Гонсало разгладил примявшуюся одежду.
– Делай что хочешь, но помни – для зла нет стен. И не забудь прочесть молитвы, прежде чем говорить с ними.
Три ведьмы пеклись под укрытым тучами солнцем. Гонсало не отрубил им ладони и ступни, как в «Ангельской песни», а лишь крепко прибил гвоздями к столбам. Ведьмы обгадились, и находиться рядом было неприятно. Но мухам нравилось – вокруг роилось несметное количество кусачих тварей.
Все три женщины были среднего возраста. Две, смуглые и черноволосые, выглядели типично для Крестеса, но третья, с волнистыми каштановыми волосами и веснушчатой кожей, напоминала рутенку. Она чем-то была похожа на блудницу, с которой я провел время в Ладони. Глаза ведьм были закрыты, как будто они спят.
– Это вы принесли червивую гниль? – спросил я.
– Прошу, господин, отпусти нас, – сказала черноволосая.
– Мы не сделали ничего плохого, – добавила другая.
Та, что напоминала рутенку, открыла глаза. Зеленые, словно море.
– Воды. Прошу тебя.
Я помог ей сделать глоток из бурдюка с водой.
– Это я принесла червивую гниль, – сказала она, и голос звучал суше костей.
– Зачем?
– По приказу моего хозяина, конечно же.
– А кто твой хозяин?
– Наш хозяин – Каслас, – в один голос отозвались все трое.
При упоминании Падшего царя, анаграммы и осквернителя Сакласа, по моей спине пробежал холодок.
– Чего ищет Каслас?
– Врата.
– Что еще за Врата?
– Цэлесис есть Врата. Цэлесис есть ключ и страж Врат.
Цэлесис – еще один Падший царь, анаграмма и осквернитель Цессиэли. Если они бормотали эти имена при деревенском народе, неудивительно, что их приколотили к столбам.
– Где эти Врата? – Это я хотел знать с тех пор, как, попав во Дворец костей, узрел свою цель. Спасение и возвращение домой Странников – все связано с открытием Врат.
– К Вратам иди за кровавым облаком, – сказала женщина с глазами как море. – Под взглядом Лакама Врата пройдут по земле.
Лакам – еще один Падший царь, осквернитель ангела Малака.
– Прошлое и будущее – все это Лакам.
– Я не совсем понимаю. Как распространение червивой гнили способствует этой цели?
Ведьмы молчали.
– Вы были когда-либо в заключении в Никсосе? – спросил я. – Если расскажете то, что я хочу знать, я помогу вам умереть мирно.
Рой мух кусал сочащуюся кровью рану на шее женщины с глазами цвета морской волны. Она не выказывала боли и не пыталась обратиться ко мне. Похоже, она не была заинтересована в мирной смерти – только в служении Падшему царю.
Мы помогли лорду Палосу восстановить разрушенное бомбардами, а наши целители позаботились о его раненых. В свою очередь он повел себя как гостеприимный хозяин и даже предоставил мне башню. Садилось солнце, и я смотрел через ее окна на зловонные болота и уродливые тени, отбрасываемые на них деревьями. Через несколько дней мы окажемся у фортов горы Дамав, где нас ждет подлинное препятствие.
Я не мог позволить себе не думать о Кардаме Круме. Не важно, оружием, золотом или хитростью я должен свалить его и тем подчинить Крестес Компании. И только тогда приступлю к решению величайших задач на востоке, первейшая из которых – найти и открыть Врата.
Кто-то позади меня откашлялся. Обернувшись, я увидел свою дочь, стоящую у жаровни.
– В чем дело, Ана?
– Этот человек, инквизитор… – Она почесала на щеке старый шрам от ожога.
– Гонсало.
Она смотрела на мои башмаки.
– Я… я его помню. Он ведь был с тобой тогда?
Я почти забыл. Гонсало в те дни был со мной. Мы охотились на Странников и колдунов, и я знал, что Мара принадлежит к первым, поэтому мы направились в ее город. Гонсало помогал мне допрашивать Мару, когда я ткнул собственную пятилетнюю дочь лицом в жаровню.
– Ну и что?
– Он свидетель. – Ее руки тряслись. Испуганный маленький зверек. – Я расскажу им все, что ты сделал, и ему придется подтвердить. – Ее дрожь стала яростнее. – Ты… тебя раскроют, и все узнают, кто… кто ты такой.
Она права. Гонсало не упустит возможности свалить меня. Оставить Инквизицию, как сделал я, для него значило предать все, во что он верил. Он будет с наслаждением наблюдать, как я получаю по заслугам.
– Так сделай это, – ответил я, – выпусти стрелу. Лично я так и поступил бы.
– Если ты попытаешься… остановить меня, я расскажу Алии. И дня не проходит, чтобы она не приходила ко мне. Она не позволит меня заточить.
Она едва могла говорить от ужаса. Не только из-за меня, но и от своих мыслей. Из-за того что наконец, спустя десять лет кошмаров, отомстит человеку, разрушившему ее жизнь. Тому, кто должен был любить и беречь ее, но не имел такого стремления в сердце.
– Хорошо, – сказал я. – Ты умная девушка, Ана. И ты права. Ты загнала моего султана в угол. Теперь делай что хочешь.
Из окна я наблюдал, как Ана вышла во внутренний двор. Сначала она переговорила с Алией. Потом с Деметрием, который подозвал Палоса, а тот – Гонсало. Я ничего не мог поделать, кроме как наблюдать. А может, и не стремился ничего делать. Моя дочь задумала свой первый великий план. Я был почти горд.
