– Есть много способов отпустить грех. Лучший из них – индульгенция. Несколько золотых монет, и я уберу все две сотни грехов с твоей чаши весов.
– Я всего лишь крестьянка, милорд. У меня нет золота. – Она обдала мое ухо горячим дыханием. – А нет ли другого способа тебе угодить?
– Какого, например?
– Ведь под всеми этими изящными одеяниями священника ты обычный мужчина, верно? – Покусывая ухо, она провела рукой по моей груди и спустилась к бедру. – Бедная девушка вроде меня может предложить лишь один способ.
– Боюсь, то, на что ты намекаешь, – это страшный грех. И у тебя лишь прибавится страданий в загробной жизни.
Она облизала мою нижнюю губу и потерлась своим носом о мой.
– Тогда давай накопим еще грехов. У меня их уже так много, так почему бы не добавить новый? Хотя бы получу удовольствие от грешной жизни.
Она засунула язык мне в рот. Очевидно, она недавно прополоскала рот, но, когда наши языки скользили друг по другу, я все равно чувствовал вкус смолы. Если Иосиас выполнит свою угрозу и запретит кораблям Компании появляться в Гиперионе, ей придется отказаться от пагубной привычки.
– Жизнь коротка, – сказал я, когда мы прервали поцелуй. – Грядет Конец эпох. И тогда всех нас осудят на адский огонь.
– В таком случае давай ублажать друг друга в том огне на глазах у всех царей Падших.
Неплохое предложение – во всяком случае, для моего члена.
Она отгородила наш уголок шторой, а я спустил штаны.
– А ты знаешь их имена? – спросил я.
При виде моей эрекции она облизала губы.
– Чьи имена, милорд?
– Царей Падших.
– Боюсь, что нет. – Люмина повела плечами. На ее губах еще осталась слюна от нашего поцелуя. – Я всего лишь невежественная крестьянка. За всю жизнь не прочла ни одной буквы.
Она опустилась на колени и плюнула на мой конец.
– Тогда позволь тебя просветить, как пастырь агнца. – Я представил Падших. – Сестры в приюте, где я вырос, пугали нас рассказами о Пурцинипс, ее кошмарных щупаль…
Люмина взяла мой раздувшийся член в рот. Я не смог сдержать стон.
– И еще есть Лакам. Она принимает форму прекрасной сияющей бабочки, обманывая тех, кто…
Когда она начала вращать теплым и влажным языком, я очутился в раю. Я умолк и просто получал удовольствие.
Через несколько минут Люмина полностью стянула с меня штаны, толкнула на кушетку и уселась сверху. А потом засунула мне в рот свой твердый сосок.
– Давай, милорд. – Она выдернула сосок, весь мокрый от моей слюны и окруженный отметинами от зубов. – Пой дальше про своих про́клятых.
– Т-трансивеум, – сказал я, когда она сунула мой меч в свои ножны. – Говорят, ее имя нельзя произносить. Она слышит всех, кто произносит, и посещает их во сне.
– Почему у них такие странные имена? – спросила она, так мягко и нежно скача на мне. – Но при этом такие знакомые?
– Это анаграммы Двенадцати. Падшие их пародируют.
– Почему все они женщины?
– Не все. Их пол противоположен полу Двенадцати ангелов. Еще один способ их передразнить, помимо анаграмм. – Я сжал ее мягкие бедра. – Сильнее.
– Я даже не знаю, что такое анаграммы.
– Это потому, что ты бедна и неграмотна.
– Эта бедная неграмотная девушка затрахает тебя так, что хоть святых выноси. Пой дальше, милорд священник.
– Цэлесис, – сказал я, когда она скакнула с такой силой, что застонали ножки кушетки. – Или Цэселис? А еще есть Хадум. Онн. Сокол. Ра-а-а-к-к-кин.
Она скакала на мне с такой страстью, что я позабыл оставшиеся четыре имени и мог лишь стонать от удовольствия.
Я закрыл глаза и представил на ее месте Мару. Перед моим мысленным взором появился ее образ в тот день, когда мы впервые занимались любовью. Мы оба были такими невинными, ни разу не пробовали плоти. Я побывал в местах, которые большинство людей не могут вообразить даже во сне, и все же величайшим путешествием для меня остается открытие ее тела.
В своих фантазиях я видел, как мы с Марой занимаемся любовью, а в небе за окном мерцает звезда. Ее яркость нарастала и ослабевала по знакомой схеме, как у одной из туманных звезд Хита.
К
А
С
Л
А
С
– Каслас, – сказал я во время оргазма.
Люмина крепко меня поцеловала, и показалось, что этот момент длился дольше, чем на самом деле.
– Каслас? – Она погладила меня по щеке и слезла. – Ты всегда это говоришь, когда кончаешь?
– По какой-то причине в моей голове появились эти буквы.
– Может, это имя одной из цариц Падших.
– Точно. Каслас – это анаграмма от Саклас.
Люмина вытерла мой пах тряпкой.
– Анаграмма… Это когда буквы переставляют местами, верно?
– Я удивлен, что ты это поняла.
– У меня было время подумать, пока я трахала тебя так, что хоть святых выноси. – Она с подозрением покосилась на меня. – А ты и правда священник?
– Когда-то был.
– Кажется, я никогда не спала с бывшим священником. Но с действующими – много раз. Ты будешь сегодня смотреть «Султан и его сводная сестра»?
