мама, не оставляй нас.
– Я пойду с тобой, – сказал Принцип.
Васко запрет Мару в клетку и будет обращаться с ней как с золотым голубем. Уже достаточно плохо, но что будет с Аной и Принципом? Их будут унижать, пренебрегать ими, и, чтобы спасти их, Мара склонится перед Васко, пока не сломается.
Я не в силах смотреть, как эти трое отдадут себя на произвол жестокой судьбы. С меня довольно ее жестокости.
– Постойте. – Я поднял руку, прекращая их спор. – А как насчет Высокого замка?
– Этот человек прибыл сюда, чтобы захватить Высокий замок, – сказала Мара.
– Откуда ты знаешь?
– Васко хвастлив. Он приходил в келью, где держал меня, и говорил о себе, как будто мы с ним старые друзья, не обращая внимания на мои просьбы заткнуться, уйти и оставить меня в покое. А больше всего он говорил о своем выдающемся плане захвата империи и «спасении ее от самой себя».
– Мечтать легко, а сделать куда труднее, – ответил я. – Не важно, сколько у тебя золота, кое-что невозможно купить. В Высоком замке есть люди, всем сердцем преданные императору, и только ему.
И все же Ираклиуса отравил экскувитор. Никто не верен по-настоящему. У всех есть дыры в сердце, для заполнения которых люди пожертвуют всем, даже честью.
– Не можем же мы просто явиться в Высокий замок и попросить комнату, – вздохнула Мара.
Она казалась совершенно измученной.
– Конечно, – согласился я. – Если только у вас нет чего-то, что нужно императору.
– И что же такое нужное может у меня оказаться?
Я пожевал кусочек чеснока, потом отпил немного бульона.
– Правда. О Васко и целях его Компании. И главное – об их связях с колдовством.
– Ты хочешь, чтобы за них взялась Инквизиция?
– Если Васко вступит в борьбу за власть в Высоком замке, то врагов у него так же много, как и друзей. Достаточно только дать дубинку его врагам и наблюдать, как они колотят его за нас. А Инквизиция – неплохая дубинка.
– В итоге мы можем сами попасть под эту дубинку. Игра опасная.
Я указал на Антонио Две Аркебузы, который потягивал пиво, наблюдая за нами.
– Мы уже играем в нее.
Мы остановились у лавки Дамиана. К моему огорчению, тела Архангела у него в продаже не оказалось.
– Ты обещал оставить кусочек для меня. – Кривой улыбкой я показал свое разочарование. – Я собирался сделать тебе предложение, от которого ты не откажешься.
– Вообще-то имперские чиновники запретили и продавать его, и владеть им. Они все конфискуют.
– Мы оба знаем, что это только поднимет цену. Ты в самом деле откажешься от большого мешка золота?
– Я самый законопослушный человек в этом городе. Кроме этого, я побывал в катакомбах под Партамом. Ни за что не попаду туда снова.
Теперь нет сомнений, что тело Архангела – тот самый металл, из которого была выкована моя темная рука. Он выдерживал выстрел из аркебузы почти в упор. Должно быть, в империи поняли, как использовать этот металл.
– У меня есть другие товары. – Алчно улыбаясь, Дамиан указал на медную маску, обрамленную узором из звезд. – Это была маска мага. Он поссорился со своим приятелем-магом из-за… э-э-э… деликатного богословского вопроса. И они сразились на вершине горы, сила молний против силы воды. – Дамиан обернулся к Принципу: – Скажи, мальчик, как ты думаешь, кто победит в битве молнии и воды?
Принцип немного подумал.
– Вода.
– Твой сын умный. – Дамиан улыбнулся шире. – Вода поглощает молнии. Вот почему самое безопасное место в грозу – глубоко под водой. – Он опять указал на медную маску. – Маг воды ударил мага молний приливной волной и сбросил с вершины горы. От его иссохшего тела осталась только эта маска.
Мне хотелось поаплодировать этому человеку за сочинение такой дивной сказки. Было заметно, какое удовольствие от рассказа получает Принцип.
За маской удобно скрывать лицо, поэтому я заплатил за нее серебряными монетами. А Мара купила дочери поддельное изумрудное ожерелье. Дамиан утверждал, что камни выковыряли из глаз легендарного восточного существа, называемого симургом. У этого человека историй больше, чем товаров, это уж точно.
Мы легли отдыхать пораньше. Мара и дети уснули, а я прислонился головой к двери и прислушивался – вдруг кто-то попробует прокрасться к нам.
– Не обращайтесь к Инквизиции.
Сперва я подумал, что это сказала Мара. Но это была Ана, она села в кровати и смотрела в мою сторону.
– Почему?
Она села напротив меня и показала ту часть лица, где от нижней части щеки до шеи спускались ожоги.
