Звучало очень похоже на этосианскую проповедь. Поскольку они поклонялись одному из наших ангелов, вряд ли стоило удивляться. Кто знает, что еще они позаимствовали у нас и смешали с обычаями рубади и рутенцев?
Ведьма, тоже лысая и татуированная, подошла ко мне с деревянным рогом. Она выкрасила губы пурпурным и источала запах грибов.
Медового цвета жидкость пузырилась. Перед моими глазами пронесся образ червей, купающихся в этих пузырьках. Меня едва не стошнило, но я вовремя сообразил, что это всего лишь видение.
– Что не так? – спросила Мара.
– Ничего. Мне показалось, я что-то видел.
– Ты уверен, что хочешь это сделать? Что, если это…
Яд. Более безопасный способ убить колдуна, чем сражаться с ним. Конечно, я рисковал, но зашел слишком далеко, чтобы повернуть назад. Риск велик, но и награда тоже.
– Это ради Аны, – ответил я.
Мара сжала мою руку, как будто в знак благодарности.
– Пей, – сказала лесная ведьма. – Пей и становись.
Она улыбалась с почти пугающим рвением.
Я напомнил себе, что это просто мед, эль и, вероятно, грибы, которые подарят мне сны наяву. Ничего, с чем нельзя было бы справиться.
Я взял рог. Он вонял, как кишки одолеваемого глистами кабана, которого я однажды убил на охоте с Эдмаром. Но меня не испугать запахами.
Я поднес рог ко рту, выдохнул и отпил.
На вкус как мед и кровь, смешанная с мочой. Противно, но это не самое противное, что я пихал себе в глотку ради того, чтобы выжить.
– Не так уж плохо, – сказал я Маре и улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ. Редкое, хотя приятное зрелище.
В костях челюсти запульсировала боль, а затем прострелила лоб, будто кто-то разрядил пистолет у меня под подбородком.
– Михей?
Когда мои ноги превратились в желе, Мара подхватила меня. Но она не смогла удержать мой вес, и я рухнул на снег. Язык онемел, я не мог выразить боль и смятение.
– Кто-нибудь, помогите ему! – закричала она.
– Ему помогают прямо сейчас, – ответила лесная ведьма. – И никто иной, как Саклас, наш господь.
В моих жилах извивались черви, на веках плясали видения. Мир вокруг исчез, и его место занял другой.
Город с высокими стенами. Дворец на вершине холма. Я узнал эти зеленые купола, сверкающие в лучах солнца. Костана.
Небесный дворец.
Но что-то в ней неуловимо отличалось. Она не совсем совпадала с тем, что я помнил о городе. Но гораздо хуже оказалось понимание, что я нахожусь не в своем теле.
Я был кем-то другим, и его мысли заглушали мои собственные.
20. Мирный человек
Торжества по поводу десяти лет правления шаха Селима завершились несколько дней назад, и он пожелал меня видеть.
С нашей последней встречи минуло четыре года, тогда он попросил меня войти в состав шуры, обсудить предлагаемые реформы янычарской службы. Я ожидал, что эта встреча будет посвящена чему-то столь же ученому.
Когда безоблачным солнечным днем я взбирался по ступеням к Небесному дворцу, в груди щекотало от предвкушения. Двадцать минут я сидел на скамье в приемной, гадая, о чем пойдет речь. Может, он всего лишь соскучился по старому другу? Но шахи, при всей доступной им роскоши, не могут наслаждаться радостями простой дружбы – отец Селима часто сетовал мне на это, намекая, что я его единственный настоящий друг.
Дворцовые янычары пропустили меня в кабинет шаха Селима. Его письменный стол стоял перед открытыми раздвижными дверьми в сад, наполненный синими и серыми птицами и желтыми и белыми цветами. Стены были заставлены полками с книгами, лежащими аккуратными стопками. Кто-то недавно зажег курильницу с благовониями, и в воздухе витал аромат бахура.
Через пару минут в кабинет вошел шах Селим. Он выглядел образцом крепкого здоровья и хорошей физической формы, как и в годы нашей юности. А в чистом белом кафтане и тюрбане без украшений – еще и образцом простоты и практичности. В руках он держал поднос с апельсиновой халвой, которую, учитывая его стройность, вряд ли ел слишком часто.
– Я попросил приготовить так, как ты любишь, Кева, – сказал он. – Настоящая янычарская халва. Ты непременно должен попробовать.
Воистину это была самая сладкая еда на земле. Мы ели ее перед битвами, после битв и, Лат знает, даже во время битв. После ухода из янычар я стал есть ее на завтрак с масляными лепешками. Но с тех пор как Лунара пожаловалась, что меня с нее пучит, я бросил эту привычку.
– Моя жена сочла бы это предательством не менее подлым, чем любое другое, – сказал я.
Селим усмехнулся. Тот же счастливый смех человека, которого я считал почти братом, когда мы вместе проливали кровь под знаменами его отца.
– Неудивительно, что ты так хорошо выглядишь, – сказал он. – Могу поспорить, ты добежишь отсюда до Балаха и даже не вспотеешь.
– Могу сказать то же и о тебе.
Вот бы его отец не предавался излишествам в еде, выпивке и женщинах и прожил подольше! Похоже, Селим стал воплощением умеренности, которой так не хватало шаху Джалялю, да упокоит Лат его душу.
Он поставил тарелку на стол.
