Я хлопал себя по лицу, но не просыпался. Меня окружали стены из ткани – я в том же шатре, где уснул. Когда из горла того человека вырвался пронзительный смех, я его узнал.
Оборотень резко вернулся в бесполое состояние, пустой пергамент, который ему так нравилось наполнять. Он был безволос, никаких сосков, интимных частей, лишь плавные изгибы. Кожа такая бескровная, что кажется синей. Ужасное и жуткое зрелище, но лучше, чем вид священника Приама.
Я обнаружил, что дрожу. Хотел излить ужас, но только приготовился закричать, как рука оборотня удлинилась вдвое и, изогнувшись под странным углом, зажала мне рот.
– Забыл меня, капитан Васко?
Другая рука на моем животе трансформировалась в металлическую пластину, тоньше любого клинка.
– Значит, ты был таким? – произнесла Таурви. – В прошлом, когда ты был мелким ничтожным червяком, едва вынутым из чрева? Ты трясешься от ощущения, что какой-то толстяк поглаживает твой член.
Она подняла руку. Я схватил с прикроватного столика кувшин с водой, жадно выпил, а остаток вылил себе на голову.
Я спокойно спал, пока эта тварь в обличье священника не принялась меня лапать. И еще издевается. Я всегда старался не выказывать перед ней страха или какой-либо слабости. Но я спал, а она приняла форму, о которой не могла знать, если только не наблюдала за мной тридцать лет.
Я постарался взять себя в руки:
– Чего ты хочешь, Таурви?
– Не думай, что я забыла твои долги.
– Долги?
– Я много для тебя сделала, капитан Васко. Если б не я, ты томился бы у подножия горы, на которую так отчаянно пытаешься влезть. Момент расплаты придет, и раньше, чем ты думаешь.
Ладно, со стороны кредитора естественно напоминать должнику о долгах. Но зачем она приняла его облик?
Видимо, чтобы потешиться надо мной. Чтобы оскорбить все, что я сделал. Чтобы напомнить мне о слабостях, от которых я давно избавился. О том, чему поклялся больше не поддаваться.
– Я всегда плачу по счетам, – сказал я. – А ты, демон? Какой цели служишь ты?
Она дернула шеей. Голова раздулась, словно наполнилась газом, и нависла надо мной. Я видел свое отражение в железных зубах.
– До сих пор ты меня об этом не спрашивал. – Звуки исходили прямо из ее горла. – Я не обязана тебе отвечать. Я пришла только ради того, чтобы мягко напомнить. Но, кажется, я тебя огорчила. – Ее смех был наполнен ядом. – Люди никогда не преодолеют свой страх. Страх – огонь, в котором обожжена ваша глина.
– Как ты узнала о нем?
– Мои глаза могут заглянуть в твои сны. В твои воспоминания. Все твои глубины открыты передо мной. Я все знаю, малыш Васко.
Я смотрел на отражение своей мокрой головы в ее блестящих гигантских зубах – каждый с мое лицо величиной. На мгновение я увидел мальчика, которым когда-то был. Мальчика, который не знал, почему он поднялся на пирамиду в одном мире, а очнулся в другом.
Я зашел слишком далеко, чтобы бояться правды. Демоны реальны, но и дом тоже. Дом всегда был моим утешением, свечой в темноте.
– Если это все, чего ты хотела, тогда у меня есть дела.
Я поднялся и пошел к сундуку, где хранил одежду. Это был наш одиннадцатый день пути через Мертвый лес, и холодало с каждым днем. Чем дальше мы углублялись в лес, тем молчаливее он становился, а деревья все больше напоминали скелеты, как будто мы шли в сторону самой смерти.
Зная наших врагов, это было вполне вероятно.
Я достал дорожные штаны и тунику. Но, когда обернулся к кровати, Таурви уже не было. Лишь отпечаток тела священника Приама на моих простынях.
Мы сидели под бледным небом за дубовым столом. С одной стороны – я и мои заместители, а с другой – командир имперского гарнизона со своими. Я смотрел на деревья Мертвого леса, представляя подглядывающего оттуда за мной священника с широкой ухмылкой на лице.
– Генерал Лев – не трус, – сказал командир гарнизона Деметрий. – И его не просто принудить. Он будет удерживать низинные земли Пендурума всю зиму.
Тревор подтолкнул меня локтем и прошептал:
– Капитан, ты какой-то рассеянный.
Я не мог отвести взгляд от леса. Из той тени за мной, должно быть, наблюдает священник.
– Ваш генерал Лев с таким же успехом может махать флагом с большой и яркой стрелой, направленной прямо на нас, – сказал Ион.
Глаза у него больше не слезились. С тех пор как мы пришли в Семпурис, он перестал притворяться слепым.
– Может быть, предательство – обычное дело на севере, в тех залитых кровью руинах, откуда вы родом, но здесь, в Крестесе, мы все нити общей пурпурной ткани. Лев исполняет свой долг, не более.
Я взял себя в руки. Священника больше нет. Даже если и есть, так я теперь взрослый.
– Ион прав, – сказал я Деметрию, который наверняка при всем желании не смог бы отрастить бороду. Он еще не утратил юношеской мягкости черт и пытался компенсировать это тоненькими усами и мешковатой одеждой, скрывавшей слабое тело. – Крум не станет сидеть спокойно, – продолжил я. – Зная, что войска выступят на него весной, он постарается нанести удар первым. Генерал Лев перекрывает путь по низине, значит, остается единственный вариант – через Мертвый лес. Скоро он нас поприветствует.
