– Вот это скука. – Мелоди сделала вид, будто ее тошнит. – В этих предместьях и так тоскливо.
– В пятнадцать я была такой же неугомонной, – сказала ее мать. – Но мне не позволили отправиться в Крестес. Тебе повезло, а может, не повезло, что Селим не такой, как Джаляль.
По совету верховного муфтия – человека, которого я всегда считал слишком умиротворенным и вялым, – шах Джаляль решил не задействовать женщин-янычар. Это избавило Лунару от ужасов Цесары и Растергана, хотя ей не раз снились кошмары о тех битвах, пока она с тревогой ждала новостей обо мне. Ей снились ангелы с руками больше гор, хватающие меня и уносящие в небо.
Великий муфтий Селима, напротив, был убежденным сторонником равноправия и считал, что статус можно заслужить только верой и служением. Согласно его указам, каждый – мужчина или женщина, раб или свободный – может быть удостоен величайшей чести – пролить кровь ради страны и, если повезет, сложить голову на поле боя. Сама Лат присматривает за святилищами павших воинов. Хотя когорта женщин-янычар в основном выполняла вспомогательные задачи в качестве квартирмейстеров, лекарей, глашатаев и разведчиков, это все равно означало, что Мелоди не получит избавления, в отличие от Лунары.
Это также означало, что с того дня я утратил покой и сон.
Причастность саргосцев к падению династии Сатурнусов подтвердилась, когда пришло известие о том, что до тех пор неизвестный капитан Компании Восточных островов по имени Васко деи Круз был помазан в патриархи этосианской церкви.
Каждый раз, когда я приходил в усыпальницы святых помолиться, шейхи говорили такое, чего я и представить не мог в дни своей янычарской юности, сражаясь против легионов Ираклиуса. Например, «долг каждого верующего в Лат – вернуть роду Сатурнусов трон на западе».
Старший сын шаха Сулайм взял внучку Ираклиуса Селену в жены. Хотя ни она не приняла веру в Лат, ни он не склонился перед Архангелом. Это был странный брак, во всем напоминавший странный альянс Селуков и Сатурнусов.
Настал день, когда нам пришлось провожать Мелоди на войну. Великий адмирал Дувад построил восемьсот боевых кораблей – самый большой флот, который когда-либо знало Юнанское море. Несмотря на недовольство аланийцев, взимавших с Компании огромные суммы за проход, наш флот блокировал канал Вахи, вынудив ее выбрать долгий и опасный путь вокруг зараженных кровавой чумой Химьяра и Лабаша. Затем флот Дувада захватил Диконди и Никсос, обеспечив армии возможность высадиться в Гиперионе и осадить его.
Лунара плакала, обнимая Мелоди в порту. Я мог сосчитать на пальцах одной руки случаи, когда видел ее плачущей на глазах горожан. Должно быть, это слишком напоминало ей день, когда на войну уходил я.
– Всегда выполняй приказы своего командира, – сказал я, обнимая дочь. – Не думай, что можешь сделать все в одиночку, ты поняла?
– То есть не быть такой, как ты?
Мне будет не хватать ее лукавой улыбки.
– Послушай, все эти россказни обо мне – ложь. Я не делал и половины того, что мне приписывают. Не пытайся стать тем, кто существует только в воображении пьяных поэтов.
Я успокаивающе положил руку на спину жены, пытавшейся скрыть заплаканные глаза.
– Но я слышала все эти россказни от тебя, – рассмеялась Мелоди.
Ну а кто не любит иногда прихвастнуть?
– Не будь такой, как я, ладно? С тобой идет сотня тысяч воинов. Сражайся вместе с ними, а не в одиночку.
Мы смотрели, как Мелоди поднимается на борт галеры. Лунара до конца дня не произнесла ни слова. Наутро, когда мы завтракали лепешками и яйцами с паприкой и кумином, она наконец нарушила молчание:
– Как думаешь, почему я так и не смогла забеременеть?
– Только Лат это ведает.
– Нужно было дать Мелоди младшего брата или сестру. Тогда она так не спешила бы нас покинуть.
Вряд ли это изменило бы суть нашей дочери. Мелоди – это Мелоди. Должно быть, в ее жилах течет кровь завоевателя.
Только сейчас я начал понимать, что чувствовала Лунара все годы моего отсутствия. Это ноющая боль, которая начинается в сердце, но вскоре распространяется повсюду. Яд, который просачивается в каждую мысль, даже счастливую.
Мы внимательно следили за новостями об осаде. Каждый день у Гипериона происходили стычки армий, но, в отличие от свергнувших Сатурнусов заговорщиков, наша сторона сражалась за правое дело, и потому в большинстве сражений мы побеждали.
Волнуясь за Мелоди, мы забыли о тревогах, ожидавших нас ближе к дому. Старый медведь Тенгис внезапно свалился с лихорадкой. Каждый день он пытался встать с постели, ругаясь, что мы с Лунарой обращаемся с ним как с инвалидом, и жалуясь, что не успевает закончить последний трактат о механизме его собственного изобретения, помогающем предсказывать затмения.
А однажды утром он не открыл глаза. Какими бы легендарными ни были все члены нашей семьи, он оставил самое большое наследие. В конце концов, именно он сделал нас теми, кто мы есть. И по-своему любил нас. Именно его любовь научила нас любить. Научила быть семьей, даже если нас не связывали ни кровные, ни родственные узы. Если я и мог что-то передать Мелоди, то хотел бы именно это, чтобы пламя, зажженное бабой Тенгисом, никогда не угасло.