– Ячменной бражки?
– Эту привычку я тоже бросил.
– Кальянчик? – Он ухмыльнулся и ткнул в меня пальцем.
Я покачал головой:
– Мои извинения, ваше величество. Я стал скучным человеком.
– Значит, мы оба избрали этот путь.
– Тоже из-за женщины?
Я мало знал о его жизни внутри гарема.
– Нет, – покачал головой Селим. – Я люблю своих женщин, но меня призывает становиться лучше вера. И в некотором роде именно она заставила пригласить тебя.
Он жестом позвал меня сесть на диван.
Я повиновался, и он сел рядом со мной.
– Время пришло, Кева. Время сделать то, что не удалось моему отцу. Завоевать Гиперион и покорить нечестивую империю Крестес. Ты нужен мне.
Я поежился от этих слов.
– Ваше величество, воистину это прекрасная мечта. – Я вспомнил кровавые бойни во время осад Цесары и Растергана. Вонючие тела, сваленные в кучи высотой с башню. Ямы, заполненные горящими лошадьми и криками. Я изо всех сил постарался зарыть эти воспоминания поглубже. – Эти десять лет, с тех пор как ты унаследовал престол… Я никогда не видел, чтобы базары так изобиловали щедрыми дарами земли. Люди поют тебе хвалу в святилищах. Завоевание Крестеса принесет великую награду, но поражение в их землях может означать и полное разорение.
Селим подпер подбородок унизанной кольцами рукой.
– Если мы не придем к ним, они придут к нам. Ты слышал, что случилось в Гиперионе?
Меня не интересовали чужие земли. Я был слишком занят чтением поэзии и поэтому покачал головой и признал свое невежество.
– Глашатаи объявят завтра утром, перед молитвой. Императора Ираклиуса ослепили, вырвали язык и отослали в монастырь в Никсосе. С его сыном и наследником Алексиосом поступили не столь милосердно – его выпотрошили и повесили тело на воротах Высокого замка. А потом перебили всех его кузенов и изнасиловали женщин. В бойне выжила только пятнадцатилетняя внучка Ираклиуса. – Он придвинулся ближе к моему уху. – Она сбежала и сейчас здесь, в безопасности. Последний представитель рода Сатурнусов.
Новости лишили меня дара речи. Как бы мы ни презирали Ираклиуса и его семью, мы и уважали их в равной мере, хотя бы за стойкость и непокорность в борьбе с нашим могуществом.
Мальчик-слуга принес на золотом подносе розовой воды с гранатами. Напиток был сладкий, но не настолько, как халва, поэтому мы оба взяли чаши. Когда мальчик ушел, Селим закрыл дверь и вернулся ко мне.
– Кто несет ответственность за это безумие? – спросил я.
– Если верить внучке, знатные семьи Крестеса разработали этот план вместе с высокопоставленными епископами этосианской церкви и патриархом Лазарем. Новым императором стал бывший великий герцог Роун из Семпуриса. И первым делом он разорвал договор о мире и дружбе, который я заключил с Ираклиусом.
Все имена были мне незнакомы.
– И что ты обо всем этом думаешь?
Я отпил розовой воды. Богатый, насыщенный вкус не смог сгладить мое потрясение.
– Это одновременно и угроза, и возможность. Новой династии придется проявить себя перед народом, а что может быть лучше, чем напасть на истинных врагов Крестеса – нас. Но если мы победим, то сможем вернуть девчонку Сатурнусов на трон под нашей защитой и руководством. Лучший способ отпраздновать десятый год моего правления.
Возможность превратить Крестес в вассала слишком хороша, чтобы от нее отказываться. Но я прекрасно знал, к чему приводит чересчур сильная жажда славы, на примере шаха Джаляля в Цесаре.
– Тебе придется осадить Гиперион, – сказал я. – Прости мою прямоту, но, учитывая его защитные сооружения, это дурная затея.
Шах Селим сделал долгий глоток розовой воды. Я надеялся, что она подсластит горечь моих слов.
– Мы будем не одни, – наконец произнес он. – Кроме помощи верных последователей династии Сатурнусов, у Крестеса много врагов среди племен рубади. Мы заключим с ними союз.
– Твой отец говорил то же самое, выступая к Цесаре. Но, когда мы окружили город, тех самых рубадийских каганов и хатун, обещавших помочь, там не оказалось. Ты когда-нибудь задавался вопросом почему?
– Ты скажи мне, мой мудрый друг.
– Потому что мы страшны, а Крестес – нет. Кого бы ты предпочел видеть у себя в соседях, ягненка или льва? Они предпочли слабый Крестес, на который легко совершать набеги и грабить, сильному Сирму, который со временем наверняка захотел бы их подчинить. Если заключишь с ними союз, племена рубади предадут тебя. И как только ты проявишь слабость, они нападут. Никогда не доверяй им, никогда.
Селим понимающе кивнул:
– У тебя острый стратегический ум, Кева. Почему ты тратишь его впустую? Приходи заседать в моей шуре.
– Ваше величество, я уже отдал лучшие годы вашему отцу. Теперь я лишь прошу возможности провести оставшиеся так, как хочу.
– Твоя великолепная жена и резвая дочь… Вряд ли я могу с ними конкурировать.
Селим улыбнулся в своей невероятно теплой манере, поставил чашу с розовой водой на стол и раскрыл объятия. Мы обнялись. Он