– А ты играешь сводную сестру?
– Увы, я не участвую в спектакле.
– В таком случае мне он неинтересен.
Раздался какой-то гвалт, который с каждой секундой нарастал. Я едва успел натянуть штаны, как услышал чью-то твердую поступь совсем рядом.
Штору резко распахнули.
За ней стоял человек, которому я точно не хотел бы попасться здесь на глаза с полуспущенными штанами и обнаженной женщиной рядом, со следами спермы на бедрах.
– Верховный инквизитор? – сказал я. – Что ты здесь делаешь?
Барнабас медленно покачал головой – характерный для него жест.
– Теперь меня называют лорд Иерофант.
Хорошо, хоть я успел натянуть штаны, хотя моя тога была в полном беспорядке. Люмина поспешила прочь. Какое облегчение, что ее не задержали. Если я получу десять плетей, то она – все двадцать просто за то, что она женщина в паре прелюбодеев.
Барнабас был широкоплечим и высоким, и, лишь вытянувшись, я увидел, что за его спиной стоят шесть рыцарей-этосиан со спатами и в доспехах с выгравированными именами Двенадцати.
– В каком… гнусном положении я тебя застал, – сказал он.
Мне хотелось спросить, как он вообще меня нашел. Я добрался сюда через катакомбы и позаботился о том, чтобы отделаться от соглядатаев Высокого замка.
Но что, если за мной следили и шпионы Инквизиции, а я и не заметил?
– Я холостяк, снявший рясу, – ответил я. – Можешь выпороть меня, если пожелаешь. У меня крепкая шкура.
– Как печально, что ягнята из моего же стада так сбились с пути, – с жалостью улыбнулся Барнабас. – А когда-то я думал, что ты унаследуешь мою тогу.
– Вливать вино в глотки восточных этосиан, древопоклонников и криптолатиан никогда не было моим призванием. Так что давай уже покончим с этим. Прикажи меня выпороть, и все.
Он был стариком уже десять лет назад, когда я с ним познакомился. А теперь Барнабас на удивление выглядел моложе, чем тогда. Он явно покрасил седину в черный. И подвел глаза кайалом, как латианин, чтобы скрыть морщины.
– Боюсь, совершенное тобой преступление карается не поркой, – сказал он.
– Наказание за блуд изменилось?
– Тебя арестовали не за блуд, хотя я добавлю его к списку обвинений.
– Тогда за что?
– Думаю, ты знаешь, хотя всегда любил прикинуться невинным, – хохотнул он тихо и издевательски. – Продолжим этот разговор в каком-нибудь более подходящем месте.
Когда рыцари-этосиане вели меня из борделя к Сердцу, меня осенило: Мара рассказала все Инквизиции. Меня арестовали за самое тяжкое преступление из возможных. За преступление, в котором я был виновен.
За то, что я говорю со звездами.
Рыцари-этосиане бросили меня в пустую комнату с соломенным тюфяком и ведром, как в тех тюрьмах, где содержались люди, которых я когда-то пытал. Какую же проблему мы сотворили, позволив Маре сбежать!.. Из-за беспечности Иона и Хита я вот-вот потеряю все.
Винить других в своих неудачах – дурной тон, а я и без того не самый воспитанный человек. Самое меньшее, что я мог сделать ради себя самого, – это признать, что Две Аркебузы был прав: когда дело касается Мары, я не способен рассуждать здраво. Я похож на заблудившегося в пустыне путника из старой как мир сказки: он уже готов потерять надежду – и тут видит на горизонте пальмовую рощу, зеленую, как луг; но, сколько бы он ни приближался к оазису, всегда кажется, что до него надо пройти еще чуть-чуть, еще несколько шагов – пока он не умрет от жажды.
Тук. Тук-тук. Тук… тук-тук-тук.
Стук шел из соседней комнаты. Я узнал этот ритм. Такая же последовательность, как у мерцающей туманной звезды.
К
А
П
И
Т
А
Н
Мне нужно было что-то твердое, чем можно постучать. Я снял ремень и воспользовался пряжкой.
«Где Ион?» – отбил я в ответ.
«Остался спасать Тревора. Я пришел вместо него. Меня задержали у ворот».
Должно быть, Тревор в тяжелом состоянии, раз они не выполнили мой приказ. Но, возможно, оно и к лучшему. Если бы пришел Ион в расписанном кровавыми письменами халате, его тоже арестовали бы за колдовство. Вероятно, Хита задержали, зная, что он из команды моего корабля, хотя вряд ли его смогут обвинить в каком-либо преступлении.
Хит – самый умный человек из тех, кого я знаю. Если кто и способен меня отсюда вытащить, так это он.
«Что теперь делать?» – спросил я.
Он ответил не сразу. Вероятно, размышлял над моим вопросом.
«Выдави глаз».
Нет.
Это безумие и глупость. Если я выдавлю видящий звезды глаз, обратно его уже не вставить. Я навсегда потеряю свои способности.
Мой звездный глаз был подарком из Дворца костей. Он необходим мне для выполнения величайшей миссии, конечной цели, ради которой я все это затеял. Не существовало другого пути вернуть всех Странников домой, кроме как соединять звезды и тем самым менять саму реальность. Это единственный способ открыть Врата, которые приведут нас домой, туда, где на самом деле должны жить наши души.