Лат мы принадлежим, и к ней мы возвращаемся.
Мы похоронили его в саду большого дома, где он вырастил Лунару и меня. Затем написали Мелоди, чтобы ей не пришлось узнавать ужасные новости в день возвращения домой, когда бы он ни настал.
Баба всегда ругал меня за то, что я так много читаю, но ничего не пишу. А я каждый раз говорил, что возьмусь за перо, только когда как следует соберусь с мыслями. Но они, похоже, никак не желали собираться в одном месте, ни тогда, ни тем более сейчас. Ураган в моем разуме швырял по разоренной местности деревья, дома и даже дворцы.
Возможно, именно стыд заставил меня наконец испачкать чернилами страницу. Я назвался Мирным человеком и сочинил несколько стихов. Целый день ушел на то, чтобы заполнить полстраницы строками, напоминавшими Таки, но с привкусом современного Сирма.
Я показал их Лунаре, молясь, чтобы она не расхохоталась.
– Они прекрасны, – сказала она. – Он бы очень тобой гордился.
– Он назвал бы меня дураком набитым.
Лунара усмехнулась:
– И гордился бы тобой при этом.
Новости приходили, но не с запада. Внезапно люди стали с тревогой смотреть на восток.
Аланийского шаха Мансура сверг племянник – развратник и пьяница по имени Кярс. Перекрыв канал Вахи, мы сделали Аланью беднее. Она больше не могла получать прибыль от морских торговых путей с востока на запад, и шах Кярс пообещал все вернуть.
Он запретил сирмянским паломникам посещать Святую Зелтурию. А затем отправил армию гулямов к Лискару и осадил его.
В обмен на мир с Аланьей шах Селим снял блокаду канала Вахи. Это позволило Компании перевести дух, и она тут же отправила наемников и пиратов в атаку на осаждающих Гиперион. Ее галеоны даже прорвали блокаду гавани Гипериона и пополнили городские запасы зерна, оружия и боеприпасов.
С приближением зимы столь серьезная неудача сулила гибель мечте шаха Селима подчинить Крестес нашему владычеству. Но если осада продлится всю зиму, то и тем, кто находится в городе, придется несладко. Поэтому начались мирные переговоры.
По иронии судьбы именно на этом поле боя Селим оказался самым проницательным. Уже много лун его бомбарды и воины терроризировали город, и мало кто мог усомниться в том, что он настроен серьезно. И он не уступил в одном: династия Сатурнусов должна вернуться на трон.
Императора Роуна лишили языка, ослепили и сослали в тот же монастырь в Никсосе, куда раньше отправили Ираклиуса. Селена Сатурнус приняла императорский скипетр и стала императрицей Крестеса. Васко деи Круз из Компании Восточных островов остался патриархом этосианской церкви, и всем стало ясно, что именно он все это время дергал за ниточки.
Важнее всего было то, что это означало возвращение Мелоди. Она писала нам каждый месяц, но ничто не могло подготовить нас к тому, что мы увидели, когда она сходила со своей галеры.
Мелоди забыла упомянуть, что потеряла правую руку выше локтя и с тех пор страдает приступами потливой лихорадки, отчего стала бледнее зимнего неба.
Мы уложили ее в постель, и Мелоди редко ее покидала. Хуже физической потери, пожалуй, была утрата силы духа: без правой руки Мелоди никогда не стать великим бойцом. Ей никогда не стать командиром женщин-янычар.
– Тебе нужен муж, – однажды сказал я ей.
Она натянула одеяло повыше и отвернулась от меня:
– Кто захочет жениться на однорукой?
По условиям мирного договора Компания выплатила Селиму кругленькую сумму. Много лун корабли с сокровищами все прибывали в наши порты, привозя рубины, изумруды и золотые слитки.
Селим не был жадным – он щедро раздавал их воинам, участвовавшим в походе, и особенно тем, кто отличился и получил ранения. Мелоди теперь была богаче меня и пока не потратила ни единого куруша из своего состояния.
– Ты состоятельная женщина, – как можно более прямо сказал я. – Гарантирую, за тобой выстроится целая очередь.
– Янычарам нельзя вступать в брак.
– Я вступил. Как и твоя мать. Эти правила не для таких, как мы.
– Я не такая, как вы. Я не герой, всего лишь неудачливый разведчик, выбравший неверный путь и поймавший пулю от мальчишки не старше десяти лет. Я даже не омыла кровью свой клинок.
Я вызвал в памяти несколько лиц тех, кого я убил. Вспоминать ужас в их взглядах и мучительные крики всегда было нелегко.
– Считай это милостью. Ты потеряла нечто ценное, это правда. Но ты здесь, Мелоди. Ты здесь. Твоя мать сейчас в святилище, возносит благодарственные молитвы. – Я рассмеялся. – Она никогда не была сильно верующей… до того дня, когда ты покинула нас.
– Это нечестно. Я тренировалась всю жизнь – и в конце концов оказалась бесполезной.
– Ты не меч, Мелоди. Ты женщина. У тебя впереди целая жизнь. Забудь о своих тренировках. Все это не имеет значения.