Несмотря на ужас кровопролития, звуки битвы были лучше всякой симфонии. С западной стороны орда Крума обогнула руины первого форта, остановилась у нашей траншеи, выпустила стрелы в аркебузиров и отступила. На востоке они прошли по узким, усеянным обломками тропам и вклинились в наш строй копейщиков и стрелков. Всадники с аркебузами остановились прямо перед копейщиками, дали залп и отступили вглубь своих рядов для перезарядки.
Тактика Крума была не менее продвинутой и адаптированной, чем у кашанской кавалерии. Вероятно, у него имелся определенный опыт, а также бывалые командиры. Я ждал, что он будет агрессивнее и попытается использовать численное превосходство, чтобы пробиться через наши ряды. Но, похоже, он умнее, чем я полагал.
– Передай Балу, чтобы направил огонь бомбард на всадников, – сказал я посыльному Компании, оказавшемуся под рукой. – Мы должны нарушить их строй.
– Да, капитан, – отозвался юнец и пустился бежать к бомбардам, в основном стоявшим на горе перед вторым фортом.
– Смотри! – Деметрий указал на арьергард правого фланга Крума, который отклонился и поскакал через болота далеко на запад, почти скрывшись из нашего поля зрения.
– Если только они не пересекут галопом озеро, я бы не беспокоился.
– В той стороне много деревень, – заметил Деметрий.
– Мы уже давно послали гонцов с предупреждением и о червивой гнили, и о наступлении Крума.
– Некоторые любят свою землю больше жизни.
Тогда они сами решили умереть за то, что любят, и не заслуживают ни капли сочувствия.
– Важно то, что западный фланг Крума редеет. – Я указал на наших стрелков из Компании и паладинов, храбро противостоявших всадникам Крума за горящими траншеями. Щитоносцы укрывали их от града стрел, и они стреляли из просветов между щитами. Получалось не слишком метко, но все же всадники Крума падали под пулями.
На единственном облаке в северном небе над горой Дамав замерцала звезда – Хит предупреждал Иона.
Ответ Иона пришел быстро:
«Михей идет на запад. Мара одна».
Михей выбрал странное направление. Но одинокий человек легко пересечет охраняемые болота. Он хочет убить меня и забрать Ану? И делает это из любви к Маре? Она его соблазнила? Затащила его в постель? Она всегда была умной. Всегда умела нашептать мужчине на ухо, как джинн, и заставить плясать под свою дудку, будто он сам это придумал.
Мысли об их близости отравляли мне кровь. Но я разберусь с Михеем и Марой позже, когда мы выиграем битву. Пока за ними присматривает Ион, а мы уверенно контролируем положение.
Врагу непросто нас уничтожить, но и нам непросто уничтожить его. Это будет изнурительное противостояние. Но все шло по одному из рассмотренных мной вариантов, что давало мне возможность наконец перевести дух.
26. Михей
Я заметил нависший надо мной глаз Иона и во второй раз не сумел его сбить. Хитрый шар уклонялся от моих молний не менее проворно, чем кусачие мухи от рук.
Внезапно, подобно бриллианту, в небесах замерцала туманная звезда. Надо полагать, Ион сообщал Васко о моих передвижениях. Я мог только надеяться, что в мое отсутствие они не попытаются захватить Мару. Учитывая, что ее охраняет Принцип и весь лагерь Крума, лучше выбросить ее из головы. Нужно сосредоточиться на убийстве Васко и спасении Аны.
Крум приказал правому флангу скакать на запад. Я предполагал, что он хочет отвлечь Васко и заставить его переместить часть войск на запад. Но на обход озера у Крума уйдет несколько дней, и его отряды будут отрезаны от обоза. И все же, учитывая крепкие оборонительные сооружения Васко на севере, я тоже попытался бы открыть второй фронт. Крум должен использовать численное превосходство, и лучше всего это можно сделать, расширив пока ограниченное поле боя.
Но мне следовало думать о собственной битве. Болота наверняка охраняются – Васко не дурак и вряд ли считает, что сам по себе рельеф местности может сдержать нападение. Крум проверит и эти болота, отправив небольшие отряды. Это поле боя, и мне надо помнить обо всех опасностях.
Я держался под прикрытием пыли, поднятой тысячами всадников Крума, мчавшихся на запад, и шел по отпечаткам копыт. Их было так много, что они слились и напоминали скорее следы повозок. Оказавшись в лесу, я шел по все более влажной земле, вонь застоявшейся воды и гниющей растительности усиливалась с каждым шагом. Грохот битвы превратился в песни тысячи одиноких птиц – просто шум. Аркебузы, бомбарды, стрелы, выкрики, барабаны и даже звон стали – все слилось в нестройную балладу.
Со временем к хору добавилось кваканье лягушек. Вскоре грязь уступила место воде, и я с трудом пробирался вперед. Влажный воздух прилипал к потной коже. Меня окружали заросшие пруды, и я подумал о чудовищах, которые могли в них скрываться, – равнодушных к битве, но не менее кровожадных, чем сражающиеся в ней люди.
Я обходил воду, часто цепляясь за ветки и стволы, чтобы оставаться сухим, и осторожно пробуя почву ногой, прежде чем наступить всем своим весом. Позже я сломал ветку и стал проверять путь впереди с ее помощью.
