Долго переулок был совершенно пуст. В доме Нотгорна тоже царила полная тишина. Но эта тишина не могла обмануть аба. Он был уверен, что ужасный старик не спит, не отдыхает в эти томительные часы сиесты, а, наверное, обдумывает новые козни на погибель абу и всей гирляндской религиозной общине!
Вдруг по гравию зашуршали чьи-то тяжелые шаги, сопровождаемые беззаботным присвистыванием. Аб весь подался вперед. Шаги приближались, и наконец в поле его зрения появился прохожий: молодой детина богатырского роста, с кудрявой черной бородой. За плечами его виднелся запыленный дорожный мешок. «Неужели сам Рэстис Шорднэм?!» — подумал аб.
Эта мысль наполнила беднягу неожиданной радостью. Да, он был рад теперь даже Рэстису Шорднэму, так как надеялся найти в нем союзника для борьбы с преступным профессором.
Незнакомец толкнул выломанную абом калитку и вошел во двор.
«Пора!» — подумал аб и быстро соскользнул на самые нижние ветви платана. Скрывшись за стволом, чтобы остаться невидимым из окон дома, он стал привлекать к себе внимание пришельца.
— Кса-кса-кса! — издал он тихие, но отчетливые звуки. Бородатый гигант вздрогнул и осмотрелся по сторонам.
Аб Бернад постарался высунуться как можно больше и, вытянув широкие губы, еще громче повторил свой призыв. При этом он махал незнакомцу лапой и делал уморительные гримасы, чтобы привлечь его внимание. Наконец бородач увидел кривляющуюся обезьяну и рассмеялся. Аб стал усиленно манить его к себе, показывая жестами, что надо поскорей и без шума скрыться в саду. Но тут незнакомец расхохотался в полный голос и погрозил обезьяне пальцем.
В ту же минуту на крыльце веранды появился профессор Нотгорн. Бедняга аб тотчас же умчался в крону платана и вновь там спрятался. Сердце его готово было разорваться от досады и страха…
Старик стоял на крыльце веранды и с торжествующей усмешкой рассматривал гостя.
— Шорднэм из Марабраны?
— Так точно, ведеор профессор! Рэстис Шорднэм собственной персоной!
— Молодец, что пришел!..
Потом, повернувшись в сторону сада, профессор крикнул:
— Кнаппи, Кнаппи, ко мне!!!
Парализованный страхом, аб поспешно спустился с платана и смиренно приблизился к профессору. Шорднэм разглядывал его с детским любопытством, а профессор нахмурился и опустил правую руку в карман. Аб отлично понял этот жест и весь сжался.
— Кнаппи! — строго сказал Нотгорн. — Вот ведеор Рэстис Шорднэм из Марабраны, твой новый наставник! Люби его и беспрекословно ему подчиняйся!.. А теперь марш в чулан!
Радуясь возможности отдохнуть, подкрепиться и обдумать создавшееся положение, аб Бернад прыгнул на крыльцо и скрылся в доме. А Шорднэма профессор пригласил к себе в кабинет.
Положив свой дорожный мешок на ковер, Рэстис с удовольствием погрузился в прохладное кожаное кресло. Профессор расположился напротив него в другом кресле.
— Друг мой, — обратился он к Шорднэму, — вы поступаете ко мне на службу в несколько необычной обстановке…
— Я знаю, что вы больны, ведеор профессор…
— Речь идет не о моей болезни. В моем доме и со мной лично происходят вещи посерьезнее всяких болезней. Я хотел бы знать: согласитесь ли вы, Шорднэм, выполнять временно не только обязанности надсмотрщика при моем орангутанге, но и кое-какие другие работы?
— Ведеор профессор, располагайте мной по собственному усмотрению. Я выполню любое ваше задание, если оно не будет выше моих сил и способностей!
— Вот и отлично! В таком случае не обессудьте, ведеор Шорднэм, что ваше вступление в должность будет обставлено несколько необычно. Прежде всего вам придется принять ванну!..
— Ванну?! С удовольствием!..
Он с готовностью поднялся, подхватил свой мешок и пошел за профессором в ванную.
Через полчаса чисто вымытый, причесанный, со сверкающими кудряшками черной бороды, облаченный в просторный синий халат, Рэ Шкипер появился в холле. Его васильковые глаза под дремучими бровями так и сияли от удовольствия.
— Хорош! Очень хорош! — удовлетворенно прогудел профессор, быстро ощупав Шорднэма своими пронзительными зрачками.
— А теперь, друг мой, пойдем слегка закусить.
Шорднэм охотно позволил отвести себя в столовую. «Слегка закусить» оказалось настоящим пиршеством. Рэ Шкипер только глазами хлопал да слюнки глотал, наблюдая, как дородная экономка профессора расставляет на столе невиданные блюда и напитки.
Сам Нотгорн не сел к столу. Он поудобнее устроился в кресле и, дождавшись, когда Нагда кончит накрывать и уйдет на кухню, сказал:
— Ну, ведеор Шорднэм, теперь действуйте! Отпразднуйте вступление в новую должность! Ешьте, пейте, как у себя дома! А я с вашего разрешения немного передохну.
С этими словами он прикрыл восковыми веками свои полыхающие глаза и, будто сразу в нем что-то погасло, превратился вдруг в неподвижную мумию.
