Они свернули на грунтовую дорогу, которая тянулась параллельно реке, остановились у бензиновой колонки и вышли из машины расспросить дорогу.
— Знаю, как же, — сказал человек, отпускающий бензин. — Знаю, где Сауэры живут. Их причал прямо против дороги, да вот лодочник был только что здесь.
Бензинщик открыл дверку, сложил руки рупором и крикнул:
— Пэрли! Тут вот хотят на тот берег перебраться.
— Мне нужно передать одну вещицу, — сказал Виктор.
— Да вот он вас перевезет. Вы прекрасно проедетесь. Все равно ему нечего делать. Он целый день здесь околачивается, все уши мне прожужжал. Пэрли! Пэрли!
Виктор и Тереза перешли вместе с ним дорогу к маленькому перекошенному речному причалу. Старик сидел и чистил металлические части на катере.
— Я вас сейчас перевезу туда и обратно, мигом.
— Я обожду здесь,—-сказала Тереза.
По обе стороны реки росли деревья, свешиваясь к воде ветвями. Река, широкая в том месте, где был причал, дальше, вверх по течению, сужалась и, извиваясь, исчезала в горах. Тереза так увлеклась пейзажем, что не слышала, о чем говорил Виктор с лодочником.
— Скажите вашей даме, чтобы шла сюда, — сказал старик.
Она повернула голову, Виктор подал ей руку и помог ей перейти в лодку. Старик напялил грязную морскую фуражку, и они поплыли против течения. Течение было сильное, и лодка двигалась медленно, так что они не сразу различили острова, но вот вдруг они увидели, как светлая полоска воды отделяет кусок суши, который до этого казался им простым выступом. Затем они обогнули остров и вдруг очутились у причала в небольшой бухточке. Виктор поднялся по тропинке, которая вела от причала к ветхому дощатому дому цвета морилки. Сад соединялся с домом беседкой, образованной из длинных кедровых прутьев и растущих вдоль них роз.
Виктор нажал звонок. Старая служанка открыла дверь и провела его через весь дом на крылечко, где сидела миссис Сауэр с шитьем на коленях. Она поблагодарила его за кофейник и, когда он повернулся, чтобы уйти, спросила, один ли он приехал или с кем-нибудь.
— Я еду с женой, с миссис Маккензи, — сказал Виктор. — Мы направляемся в Квебек.
— Ну что ж, пришло время пить, как говаривал Галбот, — сказала старая дама.— И вы сделали бы доброе дело, если бы вы и ваша жена согласились выпить со мной по коктейлю.
Виктор вышел на кедровую аллейку, где его ожидала Тереза, и повел ее в дом.
— Я знаю, как вам некогда, дети, — сказала старуха. — Я знаю, что с вашей стороны это жертва — задержаться у нас. Но мы с мистером Сауэром в этом году так одиноки! Сижу себе здесь и подрубаю шторы для кухаркиной комнаты. Скучища...
Она подняла на минутку руки с шитьем и снова опустила их на колени.
—- Но раз уж вы так милы, что соглашаетесь выпить с нами по коктейлю, позвольте просить вас еще об одном одолжении. Я хочу, чтобы вы сами приготовили коктейли. Обычно этим занимается Агнес — та, что открыла вам дверь, — она всегда разбавляет джин водой. Все, что надо, вы найдете в чулане. Идите прямо через столовую.
Индийские коврики устилали пол просторной гостиной. Камин был сложен из нетесаного камня, и над ним, разумеется, красовались оленьи рога. В конце огромной и унылой столовой Виктор обнаружил чулан. Старая служанка вручила ему бутылки и мешалку для коктейля.
— Как хорошо, что вы остаетесь, — сказала она. — Я так и знала, что она вас пригласит. Этот год она так одинока, что мне за нее даже иной раз становится жутко. Это чудесная женщина, чудесная! Но за последнее время она стала на себя не похожа. Пьет каждый день с одиннадцати утра. А то и с десяти.
Мешалка для коктейлей была получена в качестве приза от яхт-клуба, а тяжелый серебряный поднос был подарком мистеру Сауэру от его товарищей по фирме.
Когда Виктор вернулся на крыльцо, Тереза уже сидела и подрубала шторку.
— Как приятно снова почувствовать вкус джина! — воскликнула старая миссис Сауэр. — Не знаю, о чем только думает Агнес, разбавляя коктейли водой. Это превосходная женщина и очень преданная, но она стареет, увы, она стареет! Иногда мне кажется, что ее покидает разум. В холодильнике она держит мыльные стружки, а на ночь кладет себе под подушку топор.
— Какая счастливая звезда привела к нам этих очаровательных гостей? — спросил старый джентльмен, подходя к крыльцу.
Он снял садовые рукавицы и сунул ножницы в карман клетчатой куртки.
— Какие благородные дети, правда? Они согласились посидеть с нами и выпить по коктейлю, — сказала миссис Сауэр после того, как перезнакомила всех.
Старик как будто ничуть не удивился, что она назвала супругов Маккензи детьми.
— Они едут из Хостейл-бич и направляются в Квебек.
—- Мы с миссис Сауэр терпеть не можем Хостейл-бич, — сказал старик. — Когда вы рассчитываете прибыть в Квебек?
— Сегодня к вечеру.
— Сегодня? — переспросила миссис Сауэр.
— Не думаю, чтобы вам удалось туда прибыть к вечеру, — сказал старик.