– Тогда мы тоже с удовольствием его поприветствуем, – сказал Деметрий.
– Ты когда-нибудь бывал в бою, Деметрий? – Я прочертил в воздухе линию через его грудь до подбородка. – Когда-нибудь замахивался на человека, который хочет распороть тебе брюхо?
Деметрий молчал. Ни генерал Лев, ни он не знали вкуса войны. Все бывалые крестейские командиры гнили на берегах реки Сир-Дарьи. Неудивительно, что каган Крум отобрал Пендурум у уцелевших ягнят.
Но Деметрий, как многие юные глупцы, рвался в бой. Он был третьим сыном барона Арбориоса, владевшего плантациями оранжевого винограда, оловянными и серебряными рудниками и несколькими лучшими конскими пастбищами империи. Кроме того, в кармане его отца была половина семпурийских гильдий мастеров серебряных дел.
В тени столь успешного отца третьему сыну нужно предпринимать много усилий, чтобы сиять, и Деметрий, похоже, очень старался.
Чернобрюхий Бал хмыкнул. Лицо этого маленького и круглого человека было измазано маслом. Он ежедневно следил за тем, чтобы наши бомбарды были начищены, а порох надежно защищен от дождей, которые здесь лились по нескольку часов каждое утро. Бал – не сын барона: когда я его встретил, он был подметальщиком в кузнице. Он касался углей, как теста. Люди рождаются с глубоким первобытным страхом перед огнем, но только не Бал. Его страх, должно быть, еще в чреве матери трансформировался в любовь.
– В горах много узких мест, – сказал Бал. – Нам не добраться туда раньше него.
– Что ты предлагаешь? – спросил я.
– Плотно засесть в фортах и ждать. Весну. Лето. Еще одну зиму. Испытаем их терпение.
Мудрый курс. Но Бал – не один из нас. Он не знает, что мы идем к высшей цели. Наша цель – не просто триумф, а триумф как можно более быстрый, чтобы мы успели подготовиться к встрече с настоящим врагом, на востоке.
– Кардам Крум насилует и убивает истинно верующих, – сказал Деметрий, – а ты хочешь, чтобы мы в безопасности просиживали задницы в фортах?
– Если вы не хотите быть изнасилованы и убиты, то да, – отозвался Бал.
За спиной у Бала среди дубов промелькнула тень. Ухмыляющийся священник выглянул из темноты. Я сжал руку, чтобы перестала трястись. И чтобы не заметили остальные.
– Деметрий привел убедительный довод, – сказал я. – Весной мы должны выступить к железным стенам, одновременно с армией генерала Льва. Разделение сил Крума на два фронта – ключ к победе над ним.
– Лев – старый друг моей семьи, – сказал Деметрий. – Я ему напишу. Мы скоординируем подготовку и весной выступим.
Ион постучал пальцами по крышке стола и, смущенно помявшись, спросил:
– А если к тому времени, как мы выдвинемся на север, Крум будет уже в Мертвом лесу?
Деметрий покачал головой и презрительно усмехнулся:
– Крум не пойдет зимой через Дамав. Он лишится половины орды из-за оползней и метелей. Вы здесь чужаки и не знаете наших краев.
– Зато они знают, – заметил Ион. – Если Крум нас опередит и возьмет те форты, тогда Мертвый лес, считай, у него в руках. Если же он нас обойдет, тогда к весне будет в Тетисе. Хочешь посмотреть, как он сделает из твоего отца-барона подставку для ног, или предпочтешь быть готовым?
Ион играл в «Убийцу султана». Мы с ним до поздней ночи играли в домах наслаждений в Вахи, с танцовщицами на коленях. Ион знал, что нужно всегда быть готовым к неожиданностям. Крум существовал в тумане войны, но он уже сделал то, чего никто не предвидел, – захватил самый укрепленный город на континенте, да еще в снежную бурю. Он играет по своим правилам, а мы мало что о них знаем.
– Предположим, Крум возьмет форты, – сказал я. – Он засядет в этих фортах или выйдет на бой против нас?
Бал с влажным бульканьем откашлялся и сплюнул в сторону.
– Не скажу, что знаю этого человека, но, будь в моем распоряжении орда, я не стал бы прятаться за камнем. Я использовал бы Мертвый лес как прикрытие и обошел нас с флангов, когда мы приблизимся к фортам. Конечно, мы отгоним его всадников огнем из аркебуз, но понесем потери. И больше никогда не сможем спать спокойно в этом лесу.
Итак, мы вступили в игру. Крум не пойдет на открытый бой, но и не станет прятаться в фортах. Он укрепит эти форты, а после начнет изнурять нас набегами. Так поступил бы на его месте я.
Хотя в каком-то смысле именно этого и следовало ожидать от рубадийского кагана. Мы до сих пор не знали, взял ли он Пендурум при помощи бомбард или хитростью. Мы слышали рассказы о его жестоком обращении с экзархом Бардасом и его семьей – Крум мстил за то, что Бардас позволил Инквизиции свободно хозяйничать в Пендуруме. После того как Михей снова захватил этот город, Инквизиция при поддержке рыцарей-этосиан устраивала массовые сожжения последователей Сакласа – и даже деревьев, которым они поклонялись. В этом я был солидарен с Крумом. Я собирался навсегда покончить с Инквизицией, как только приобрету достаточное влияние на империю.