– Хочешь сказать, что это сделали они? – спросил я.
Она кивнула.
– Я не понимаю. Для чего Инквизиции тебя уродовать?
Разумеется, Мара рассказала мне не все. Я взглянул на кровать и убедился, что Мара спит. Глаза были плотно закрыты, из уголка губ тянулась слюна.
– Они это сделали, потому что подозревали в моей матери Странницу.
Странники… Это люди, которые утверждают, что помнят свои когда-то прожитые прошлые жизни, что считалось ужаснейшей ересью и преступлением против этосианской церкви.
Кто-то мне говорил, что и Айкард был Странником. Но сам Айкард отрицал это, и я решил не вдаваться в подробности, чтобы не столкнуть его с Инквизицией. Мне совсем не хотелось, чтобы священники преследовали моих людей, и не важно, за дело или нет.
– Мать не призналась, – сказала Ана. – Но инквизитор ей не поверил. Он испробовал разные способы заставить ее говорить. Он завязывал ей рот тканью и лил в него вино. Но не помогло. И тогда… тогда он взял меня и… и прижал лицом к жаровне с углем.
– Сколько тебе было лет?
– Достаточно, чтобы все запомнить.
– Мне жаль, что такое случилось.
Она закрыла глаза, но не могла скрыть слез.
– Ты не понимаешь. Инквизитор… это был он.
– Он? – У меня пересохло в горле. – Васко?
Она кивнула.
Мои руки тряслись от гнева. Знал бы я, когда мы встречались, что он сделал такое, размозжил бы ему голову о стену часовни Лена.
– Твой родной отец…
– Она мне не говорила. Я узнала об этом в ту ночь, когда он пришел в монастырь, в ту же ночь, что и ты. Он взглянул на меня и узнал девочку, которую жег. А я узнала в нем инквизитора, который сделал это со мной. И он… он ничего не сказал.
Мара упоминала, что не виделась с Васко с того дня, как он «сделал ей ребенка». Но она лгала. Васко возвращался к ним через несколько лет после рождения Аны в качестве инквизитора. А теперь, словно повторяющийся кошмар, он пришел в третий раз.
Ясно было, что Мара не хотела рассказывать дочери, что ее изуродовал родной отец. Сказав Ане, что он мертв, она не избавила ее от оставленных им ожогов, но могла уберечь от еще более глубокой раны на сердце.
– Твой отец – мерзавец, – сказал я. – Будь ты хоть сама ангел Цессиэль, он поступил бы так же. Ты ни в чем не виновата.
Ана кивнула, но я понимал, что словами нелегко смыть боль, которую она чувствовала.
– Твой отец был хорошим? – спросила она. – Он ведь был трактирщиком, да? Помню, об этом упомянули перед твоей казнью.
– Да, он был хорошим, – кивнул я. – Но не идеальным. В некотором смысле я стал тем, кто я есть, из-за него.
– Как это?
– Это история не для детей.
– А я не ребенок. Мне пятнадцать, я взрослая девушка.
Это верно. И она заслуживала некоторого уважения. От родителей, конечно, она такого не получала.
– Отец… он любил нас. Каждый вечер читал мне и братьям стихи из «Ангельской песни». Но с обеспечением было непросто. Много зим нам приходилось притворяться, что ужинаем бараниной. Мать старалась помочь, иногда продавая разные вещи. Кто-нибудь подвозил ее до Гипериона, и она ставила прилавок прямо здесь, в Ступнях. Как-то раз мимо проходил один лорд… скажем так, имевший слабость к низкородным замужним женщинам. Ему было легко ослепить мою мать. Отец узнал об их интрижке и, как следовало ожидать, погрузился в глубокую меланхолию. Утолял свою печаль за игральным столом. Потерял много денег. И впервые в жизни не смог заплатить пошлину. Вскоре после этого умер барон, владевший нашей землей. Новым, разумеется, стал его сын. Показать свою власть он решил на примере моего отца и нанял разбойников, чтобы они разграбили все имущество, сожгли трактир и убили его. На суде он мог бы сказать, что его руки чисты, это все разбойники. Но все знали, что это он. В тот день погиб хороший человек, – печально усмехнулся я. – И родился порочный.
Ана смотрела на меня с сочувствием, которого я не заслуживал.
– Правда, что… что ты изнасиловал дочь императора?
Я покачал головой:
– Нет. Но я сделал нечто хуже.
– Есть ли в этом мире порядочные мужчины?
– Да. Тот, который тебя растил.
– Но его больше нет.
Рутенец Кева тоже был порядочным человеком. Но, возможно, и его уже больше нет. Должно быть, его поглотил Лабиринт. Я не мог отвести Принципа к призраку.