– Звезды. Много. Яркие.
– Ты уверен, сынок?
– Звезды. Песок. Жажда. Фонтан. Слезы. Кости.
Ион щелкнул пальцами:
– Ты отлично справился, тигренок. Ты родился под звездами в проклятой пустыне. Вы с матерью хотели воды, и она была вам дарована силами, которые вы не могли видеть. Мать любила тебя, но с самого начала оплакивала потерю тебя, словно знала, что вам суждено расстаться в таком страшном месте, что оно было скрыто даже в моих видениях. Как бы ни прекрасна и печальна была история твоего рождения, она означает, что ты не один из нас.
Ашери рассказала мне о рождении своего сына в пустыне и о жажде. Рассказала, что принесла сына в жертву в месте под названием Дворец костей. Этот мальчик был не просто похож на нее и Кеву, его рождение соответствовало рассказанной ею истории.
Но что Ион имел в виду, говоря «не один из нас»?
Судя по дыханию мальчика, он уснул. Ион вышел, пришли другие, подняли носилки и отнесли меня назад в камеру.
Я устал от тюрьмы и не хотел давать свою кровь для колдовства. Я знал, в какой части монастыря нахожусь: это был подвал, где держали наказанных. В одной из этих комнат несколько месяцев провела в заключении Мириам, здесь она и родила Элли, но в ее комнате не было окон. Ежедневный солнечный свет приносил мне утешение. Как ужасно для нее было оставаться во тьме!
Спустя несколько недель мальчишка-хорист прискакал ко мне с вестью о рождении. Я не помню, чтобы удивился, однако весть была радостная. Вернувшись сюда за ребенком, я нашел Мириам в той комнате без окон.
Не глядя мне в глаза, она произнесла:
– Прости, что ввела тебя в грех.
Позади меня стоял Васко с хмурым взглядом и повязкой на глазу. Я боялся священника и поэтому лишь кивнул Мириам и взял ребенка на руки.
– Ее имя – Элария, – сказала она мне вслед.
Тогда я в последний раз видел мать Элли. И по сей день я не знал, как она умерла. Но, по крайней мере, ей не пришлось страдать из-за убийства дочери. И то хорошо.
– Я вонзил в нее меч, – сказал я, думая о том, не слышит ли меня призрак Мириам. Может быть, она бродит по этому коридору? – Я вонзил меч в горло нашей дочери.
Мое сердце отяжелело, как свинец. И провалилось в глубокую яму, о существовании которой внутри себя я не подозревал. Мне стало трудно дышать.
Я жаждал успокоительного поцелуя облегчения, но не мог выговорить ни слова. «Прости меня». Я не мог просить ее призрак о том, чего не заслуживаю.
И все же я знал, что отдал бы за это жизнь, хотя прощать меня больше некому.
Или есть?
– Кева.
Имя рутенца так странно прозвучало в моих устах. Он скорее обезглавит меня, чем простит за то, что я сделал.
Элли была и его дочерью. А Ашери – его женой.
Значит, Принцип…
Но как я мог быть уверен?
Если все это правда и Принцип – сын Кевы и Ашери, тогда происходящее – не случайность. Ахрийя вернула меня в этот монастырь с какой-то целью. Должно быть, мальчика привела тоже она.
Но что у нее за цель? Что за умысел у древнего демона?
Каким бы он ни был, я этого не хотел. Я им не фигурка, которую игрок – не важно, Васко или Ахрийя, – двигает по доске.
Я должен был получить свободу. И получу, совсем скоро.
Спустя пару дней наверху послышались гомон и топот множества ног. Звук постепенно затих, а значит, множество людей покинуло монастырь. Прекрасно. Чем меньше стражи, тем проще через нее пробиться.
Еще через пару дней после этого мою комнату опять заполнили газом. Я задержал дыхание на семь минут. Меня положили на носилки и отнесли в тот же молельный зал, что и в прошлый раз.
К моему облегчению, Иона там не было, только Хит. Одним безумцем меньше.
Закончив высасывать из меня кровь, Хит вышел из зала – должно быть, за Принципом.
Я сел. В молельном зале есть только один вход и выход – тот, через который меня внесли. Придется бежать туда, подняться из подвала по лестнице, а дальше выбираться через главный или черный вход монастыря.
Я подобрался к двери и выглянул наружу.
Хит уже возвращался. За ним двое крепких мужчин с клинками и аркебузами на поясах сопровождали десятилетнего мальчика.
Я шмыгнул внутрь и, чтобы меня не заметили, прижался к ближайшей стене.
Я дал Хиту беспрепятственно войти. Увидев, что стол, где я лежал, пуст, он обернулся, вытаращив глаза.
Я нанес первому стражнику удар в челюсть и выхватил меч у него из-за пояса. Второй обнажил клинок. Я попытался застать его врасплох и перерезать горло, но действовал слишком медленно – давно не практиковался. И сталь ударила в сталь.
Я сделал шаг назад, остерегаясь Хита, который теперь оказался слева от меня. Он не звал на помощь. Возможно, просто не мог – у него слабый голос.
Хит сказал стражам что-то на саргосском, и первый вынул кинжал, а второй атаковал меня, целя в грудь.
Я парировал выпад, и это дало мне возможность, в которой я так нуждался. Мой меч пронзил сердце второго стражника. Тот харкнул кровью и упал на камни. Первый попытался пустить в ход аркебузу, но я оказался проворнее, и с первого же удара клинок вошел в его плоть.