Солнце уже клонилось к закату. По саду протянулись длинные черные тени. Измученная за день Нагда принесла в миске ужин орангутангу Кнаппи. Пока аб ел, она почесывала у него за ухом и тихонько ему жаловалась:
— Что-то с нами будет, милый ты мой зверюга! Совсем зачудил наш добрый хозяин. Поит, кормит этого босяка бородатого, словно знатного ведеора. Про работу свою научную толкует ему как равному, и мне послышалось даже, что он отдает бродяге за что-то и дом, и сад, и нас с тобой. Ох, видно, не совсем еще в уме наш ведеор профессор!..
У аба чуть кусок в горле не застрял, когда он услышал такую новость. Неужели Нотгорн задумал сегодня же завладеть телом Рэстиса Шорднэма?! Этим он снова разрушил все надежды и планы аба! А ведь аб рассчитывал, что он успеет предупредить своего надсмотрщика о нависшей над ним угрозе и тем самым привлечь его на свою сторону!..
Напрягши свой острый звериный слух, аб уловил голоса, доносившиеся через двое дверей из столовой. Голоса были возбужденные, громкие, но значение отдельных слов разобрать было невозможно.
Аб поспешно доел свой ужин и принялся ласкаться к Нагде, давая ей понять, что ему необходимо прогуляться в саду. Экономка поняла его.
— Ну чего ты просишься, дурачок? Не велел тебя хозяин выпускать сегодня! Разве что сам удерешь…
Забрав пустую миску, Нагда ушла из чулана, умышленно забыв наложить на двери засов. Пусть прогуляется рыжий красавец, хозяину теперь все равно не до него!..
Подождав, когда Нагда стукнет кухонной дверью, аб Бернад осторожно вышел из своей тюрьмы и аккуратно ее запер…
— Курить у вас можно?
первое, о чем спросил Шорднэм, когда профессор открыл глаза.
— Пожалуйста, курите. Сигареты и сигары в крайнем справа ящике серванта. Не сочтите за труд…
— Все в порядке, ведеор профессор! Спасибо за угощение!
Шорднэм достал для себя сигареты и вернулся к столу. Вскоре столовая наполнилась ароматным дымом дорогого табака.
— Я предупреждал вас, ведеор Шорднэм, что ваше вступление в должность будет обставлено не совсем обычно. После ванны и обеда я хочу вас угостить коротенькой популярной лекцией. Вы способны слушать и понимать? — проговорил Нотгорн.
— Способен, ведеор профессор!
— Отлично…
Профессор помолчал, словно собираясь с мыслями. Потом вдруг сорвался с кресла и принялся расшагивать по столовой, скрестив руки на груди.
— Отлично! — крикнул он снова. — Вы толковый человек, Шорднэм! Я уверен, что вы поймете все до конца!
Нотгорн остановился у окна и, глядя на зеленые заросли сада, машинально барабанил пальцами по стеклу. Но вот он резко повернулся к Шорднэму и ожег его черными угольями своих пылающих глаз.
— Человек, дорогой мой друг, весьма удивительное существо! — заговорил он так громко, словно перед ним была целая аудитория. — Помимо иных похвальных качеств, человек обладает колоссальной, ни с чем не сравнимой гордостью, или, если хотите, колоссальным чувством собственного достоинства. Эта гордость, это чувство обособленного, исключительно высокого положения в мире животных и в природе вообще, это ощущение власти над миром животных и над природой были человеку органически свойственны на самом раннем этапе его перехода из рядового зоологического вида в более совершенный вид антропоидов. Мы знаем, Шорднэм, что в какой-то мере чувство собственного достоинства наблюдается у многих животных, но то животное, из которого впоследствии развился человек, было наделено этим качеством исключительно щедро, Можно без преувеличения сказать, что именно гордость была решающим фактором в процессе очеловечения нашего дикого антропоидного предка. Именно гордость заставила его двигаться по долгому и трудному пути от употребления естественных орудий к созданию орудий искусственных; именно гордость заставила его стремиться к более высоким ступеням превосходства, толкнула его к труду, к творческому преобразованию природы. Вы согласны, Шорднэм, с этим моим утверждением относительно гордости человека?
— Согласен, ведеор профессор, хотя и не совсем понимаю, чем же ему было гордиться?!
— Как это чем?! Он владел огнем, одевался в шкуры, орудовал сокрушительным каменным топором! Он чувствовал себя подлинным царем природы! Он смело смотрел на окружающий мир и никому не желал подчиняться. В его примитивном крошечном сознании бушевала стихийная радость бытия, размеры которой мы даже представить себе не можем. Это был неистребимый животный оптимизм, который в столь непомерном количестве был присущ только этому виду. Но наступило время наблюдений и обобщений.
И первый же шаг через этот важный рубеж, первая попытка самого элементарного обобщения вызвали в темном сознании первобытного человека острый конфликт. Возникло грозное противоречие, разрешить которое могли только знания, а до знаний еще предстояло пройти путь длиною в десятки тысяч лет. Положение создалось поистине катастрофическое: гордость столкнулась с реальной действительностью, которая, как в зеркале, со всей беспощадностью показала человеку его ничтожность и бессилие перед могучими силами природы. Что же было делать? Убить в себе гордость и с