– Почему я должна идти с тобой? – Она не смотрела мне в глаза.
– Потому что я приказываю. – Я махнул Антонио Две Аркебузы, сидевшему на бешеном вороном коне. – Давай. Ты поедешь с ним, впереди.
Так ему будет легче ее схватить, если она надумает убежать.
– Мы только что перебрались сюда из другого форта. За стенами опасно.
Лучники на северной стене выпустили стрелы во врага, а затем вызвали подкрепление. Где-то неподалеку разорвалась бомба, тряхнув все вокруг.
– Я не должен ничего объяснять, – сказал я. – Полезай на коня.
– Хорошо, отец.
Она пробормотала что-то себе под нос.
Из двери замка вышла Алия с горничной. Ее крестейское пурпурное платье выглядело гораздо хуже, чем в начале дня, как и имперские штандарты, которые мы таскали из форта в форт.
– Ты уходишь опять? – спросила она. – Я думала, твоя цель – удержать форты.
– Этим может заняться Деметрий. У меня есть более важная задача.
Может, Деметрий и оказался умнее, чем я думал, но он все равно желторотый птенец. А если он не сумеет удержать форт? Выходит, я оставлял Алию на произвол судьбы. И Хита с Тревором, где бы они сейчас ни находились.
– Есть известия от остальных? – спросил я Антонио.
Он покачал головой.
Они взрослые люди, за плечами которых немало сражений, и сами о себе позаботятся. И все же могли бы и найти время на туманную звезду. Мое сердце и так уже ныло от беспокойства, я не мог нагружать его новыми тревогами.
– Ты тоже идешь, – сказал я Алии.
– Это обязательно? – простонала она. – Там от тел отлетают руки и ноги. Это ужасно.
Если сюда ворвется Михей, руки, ноги и тела в этих стенах будут поджариваться и плавиться. Такому жестокому ублюдку ничего не стоит сжечь Алию, хотя она не виновата в моих грехах.
– Лезь на коня, Алия. У нас нет времени.
В окружении четырех сотен закаленных бойцов Компании мы поскакали на юг. Люди во внешнем кольце держали горящие копья, чтобы жечь червей, если они появятся. Следопытам не составляло труда идти за Крумом и его авангардом по отпечаткам копыт, конскому навозу, помятым кустам и всякому мусору. В конце концов рубади придется остановиться, и тогда я отдам приказ их уничтожить. Мы превосходили их числом и вооружением, выучкой и дисциплиной, хотя их воинские таланты нельзя было не признать. Тем не менее я не сомневался, что мы победим в предстоящей стычке.
Нам нужно было лишь навязать им эту схватку, что оказалось не так-то просто. Крум куда-то спешил. И куда бы он ни направлялся, мне это не нравилось. В конце концов, все это замыслили дэвы. Лесные ведьмы, которых Таурви освободила из тайной тюрьмы в Никсосе, а Гонсало поймал и распял, тоже намекали, что здесь, в Мертвом лесу, что-то назревает. Зловещих предчувствий вполне хватало, чтобы держать меня в напряжении.
Как только солнце утонуло в бесконечном море деревьев, в небесах замерцала туманная звезда. Мои надежды увидеть друзей ожили. Но то, что я прочел, никак их не укрепило.
Звезда лишь повторяла три слова: «Ион, пожалуйста, ответь».
Хит искал Иона. Пока мы ехали дальше, я не сводил глаз с пылающего красного неба, надеясь, что Ион ответит и развеет хотя бы часть моих страхов. Но проходили часы, а ответа все не было.
Когда небо стало черным и холодным, последовательность букв изменилась:
«Тревор погиб. Пожалуйста, Ион, дай знать, где ты».
Я чуть не упал с лошади, кое-как сполз с седла, пошатываясь, дошел до скрюченного старого дуба, и меня вырвало горячим мясным супом на торчащие корни. Я рухнул на колени прямо в грязь и палую листву.
Алия подошла и положила теплую руку мне на спину:
– Что там сказано? Это Ион?
– Тревор. Он погиб.
Она ахнула:
– Васко, мне так жаль! Я знаю, он был твоим близким другом.
– Он больше чем друг. Он один из нас. Из нашего моря душ.
Алия достала кусок клетчатой ткани и вытерла рвоту с моего подбородка. Солдаты Компании смотрели, как я дрожу и плачу.
– Глупец, – сказал я. – Его всегда тянуло туда, где сильнее воняет смертью. Он не ценил свою жизнь так, как следовало. А теперь у нас на одну душу меньше, а их и так очень мало.
– Наверное, сейчас не время для таких вопросов, но, если он умер, куда уйдет его душа?
Очень своевременный вопрос. Он тяготил меня, словно гора, как, должно быть, и Алию.
– Я точно не знаю.
Судя по тому, как она замолчала и едва заметно вздрогнула, Алия, похоже, была разочарована или даже обеспокоена моим невежеством.
– Тебя это тревожит? – спросил я. – Но уж точно намного меньше, чем меня. Человек, спускавшийся с пирамиды, сказал, что это место где-то на земле, но, сколько бы он ни искал, так и не смог его найти. Он сказал мне несколько его названий. Араф. Гуф. Дом на холме. Но если то мое воплощение не нашло, куда уходят наши души, на что надеяться этому?
– Васко… тот человек, спускавшийся с пирамиды… он был совсем один?
– Один. И он был печален.
Бледное лицо Алии побледнело еще сильнее.