Я прикончил скулящих охранников, полоснув им по горлу. Потом утер окровавленное оружие об их толстую саргосскую одежду.
Десятилетний мальчик заглянул в зал через порог, вошел, подобрал аркебузу и направил на Хита. Целитель-альбинос теперь оказался в глубине зала. В ловушке, как кролик.
– Не надо, – сказал я мальчику. – Поднимешь всех на уши на милю вокруг.
Мне не хотелось убивать Хита. Он спас мне жизнь. Но он был соучастником тех, кто держал меня здесь против моей воли.
– Идем, – сказал я мальчику.
Я подхватил аркебузу второго стражника и опустил деревянный засов на двери, заперев Хита в зале. Теперь он никому не сообщит о нашем побеге.
– Матушка Мара. – Мальчик потянул меня за рубаху. – Нельзя ее оставлять.
– У нас нет времени спасать кого-то еще.
– Она так много для меня сделала, – покачал головой мальчик. – Я не уйду без нее.
Нужны ли мне десятилетний мальчик и женщина, которые затормозят мой побег?
Но Принцип – не просто мальчик. Я не мог оставить сына Кевы и Ашери в лапах одноглазого священника. Не мог добавить этот поступок к списку того, за что должен молить о прощении.
Я раздраженно вздохнул:
– И где она, чтоб ее?
Принцип повел меня по коридору. Я узнавал стены из неровного камня и двери за железными решетками. Мы прошли мимо моей камеры и свернули к последней двери в дальнем конце.
Принцип потянул защелку и открыл дверь.
В углу пыльной комнаты, напоминавшей пещеру, сидела женщина с темно-рыжими волосами. Свет проникал только через открытую дверь, пыль клубами поднималась в его сиянии.
Комната была без окон. Без окон. Перед моими глазами предстал образ Мириам, сидящей в дальнем углу с Элли на руках. Воспоминание ранило душу.
– Матушка Мара, – сказал Принцип. – Мы уходим.
Лицо у нее было неровно обожжено солнцем, а скулы слишком заметными. В своем свободном сером платье она напоминала крестьянина в голодный год.
– Умеешь стрелять из аркебузы? – спросил я.
Как будто с разочарованием в самой себе, она покачала головой:
– Нет, никогда не пробовала.
Печально. Одной рукой непросто поджечь запал и перезарядить, так что аркебуза – оружие не для меня. Я и с двумя руками никогда не чувствовал себя с ней уверенно.
Я все же протянул Маре оружие. Быть может, если дойдет до этого, она сумеет следовать примеру Принципа.
Мальчик помог Маре подняться. Она подхватила с пола блестящее украшение и натянула на запястье. Судя по каплям пота на лице и шее и покрасневшим глазам, ее лихорадило.
Втроем мы вышли из камеры. Из дальнего конца коридора слышался стук – Хит колотил в дверь молитвенного зала, где я его запер.
– Мы должны забрать мою дочь, – хрипло произнесла Мара.
Еще кого-то спасать? Мне так и хотелось ответить «нет», но мать не могла бросить дочь, а мальчик не бросит мать.
Я огорченно хмыкнул:
– А ты знаешь, где она?
Быть может, девочка возьмет вторую аркебузу. Пусть и не сумеет прицелиться, но хоть отвлечет врага.
– Я знаю, – ответил Принцип.
Он провел меня к другой комнате, недалеко от моей. Мара по пути держалась за стену.
Мальчик открыл дверь.
– Идем, Ана, – сказал он, – мы уходим отсюда.
В отличие от матери, девочка была черноволосой. Всю нижнюю часть левой щеки покрывали шрамы от старых ожогов, тянувшиеся и по шее. На вид ей было лет пятнадцать или шестнадцать – почти ровесница Элли, но ее щеки огрубели на солнце.
– Мама! – Она бросилась к матери и помогла ей устоять на ногах. – Милостивые ангелы, тебе нужна помощь!..
Мара покачала головой:
– Не думаю, что гожусь для этого путешествия. А ты иди с Принципом и этим одноруким мужчиной.
– Я не оставлю тебя, – настаивала на своем Ана. – Ангелы дадут тебе сил.
Я поспешно направился к лестнице. Верхняя площадка отсюда выглядела неохраняемой. Поднявшись по ступенькам, мы окажемся в главном молитвенном зале. А оттуда можно выбраться через основной вход или, сделав небольшой крюк, через кухню.
– Поддержите ее, – приказал я Принципу и Ане.
Они помогли больной женщине доковылять до лестницы.
В зале у алтаря лежала разбитая на куски статуя Архангела. Мозаичные изображения ангелов на стенах облупились и потускнели. В распахнутой двери главного входа завывал ветер. Солнце скрылось за облаками, но пейзаж снаружи выглядел достаточно привлекательным.
К входу приближался стражник. Вероятно, отходил помочиться.
– Спрячьтесь, – велел я трем своим компаньонам.
Они влезли под опрокинутую скамью, а я остановился, прижимаясь к стене у входа. Едва стражник вошел, я ухватил его сзади за шею и швырнул ничком на пол. Он лишился сознания. Я достал меч и вонзил его в открытый участок кожи над латным воротником.
Тело я оттащил за сломанную скамью, так что на полу остался кровавый след, а потом подал знак своим спутникам выходить.