Миссис Бествик открыла ему дверь сама. Она держала чашку кофе в руке, и Честер заметил, что чашка надтреснута, а рука чуть-чуть дрожит.
— Какая досада с машиной, Честер, я так расстроена, — сказала миссис Бествик. — Я прямо не знаю, что делать. У меня все готово, — и она показала на ящики с посудой, заполнившие всю кухню.
Она провела Честера через коридор в гостиную, в которой уже не было ни ковров, ни штор, ни картин.
— Все готово, — повторила она. — Мистер Бествик ждет меня в Пеламе. Мама увезла детей к себе.
— Напрасно вы не посоветовались со мной насчет агентства,—сказал Честер. — Не думайте, что я получаю комиссионные, просто я бы связал вас с какой-нибудь солидной конторой, и, главное, за те же деньги. Люди думают сэкономить на переезде и связываются с каким-нибудь второразрядным агентством, а в конце концов ничего не выгадывают. Миссис Негус — из первой «А», — она хочет внести свои вещи как можно скорей, прямо с утра.
Миссис Бествик ничего не сказала в ответ.
— Мне очень жаль с вами расставаться, миссис Бествик, — сказал Честер, испугавшись, что был слишком резок. — Я буду скучать, ей-богу. И по мистеру Бествику и по девочкам. У нас мало таких жильцов, как вы. За все восемь лет, что вы здесь прожили, вы, по-моему, ни разу ни на что не пожаловались. Увы, миссис Бествик, не те времена! Все с ума посходили, что ли. Цены растут так, что никаких денег не хватит. Я-то помню время, когда в нашем доме жили люди — ни богатые, ни бедные. А теперь — одни богачи. И если б вы знали, миссис Бествик, на что только не жалуются жильцы! Вы б не поверили. Третьего дня, представьте себе, звонит соломенная вдова из седьмой «Д», и, как вы думаете, что ей у нас не нравится? Стульчак, видите ли, ей мал.
Шутка не развеселила миссис Бествик, она едва улыбнулась — чувствовалось, что голова ее занята другим.
— Ну что ж, я сейчас спущусь к миссис Негус и скажу ей, что произошла небольшая заминка, — сказал Честер.
Миссис Негус, которая готовилась занять квартиру миссис Бествик, брала уроки музыки. Ее дверь выходила прямо в вестибюль, и под вечер было слышно, как она разыгрывает гаммы. Она никак не могла овладеть инструментом и выучила всего несколько пьесок. Уроки музыки были новым занятием для миссис Негус. Когда она только въехала в дом, в начале войны, ее звали Мэри Томз, она тогда поселилась вместе с миссис Лассер и миссис Добри. Честер подозревал, что миссис Лассер и миссис Добри женщины легкого поведения, и, когда Мэри Томз к ним присоединилась, он почувствовал беспокойство за ее судьбу — уж очень она была молода и хороша собой. Он тревожился напрасно: легкая жизнь ей ничуть не повредила. Она прибыла бедной девушкой, в суконном платьишке, а к концу года у нее оказалось столько мехов, сколько никому не снилось, и она была беспечна как птичка. Мистер Негус начал ее посещать на следующую зиму. Первая же встреча — случайная, как полагал Честер, — изменила весь ход дальнейшей жизни мистера Негуса. На вид это был человек бывалый и немолодой, и Честер обратил на него внимание из-за его манеры прятать нос в воротник пальто и надвигать шляпу на самые глаза, когда он шел через вестибюль в квартиру один «А». Как только мистер Негус сделался постоянным посетителем Мэри Томз, она дала отставку всем прочим своим знакомым. Один из них, французский офицер, моряк, оказался менее покладистым, чем другие, и пришлось позвать швейцара и полицейского на помощь. Затем мистер Негус указал миссис Добри и миссис Лассер на дверь. Мэри Томз здесь была ни при чем, и она даже старалась достать для своих подруг квартиру в этом же доме. Мистер Негус, однако, был непоколебим, и в конце концов старшим приятельницам Мэри Томз пришлось собрать свои пожитки и переехать на Пятьдесят восьмую улицу. Когда они съехали, был вызван декоратор, и всю квартиру отделали заново. Вслед за декоратором прибыли рояль, пудели, подписка на «Клуб ежемесячной книги» и, наконец, сварливая ирландская служанка. В ту зиму Мэри Томз и мистер Негус съездили в Майами и там поженились, но мистер Негус, даже сделавшись законным мужем, проходил через вестибюль крадучись, как человек, который стыдится своего поведения. А теперь Негусы собирались перенести свои пенаты в квартиру девять «Е». Честер не думал, чтобы они задержались там надолго. Поживут год-другой, а потом миссис Негус захочется переехать в надстройку. А оттуда — в какой-нибудь фешенебельный дом на Пятой авеню. Впрочем, какое ему до этого дело?
Честер позвонил, и миссис Негус, по-прежнему хорошенькая как картинка, открыла дверь.
— Здрасте, Чет, — приветствовала она его. — Заходите. А я думала, что вы раньше одиннадцати меня туда не пустите.
— Там, возможно, произойдет задержка, — сказал Честер. — Машина за вещами той дамы еще не прибыла.
— А мне какое дело, Чет? Мне необходимо поставить туда свое барахло, вот и все.
— Что ж, если за ней не приедут до одиннадцати, я попрошу Делейни и Макса, они вдвоем снесут ее вещи вниз.
