– Бессердечная сучка. – Видар как будто пытался посмотреть на собственный лоб. – Как вообще можно шевелить ушами?
– Малак! – Борис обхватил меня за плечи. – Как насчет кружечки древесного пива?
– Мой разум должен оставаться при мне, а не на дне кружки, – ответил я. – Выпьем с тобой после боя.
– Громовой титан думает, что может в одиночку уложить весь их легион, – сказала Аспария.
– И он не ошибается. – Похоже, Харл пил уже пятую кружку пива. – Имперцы обделаются, когда увидят его молнии.
Я на это надеялся. Я надеялся, что, едва завидев меня, они побегут. А если нет, придется мне убить всех, кого потребуется, чтобы прорваться сквозь их ряды, прикончить Васко и спасти Ану.
Подушек больше не осталось, поэтому я сел на пол. В день перед первой битвой в составе Черного легиона, который мне однажды предстояло возглавить, я сидел в палатке с товарищами, хотя она совсем не походила на эту круглую юрту с высоким потолком и дымовым отверстием в центре. Я помнил, как мои братья по оружию ерзали и заикались, играя в кости, напиваясь или шепча молитвы. Страх висел вокруг них плотнее любого дыма.
Но я был спокоен, как летнее море. Идти на бой было все равно что идти на луг собирать цветы. И когда сражение началось, я без колебаний полез в самую гущу. Проще говоря, я был лишен страха.
С тех пор ничего не изменилось. Эта сила даже страшнее железной руки. Поэтому я так быстро и так высоко вознесся. Меня никогда не отравлял страх боли и смерти.
Но страх одиночества и наказания… этот яд мое сердце испробовало сполна. И сейчас, пока я смотрел, как Аспария учит Видара шевелить ушами, он поднимался внутри, словно желчь.
– Малак, – Борис присел на корточки передо мной, – ты помог нам. Я знаю, у тебя есть грандиозный план. Мы поможем тебе. Да?
– Очень мило с твоей стороны, Борис.
– Мы идем за тобой. Мы твои, командуй. Разве не так?
Аспария, Видар и Харл кивнули в знак подтверждения.
– Я ценю это, но следующую часть плана должен исполнить сам. – Заходить глубоко в тыл противника слишком опасно для них, да и лучше делать это в одиночку. – Просто приглядите за моей женой и сыном до моего возвращения.
Аспария мрачно накручивала на палец прядь рыжих волос.
– До букв… думаю… я… я могла бы охранять тебя.
У меня было смутное ощущение, что она права.
– Ты хороша, какая есть.
– А знаешь… – Видар прикусил палец. – В тот день все мы впитали буквы. Мы все изменились, ведь так? Разве вам теперь не интересно, какими мы были?
– Борис, жадина, ты проглотил не меньше семи букв, – заметил Харл. – А у себя я насчитал пять.
– Я не чувствую изменений. Разве что… почему меня называют Лысым, если я не лысый? – Борис пожал плечами и потянул себя за темные заплетенные волосы. – А ты, Малак?
Я попытался вспомнить, сколько зеленых букв вошло в мое тело в тот день.
– Поймал парочку.
– Сотни. Тысячи. – По загорелой щеке Аспарии сбежала слеза. – Я толком и не знаю, кто я.
– Но ты обыграла нас в карты, как детей. – Видар успокаивающе положил руку ей на плечо. – И ты умеешь шевелить ушами.
Она засмеялась и сбросила его руку. Эти двое как будто знали друг друга всю жизнь, хотя встретились всего пару лун назад. Или буквы изменили и это?
В сравнении с остальными становилось очевидно, что Аспария из обычной женщины с последовательной историей жизни превратилась в причудливую мешанину переписанных воспоминаний и черт. Переписывание проходило не гладко, и чем больше думалось об этом, тем больше становились заметны противоречия: не укладывающиеся в общую канву воспоминания, не сочетающиеся черты характера, ничем не обоснованные чувства и тому подобное. Кроме того, это было не полное переписывание, а скорее запись поверх оригинала, его отголоски оставались, и временами я замечал их, обычно в сопровождении резкой головной боли. Какой бы бог ни излил эти буквы на человечество, его сила велика, но не абсолютна. А может, он намеренно запутывал нас, хотя бы ради забавы, как веселый бог рутенцев.
В связи с чем возникал вопрос: а что, если все это не было случайностью? Вдруг таков замысел? А если в Аспарии было нечто большее, невидимое глазу, – то, что оставил в ней бог? Что, если она умела не только шевелить ушами?
– Аспария, – сказал я, – ты говорила, что в Параме, твоем родном городе, все умеют колдовать. А значит, и ты должна уметь.
– Да, – кивнула она. – Но я не помню. Это все просто… какие-то несвязные куски.
Куски можно сложить воедино.
Затрубил рог низко и мрачно, призывая всех разойтись по туменам, а тумены выступить на позиции. Я пристегнул меч за спину.
– Мои доспехи в порядке? Ничего не сломано? – спросил я Бориса.
– Идешь налегке, как я понимаю. – Он осмотрел меня со всех сторон. – Все хорошо.
Я облачился в кожу с нашитыми металлическими чешуйками, но щитки надевать не стал. Я также нацепил остроконечный рубадийский шлем. Пока лучше сливаться со всей ордой.