Оступившись, я едва не упал в сплетение корней, а попробовав перенести вес на другую ногу, чуть не свалился в тошнотворно зеленую воду. Неуверенно балансируя, я все же шел дальше.
Я перешел болото, затем еще одно и еще. Грязь облепляла меня по пояс. Я вылил жижу из сапог и шел уже по более сухой – по крайней мере пока – лесной почве.
Что тоже было опасно. Васко мог выслать патрули. Услышав топот скачущих лошадей, я насторожился и нырнул за дерево в надежде, что всадники, кем бы они ни были, меня не заметят.
Рубади. Ноги их лошадей были в грязи. Они тоже перешли болото, вероятно, чтобы держать Васко в напряжении и заставить выслать против них отряды, которые были так нужны ему в другом месте.
Но их задача меня не касалась. Оставаясь под прикрытием леса, я двинулся дальше.
Крики. Вопли. Визг. Где-то рядом. Мне следовало бы не обращать внимания и идти вперед. Но они доносились от скопления лачуг у ручья. Крики крестейцев, моих соплеменников. Людей, которых я поклялся защищать ценой жизни. Людей, ради спасения которых я завоевал Костану.
Но я не завоеватель. Больше нет. И все же…
Крики стали пронзительнее, будто чью-то душу вырывали из тела. Нужно было проигнорировать их, но я подошел ближе, спрятался за кустом и осторожно выглянул.
Рубади, только что промчавшиеся мимо меня, переходили от дома к дому и убивали всех внутри. Мускулистый варвар с копьем вытащил из хижины девушку. Черноволосую, как Элли. Ее родители распростерлись на земле, истекая кровью, кишки из распоротых копьем животов вывалились наружу.
«Лат мы принадлежим, и к ней мы возвращаемся», – прозвучали слова Мирного человека у меня в голове. Но битва – не время для оплакивания.
Должно быть, Васко давным-давно велел этим селянам покинуть поле боя. Но я по собственному опыту знал упрямство таких людей. Сколько ни предупреждай их о приближении врага, сколько ни умоляй бежать в укрытие, они остаются. И чаще всего погибают.
Но девочка, которую сейчас толкал рубади… она еще не была достаточно взрослой, чтобы принять такое решение. Она не заслуживала того, чтобы страдать из-за глупого выбора матери и отца. Она не заслужила, чтобы ее изнасиловали и убили семеро рубади и рутенцев. Ни одна крестейская девочка не заслуживает такой участи.
Я сжал кулак, направил в него огонь, бушующий в жилах, и раскрыл ладонь. Молния ударила в ближнее к варварам дерево, опалив его. Ветки и листья загорелись. На секунду раскаты грома заглушили все остальные звуки.
Я приготовил вторую молнию – на случай, если они не отпустят девчонку. Но они бросили ее на землю, вскочили на лошадей и умчались. Я вышел из укрытия и поспешил к девочке, оцепенело сидевшей между лужами крови от тел родителей.
– Беги на юг, – сказал я ей. – Беги и не останавливайся.
Это ее самый верный шанс выжить. Должно быть, она ровесница Принципа. Даже если побежит на юг, в пути ее ожидают десятки других опасностей. И все же что еще я мог ей сказать?
Девочка посмотрела мне за спину, и ее глаза распахнулись. В ее зрачках я увидел отражение человека с мечом.
Я увернулся как мог, но клинок угодил в правое плечо, прямо над железной рукой.
Я сжал кулак, открыл его и призвал молнию. Но на ладони вспыхнула лишь горстка болезненных искр. Я не мог набрать достаточно огня из своих вен, скорее всего, потому, что некоторые из них только что перерезали.
Плотской рукой я обнажил меч. Он принадлежал человеку, пытавшемуся сейчас меня убить. Или это просто призрак мечника, которого застрелил Принцип?
– Твой гром оказался весьма кстати, – сказал он. – Благодарю за то, что выдал свое местоположение.
– Я видел, как ты умер.
– Ты видел, как меня подстрелили. Это не одно и то же.
Спеша покинуть монастырь, я не заколол его для верности. Теперь меня преследовала та ошибка, а вовсе не призрак.
– Как я рад, что мы наконец сразимся в поединке, – сказал он. – Благодарю за то, что сохранил мой меч в целости, острым и блестящим. Я так боялся, что он потеряется. Это меч моего учителя. Он всему меня научил, в том числе и тому, как быть тихим.
Значит, вот почему я его не слышал. Он научился подкрадываться, словно невидимый, но вездесущий ангел смерти.
Мечник был даже выше меня. Я никогда не сражался с человеком выше ростом и теперь понял, почему выиграл столько поединков: не так-то просто отражать атаку сверху.
Он держал типично крестейский длинный меч, но неуклюже обхватывал рукоять, будто сжимал что-то иной формы. Острие меча было направлено мне в ноги – значит, он не привык к его весу. Я мог бы использовать это против него.
Подбородком он указал на рану в моем правом плече.
– Ты теряешь много крови. У солнцеглотателей такие очевидные слабости.
И вдруг он исчез.
И появился слева, клинок уже скользил к моей шее. Я поднял железную руку и отвел удар, затем быстро отступил.