— А, Чет! — сказал мистер Негус.
— В чем это у тебя штаны, мой милый? — спросила миссис Негус.
— Ни в чем, — сказал мистер Негус.
— А это что? — спросила миссис Негус. — Видишь, пятнышко?
— Слушай, — сказал мистер Негус, — я их только что получил из чистки.
— Ну и что ж, ты, может быть, за завтраком ел варенье, — возразила миссис Негус, — и сел на него. То есть, я хочу сказать, капнул вареньем на штаны.
— Да не ел я никакого варенья, — сказал он.
— Ну, значит, масло, — настаивала она. — Очень уж бросается в глаза.
— Так я позвоню, — сказал Честер.
— Выкиньте ее барахло оттуда, Чет, — заявила миссис Негус, — я вам дам за это десять долларов. Ведь с двенадцати часов ночи хозяйка этой квартиры — я, почему же мне нельзя поставить там свои вещи?
Миссис Негус взяла салфетку и начала тереть ею пятно на брюках мистера Негуса. Честер вышел и закрыл за собой дверь.
Когда Честер спустился в подвал, он услышал, как у него в конторе звонит телефон. Он снял трубку. Прислуга из пятой «А» сообщила, что у жильцов над ними ванна перелилась через край. Телефон звонил почти безостановочно. Прислуга и жильцы жаловались на неполадки — там окно не закрывается, там никак не откроешь дверь, кран протекает, раковина засорилась. Честер взял инструменты и сам занялся починкой. Жильцы по большей части держались уважительно и мило, но соломенная вдова из квартиры семь «Д» потребовала его к себе в столовую и набросилась на него.
— Вы здешний дворник? — спросила она.
— Я управляющий, — отвечал Честер. — Я пришел сам, потому что мастер занят.
— Словом, я хочу поговорить с вами о черном ходе, — сказала она. — По-моему, в этом доме недостаточно поддерживается чистота. Моя служанка утверждает, что она видела на кухне чуть ли не таракана. У нас никогда не было тараканов.
— Это очень чистый дом, — сказал Честер. — Это один из самых чистых домов в Нью-Йорке. Делейни моет черную лестницу через день, и мы при всяком удобном случае красим ее. Когда-нибудь, когда у вас будет время, спуститесь ко мне в подвал. Я за ним слежу не меньше, чем за вестибюлем.
— Я говорю не о подвале, — сказала женщина, — а о черном ходе.
Честер боялся, что вот-вот взорвется, и поспешил вернуться к себе в контору. Ферари доложил, что аварийная команда прибыла и отправилась на крышу вместе со Стенли. Честер был недоволен тем, что они не явились сперва к нему. Ведь он как-никак управляющий и несет ответственность за все, что здесь происходит: прежде чем приступить к работе в его владениях, им следовало бы с ним посоветоваться. Он поднялся в надстройку «Д» и вышел по черной лестнице на крышу. Северный ветер завывал среди телевизионных антенн, и на соляриях кое-где еще лежал снег. Шезлонги и столики были накрыты брезентом, а на стене одного из соляриев висела вся заледенелая соломенная шляпа. Честер подошел к баку и высоко на чугунной лесенке увидел двух человек в комбинезонах. Они возились с задвижкой. На той же лесенке, двумя-тремя перекладинами ниже, стоял Стенли и подавал им инструмент. Честер подошел к ним и принялся помогать советами. Они слушали его почтительно, но, когда он спускался с лесенки, один из рабочих тихо спросил Стенли:
— Это ваш дворник?
Проглотив обиду — второй раз в этот день! — Честер подошел к самому краю крыши и стал глядеть оттуда на город. Справа виднелась река, вдоль нее, по течению, плыл грузовой пароход. На палубе и в иллюминаторах в неясном свете дня мерцали огни. Он держал путь в океан, но Честеру этот пароход с его огоньками и тишиной напоминал уютный одинокий домик, затерявшийся среди лугов. Маленький домик, уносимый течением. Ни один пароход, подумал Честер, не сравнится с моими владениями. У меня под ногами тысячи артерий, пульсирующих паром, десятки миль водопроводных труб и больше сотни пассажиров, любой из которых, быть может, в эту самую минуту замышляет самоубийство, кражу или поджог. Огромная ответственность лежит на Честере — куда до него капитану какого-то грузового суденышка!
Когда Честер снова спустился к себе в подвал, позвонила миссис Негус — справиться, отбыла ли миссис Бествик. Он сказал, что позвонит ей, и повесил трубку. Десять долларов миссис Негус, казалось бы, обязывали Честера выжить миссис Бествик как можно скорее, но ему не хотелось усугублять ее и без того трудное положение, и он с грустью вспомнил, как хорошо она держала себя все время, пока занимала эту квартиру.
Ненастная погода, мысль о миссис Бествик и воспоминание о том, как его дважды назвали дворником, — все это нагнало на него тоску, и он решил для бодрости пойти почистить обувь.
Но у чистильщика в это утро было пустынно и тихо.
— Мне шестьдесят два года, — сказал Бронко, печально склонившись к ногам Честера, — а я думаю черт знает о чем. Может быть, это оттого, что я все время имею дело с подметками да с каблуками, как по-вашему? Или запах гуталина так действует, а?
Он густо намазал полуботинки Честера и принялся чистить их жесткой щеткой.