– Малак. – Передо мной стояла Аспария. Она улыбалась, и на мгновение перед глазами мелькнул черноволосый призрак. – Лучше возвращайся. – Она прижалась губами к моему уху и прошептала: – Я сделаю так, чтобы жизнь того стоила.
Неплохая причина выжить.
– Увидимся вечером.
Заговорили вражеские бомбарды. Многие семьи покинули юрты и укрылись в пещерах на склонах Дамава, чтобы не задело взрывом. Я помог Маре, Принципу и Аспарии перенести все что можно в одну из таких пещер.
С кострами и фонарями, оживляющими красные стены, с расстеленными на каменистой земле одеялами убежище оказалось вполне приличным. Конины и кобыльего молока тоже было в достатке.
Принцип взмахнул саргосской аркебузой:
– Я хочу пойти с тобой.
Со дня нашей встречи, когда он всадил пулю мне в живот, его голос стал ниже. Я впервые это заметил.
– Враг может прорвать наши ряды и войти в лагерь, – сказал я. – Ты должен защищать Мару.
– Я воин, как и ты. В своих снах я сбиваю Падших ангелов с неба черной аркебузой размером больше тебя. Я способен на большее. Я должен сделать больше.
А я думал, во сне он учится играть на флейте. У девушки с жемчужным голосом, скрывающейся в тумане, которая родилась из костей, как и он сам.
– Я знаю, Принцип. Поверь, я знаю. Но это моя задача. Она только для одного человека. В любое другое время ты первый будешь прикрывать меня.
Принцип разочарованно заскрипел зубами.
– Когда вернешься, расскажешь мне о человеке, которого назвал моим отцом. Не о Мирном человеке из твоего сна. О настоящем.
– Я расскажу все, что знаю о нем. И о твоей матери.
– Договорились. – Мальчишка собрался уходить. – И кстати, Мара никогда в этом не признается, но ты ей нужен. Больше, чем она думает.
Что это – детское острое восприятие или детская фантазия?
– Позаботься о ней.
– Позаботься о себе. Не умирай, Михей.
– Я и не собираюсь, – усмехнулся я. – Увидимся вечером.
Я шел к выходу из пещеры, и тут вдалеке взвыл очередной залп бомбард. Я ожидал, что Крум вот-вот прикажет авангарду атаковать вражеские ряды у разрушенного форта. Это стало бы для меня идеальным прикрытием, и надо было поскорее занять позицию.
– Михей, – произнесла Мара, – не хочу тебя задерживать, просто я должна сказать… – Она потирала свои предплечья. – Я… однажды я сказала тебе… и я…
За то время, что я ее знал, она ни разу не лезла за словом в карман.
– Что бы это ни было, ты можешь все сказать, когда я вернусь. С Аной.
Мара болезненно вздохнула.
– Да пребудет с тобой Архангел, – прижала она руку к сердцу.
Я тоже прижал руку к сердцу и сказал то, что говорил всем:
– Увидимся вечером.
Глядя в ее глаза, я совсем не чувствовал страха.
Когда я вышел из пещеры, небо озарила туманная звезда. Что же задумали Красный Ион и Васко?
25. Васко
Пока били бомбарды, Хит направил свою систему из линз и рамок на единственное облако в северной стороне неба. Он зажег свечу в основании и стал быстро поднимать и опускать шторку.
«Найди Мару», – замерцал шифр из вспышек, слабый из-за перекрывающего его солнца.
Через минуту Ион ответил:
«Слежу за ней и Михеем. В пещере. Не атакуйте восточный склон Дамава».
Рад узнать. Хотя методы Иона часто были претенциозны, я доверял ему, может быть, больше всех, кроме Хита. Если бы он не спускал парящего глаза с Мары, мне не пришлось бы отвлекаться на нее, что почти разрушило мои планы в Гиперионе.
Я сел на скамью под открытым небом и развернул карту местности. Теперь можно сосредоточиться на одной задаче – победить Кардама Крума.
– Скажи Иону, чтобы забрал мой меч, – сказал Тревор Хиту.
– Мы пытаемся выиграть битву и спасти товарищей-Странников, – отозвался Хит. – Твой меч в самом деле так важен?
– Ты же знаешь, что он будет сражаться с Михеем. Может заодно и забрать мой меч с его трупа. Ну давай. Возьми свои зеркала и скажи ему.
– Ни за что. Я не буду подталкивать его сражаться с солнцеглотателем.
Их спор отвлекал меня от изучения карты. К счастью, он закончился.
Но, судя по тому, как Тревор сверлил взглядом Хита, похоже, нет.
– Встречал я одного солнцеглотателя в Шелковых землях. Вождь мятежников Хуканг послал его в нашу деревню с приказом заморозить всех насмерть. Солнцеглотатели становятся тем сильнее, чем больше убивают, а Хукангу нужны были могущественные колдуны, чтобы бросить вызов императору. В тот день, когда он пришел к нам с ледяными метеорами, вызванными с Кровавой звезды, в небе исчезли звезды. Метеоры были покрыты лицами страдающих душ. Я не знал, бежать ли прочь с остальными или наконец применить то, чему меня обучали, и бросил монету. Она покатилась по земле, и я увидел сторону с лицом императора. – Тревор широко улыбнулся. – Спустя несколько часов солнцеглотатель был уже не так страшен, кровь лилась у него из ушей. – Он указал на точку между своими красивыми светлыми бровями. – Мой длинный меч вонзился ему прямо сюда. А мне было всего двенадцать.