— Добраться доберетесь. Я знаю, как нынче ездят дети, но только вы прибудете туда ни живые ни мертвые. Оставайтесь лучше пообедать. Оставайтесь ночевать!
— Ах да, отобедайте с нами, — поддержал старик,
— Вы ведь останетесь, правда? — настаивала миссис Сауэр. — Я не принимаю отказа, вот и все! Я старуха, и меня нужно уважать, и, если вы скажете «нет», я притворюсь глухой и не услышу. Ну вот, а раз вы решились остаться, давайте выпьемте еще по коктейлю, вы их восхитительно готовите, и скажите Агнес, чтобы она вам отвела комнату Талбота — да потактичнее, смотрите! Она терпеть не может гостей. Не забывайте, что она очень стара.
Виктор отнес яхтовый приз в дом; в доме было множество окон, и все же в сгущавшихся сумерках он походил на пещеру.
— Мы с миссис Маккензи остаемся обедать и переночуем у вас, — сказал он служанке. — Она просила отвести нам комнату Талбота на ночь.
— Вот и хорошо! Может быть, это ее развлечет.— Она много горя повидала на своем веку. Боюсь, что это отразилось на ее рассудке. Я так и знала, что она попросит вас остаться, и очень рада, что вы согласились. Конечно, больше посуды, и постели стелить, но зато... зато...
— Зато веселей?
— Вот-вот!
Старая служанка затряслась от смеха.
— Вы мне напоминаете Талбота. Он тоже вот так, вечно шутил со мной, когда приходил готовить коктейли. Упокой господи его душу. До сих пор не могу поверить! — прибавила она горестно.
Шагая через пещерообразную гостиную, Виктор слышал, как Тереза и миссис Сауэр говорили о том, что становится свежо, и тут же почувствовал сам, как потянуло холодом. Горный воздух проник в дом. Где-то в темной комнате стояли цветы, и в холодном вечернем воздухе аромат их, смешиваясь с запахом камней, из которых был сложен очаг, ощущался особенно резко. В комнате пахло как в пещере, уставленной цветами.
— Все говорят, что здешний пейзаж напоминает Зальцбург, но я патриотка и считаю, что такие сравнения ничего не прибавляют. Другое дело — общество. Когда-то все к нам ездили, а теперь...
— Да, да, — сказал старик и вздохнул. Он открыл пузырек с цитронеллой[8] и помазал себе запястья и шею.
— Ну вот, — сказала Тереза, — шторка готова!
— Как мне отблагодарить вас! — воскликнула миссис Сауэр. — Если б мне кто-нибудь принес очки, я бы могла полюбоваться вашим рукодельем. Они на камине.
Виктор нашел очки — не на камине, правда, а на столике. Он подал миссис Сауэр ее очки и несколько раз прошелся взад-вперед по крыльцу. Он уже казался членом семьи, а не случайным гостем.
— Ты только посмотри на них, — сказала миссис Сауэр мужу. — Как приятно, когда молодые люди любят друг друга! А вот и закатная пушка бьет. Эту пушку мой брат Джордж подарил яхт-клубу. Она была его гордостью и отрадой. Ах, какой тихий вечер!
Позы и взгляды, которым умилялась миссис Сауэр, видя в них проявления трогательной супружеской нежности, на самом деле означали всего лишь благородную радость двух бездомных, неприкаянных детей, которые нашли себе вдруг пристанище. Каким прелестным, каким драгоценным казался им этот короткий час! На другом островке зажглись огни. Ажурная решетка на крыше полуразвалившейся теплицы четко вырисовывалась на темнеющем небе. Бедные, бедные перелетные птицы! Все их повадки и движения дышат невинностью. Косточки их так хрупки. Неужто вот оно, их назначение — заменять собой умерших? Улетайте скорей, улетайте! — пел ветер в ветвях деревьев, в траве, в кустах, но Виктор и Тереза Маккензи не прислушивались к голосу ветра. Они слушали миссис Сауэр.
— Я надену к обеду свое зеленое бархатное, — говорила она, — но если детям не хочется переодеваться...
Прислуживая за столом в тот вечер, Агнес подумала, что давно уже у них не было так оживленно. Она слышала, как после обеда они отправились играть на биллиарде, купленном некогда для бедняги Талбота. Стало накрапывать, но это был совсем не такой дождь, как в Хостейл-бич. Это был легкий, редкий горный дождик. В одиннадцать часов миссис Сауэр зевнула, и игра на этом кончилась. Все поднялись наверх и там, в коридорчике, под фотографиями, изображающими экипаж Талбота, лошадку Талбота и однокашников Талбота, стали прощаться.
— Покойной ночи, покойной ночи, — воскликнула миссис Сауэр, и затем, решившись откинуть прочь церемонии, прибавила:
— Я так счастлива, что вы не уехали! Я сказать не могу, как много это для меня значит. Я... — Слезы выступили у нее на глазах.
— Здесь так прелестно, — сказала Тереза.
— Покойной ночи, дети, — повторила миссис Сауэр.
— Покойной ночи, покойной ночи, — вторил мистер Сауэр.
— Покойной ночи, — сказал Виктор.
— Покойной ночи, покойной ночи, — подхватила Тереза.
— Спите крепко, — сказала миссис Сауэр, — приятных сновидений.
Прошло десять дней. Сауэры ждали в гости каких-то молодых родственников по фамилии Уичерли. Уичерли еще ни разу не бывали здесь. Они прибыли под вечер. Виктор вышел к ним навстречу.