– Значит, из всех нас он спас только себя.
Я кивнул:
– Наконец-то ты поняла. Я следовал его путем и…
– И все это лишь для того, чтобы спасти себя. Все остальные, Странники они или нет, обречены.
От отчаяния меня бросило в дрожь.
– Он сказал, что у меня получится лучше, я должен постараться. Что на этот раз я должен спасти и других. И поэтому я верю, что это возможно, иначе зачем все? Зачем спасать себя, если я обречен на вечное одиночество? Кому вообще нужна вечность?
Меня снова вырвало, на этот раз на сухую кору дерева. Желудок угрожал очиститься и в третий раз, но уже был пуст, и из меня вытекла только слюна.
Алия вытерла мне губы.
– Муж мой, ты ведешь этих людей на бой, верно?
Я кивнул.
Она сжала мои холодные щеки.
– Они смотрят на командира, ревущего, как девчонка, из-за единственной смерти, хотя многие из них оплакивают гораздо больше друзей. Я не слишком в этом понимаю, но не думаю, что это вдохновит их сражаться упорнее. А мы вряд ли можем выйти против лучших воинов кагана Крума без сильного, бесстрашного командующего.
Она была права. Шок от потери Тревора отравлял мне душу, но не должен был отрывать от насущных дел. Если я хочу спасти остальных – Алию, Мару, Хита, Иона, – надо выиграть и эту битву, и многие другие.
Алия помогла мне отряхнуться, и я вернулся на тропу и взобрался на коня. Щеки до сих пор были мокры от горьких слез.
Я жестом велел следопытам скакать впереди. Мы продолжили преследовать Кардама Крума при мрачном свете тонкого месяца.
В какой-то ужасающе темный час следопыт прискакал обратно, взметая едва различимые листья и грязь.
– Крум нашелся, – сказал следопыт, мальчишка не старше пятнадцати лет, живший в этом лесу. Его волосы скрывала шапка из листьев, а серый конь в ночи напоминал призрака. – И весь его авангард тоже, на юго-западе.
Я повернулся к Двум Аркебузам. Ана сидела впереди него с мутным взглядом, словно эта погоня была для нее пыткой лишением сна, которую применяла Инквизиция.
– Выстроиться боевым порядком, – сказал я Антонио. – Мы ударим с четырех сторон. И никакого отступления, пока мы не увидим труп Крума собственными глазами.
– Или он увидит твой, – пробормотала Ана, прикрыв рот рукой.
– Что ты сказала, дочка?
Она не стала повторять. Не важно – слова предназначались лишь для того, чтобы позлить меня.
Как только Крум погибнет, рубади будут сражаться только за свою жизнь, а в таких обстоятельствах люди наиболее опасны. Я мог бы позволить им спешно уйти на север и перебить, пока они в панике скачут сквозь Мертвый лес. Сражаться с перепуганным тигром, спасающимся бегством, лучше, чем с загнанным в угол.
Когда Антонио передавал мой приказ бойцам, я видел слишком много усталых, испуганных и подавленных лиц. Рубади сражались свирепо и коварно, а нам предстояло еще много схваток и здесь, и у четвертого форта. Мои люди должны быть на высоте.
Я откашлялся, хотя это не облегчило боль, поселившуюся в душе после известия о судьбе Тревора. И все же пусть и хриплым голосом, но я должен поговорить с ними. Должен напомнить, за что сражается саргосская Компания в этом чужом, залитом кровью лесу.
Я распрямился в седле, чтобы казаться выше.
– Мы глубоко в лесу, в окружении сов и лис. Паладины нас не слышат. И это хорошо. – Я взглянул на Алию. Если бы она знала саргосский, следующие слова ей не понравились бы, но я должен был сказать их тем, кто будет сражаться и умирать за нас этой ночью. – Мы будем править их страной. Каждый из вас будет богаче тех жирных ублюдков, что расхаживают по Ладони, раздуваясь от гордости, потому что какой-то их предок сотни лет назад завоевал какую-то землю или как следует вылизал задницу императору. – Я заработал несколько смешков. – Саргоса… – Я похлопал себя по груди. – Это куча дерьма. – Раздался искренний смех. – Мы не отравлены гордыней, как все остальные. Кому какое дело, откуда мы родом? Важно лишь то, что мы зарабатываем каждый кусок, который кладем в рот. Мы добываем трудом каждый медяк, на который покупаем хлеб или трахаем потаскух. Или трахаем хлеб, если он с маслом, а мы не видели берега много лун. – Это вызвало всеобщий бурный хохот. – Сегодня я потерял любимых друзей. Мы все потеряли. Давайте почтим их память как подобает. Давайте убьем этих вонючих дикарей. И пусть каждый из нас станет царем Крестеса!
Должно быть, Крум слышал наши выкрики. Не важно. Его разведчики наблюдали за нами все время, галопом уносясь прочь каждый раз, когда мы сталкивались с ними. Они будут готовы. Теперь они знают, что и мы готовы.
Мы разбились на четыре группы. Три отделились: одна устремилась на запад, две – на восток, причем одна из восточных групп должна была развернуться и ударить по врагу с юга.
Зарядив аркебузы и прочтя молитвы, мы атаковали Крума.
На поляне, заросшей влажной травой по колено, мы врезались в его передние ряды – наши лучшие воины против его лучших – при свете нескольких факелов и усохшей луны. Я занял позицию на возв