Но значит ли это, что с великой целью покончено? Я был сражен не Иосиасом, Деметрием или Крумом, не теми, кто носит громкие имена, а собственными грехами и слабой девчонкой, решившейся на справедливую месть.
Я вышел в готовности принять то, что там затевалось.
Алия смотрела на меня как на Падшего ангела. Хит и Тревор, как всегда верные, встали рядом со мной. А Деметрий, Палос и Гонсало – перед Аной, словно защищая ее от меня.
– Твоя собственная дочь выдвинула серьезное обвинение против тебя, – произнес Деметрий.
– Ты всегда заходил слишком далеко, Васко. – Гонсало разгладил воротник. – Знай я тогда, что эта девочка – твоя дочь, тотчас же вонзил бы тебе кинжал в сердце.
Я вспомнил, как он подстрекал меня, но такие подробности сейчас неуместны.
– Какое имеет значение, моя она дочь или нет? – пожал плечами я. – Я сделал то, что сделал. Ужасное преступление. Ты собираешься меня наказать за грех десятилетней давности?
– Нет ничего более противоестественного, чем причинение боли своим близким, – сказал Деметрий. – Ты не можешь быть ее опекуном. Я отправлю девочку обратно в Тетис, откуда ее возвратят матери.
– Ты собираешься вести ее через те зараженные червивой гнилью земли, которые мы только что пересекли? – усмехнулся я. – Конечно, горечи между нами столько, что можно отравить стаю гусей, но сейчас не время для радикальных решений. Не время, когда ведьмы произносят заклинания, вызывающие чуму. Не время, когда Кардам Крум готовится к набегу и пиру. Наш долг прежде всего защита людей, и мы не сумеем его исполнить, погрязнув в старых семейных распрях.
– Покиньте мою землю, – с отвращением произнес Палос. – Я вас принял, полагая, что вы верные этосиане. Но вы жестоки.
Мы и без того планировали выступить на север утром.
– Ты сменишь тон, как только увидишь деревья Кардама Крума перед твоим поместьем, – ответил я. – Жестокость имеет разные степени. Бьюсь об заклад, моя слабее, чем его. И кроме того, когда явится орда, чтобы тебя уничтожить, кого ты хотел бы видеть своим защитником? Пай-мальчика вроде него? – Я указал на Деметрия. – Или жестокого человека, который сделает все необходимое, чего бы это ни стоило?
Ана разразилась рыданиями. Алия обняла ее и увела прочь, даже не взглянув в мою сторону.
Гамбит моей дочери сработал только отчасти. Я не свергнут и не в цепях, как она, наверное, представляла. Но мой авторитет был подорван. Люди не пойдут за тем, кто покалечил собственную дочь. Следовать за таким человеком постыдно.
Они разошлись, покачивая головами. Я стянул с плеч шарф. Со мной рядом остались только Тревор и Хит.
– Скверный промах, – заметил Тревор. – Теперь все будут знать, что ты сделал, даже Роун. И достаточно скоро.
– Ты должен был обращаться с ней ласковее, – сказал Хит, как будто уже давно обдумывал эту мысль. – Была возможность показать ей, как ты изменился.
Я смотрел на трех ведьм, висевших на столбах с поникшими головами. Наступающая темнота несла облегчение их пересохшей коже, но холод костям.
– Случалось, я просил людей простить меня за то, что я сделал, – сказал я. – Я даже падал на колени и умолял. Но то, что я сделал с ней, назад не вернуть. Мне нет ни искупления, ни прощения, как бы я к этому ни стремился. Я пригвожден к своему греху, как эти ведьмы к столбам.
– Ты должен был хоть попробовать, пусть даже это было бы бесполезно! – брызгал слюной целитель-альбинос. – Я не понимаю тебя, капитан. Пусть Ана не Странница, она твоя дочь. Даже я не понимаю твоего пренебрежения.
– Моя дочь должна была родиться Странницей, как мы.
– Не важно, Странница она или нет, но все мы люди.
– Ха!.. Теперь ты говоришь как Айкард.
– Возможно, он всегда имел на это право.
– Уроки морали от главного шпиона Михея Железного. Что дальше? Рыбка учит летать?
Взбешенный, Хит ушел прочь, со мной остался лишь Тревор.
– Не хочется этого говорить, но я должен, – сказал высокий мечник. – Своей бессердечностью ты подставил под удар нашу миссию. Но сломанное можно и починить. Еще не поздно все исправить, если ты будешь искренен.
Похоже, все так и есть. Для многого уже слишком поздно. И поздно спасать человечество от того, что эти ведьмы надеялись принести в мир.
Но еще не поздно спастись нам самим. Я ухватился за эту последнюю нить.
19. Михей
Выйдя из ущелья, где я сразил Падшего ангела, мы увидели вдалеке гору Дамав.
В отличие от всех окружающих гор, ее покрытая снегом вершина была красной. Я вспомнил историю из Книги Колоса: племена, жившие в этих краях тысячу лет назад, отказывались склониться пред Архангелом, цепляясь за свои тотемы и каменных идолов. И тогда апостол Иосиас взмолился о знамении, о чуде, дабы убедить их. Архангел послал Колоса, одного из Двенадцати, взять гору на востоке и поставить ее сюда – вот почему гора Дамав так отличается от окружения. Увидев падающую с неба гору, люди рухнули на колени и вознесли хвалу Архангелу, уверовав в его могущество и владычество.