— Нет, вы только подумайте, что я наделала! — сказала миссис Холиншед Лоре, — Мы пошли к врачу, и я забыла захватить с собой сумку. Не дадите ли вы мне несколько долларов взаймы, чтобы добраться на такси в гостиницу?
Лора с готовностью протянула ей пять долларов — мельче ничего не оказалось. Мальчик продолжал плакать, и мать потащила его по направлению к Пятой авеню. С того вечера Лора их больше в парке не видела.
Жизнь Ральфа проходила, как всегда, под знаком ожидания. Непосредственно после войны Нью-Йорк, казалось, задыхался под бременем богатства. Самый воздух был напоен деньгами, и Ральфу с Лорой, которые зимой спали, укрываясь своими поношенными пальто, представлялось — еще немножко терпения, изобретательности и просто удачи, и волна всеобщего благоденствия подхватит и их. В воскресные дни, когда была хорошая погода, они гуляли по Пятой авеню, мешаясь с толпой богатых и счастливых людей. Ральфу казалось, что еще месяц (ну, самое большее год), и они попадут в этот мир процветания, которого они давно уже достойны! Они прогуливались по Пятой авеню до самого вечера, а потом шли домой, открывали на обед банку фасоли и, чтобы возместить недостаток витаминов в своей диете, на десерт съедали по яблоку.
Однажды, возвращаясь с воскресной прогулки, еще на лестнице они услышали, как звонит телефон. Ральф поспешил вперед и снял трубку.
Он узнал голос своего дядюшки.
— Рафик, это я, дядя Джордж! — кричал тот.
Дядя Джордж принадлежал к поколению, для которого расстояния еще что-то значили, и он кричал в телефон, словно окликал с берега плывущее мимо судно. Ральф не сразу понял, что дядюшка звонит из Иллинойса, и думал, что они с тетей Хален сюрпризом прибыли в Нью-Йорк.
— Ты меня слышишь? —кричал дядя Джордж.— Ты слышишь меня, Рафик?.. Я звоню тебе по делу, Рафик. Тебя интересует новое дело? Поль Хэдам был здесь проездом — слышишь, Рафик? Поль Хэдам был здесь на той неделе и приходил повидаться со мной. У него уйма денег, Рафик, он ужасно богат, и он затеял новое предприятие с синтетической шерстью. Ты меня слышишь, Рафик?.. Я рассказал ему о тебе, он остановился в «Уолдорфе», так ты к нему сходи. Я как-то спас ему жизнь. Я вытащил его из озера Эри. Ты сходи к нему завтра в «Уолдорф», Рафик. Ты знаешь, где это? Гостиница «Уолдорф»... Погоди минутку, тетя Хэлен хочет сказать тебе два слова.
В трубке раздался женский голос, он был еле слышен. Все его двоюродные братья и сестры собрались к ним на обед, рассказала она. У них была индейка к обеду. Все внуки тоже пришли и держались как ангелы. Джордж повел их всех гулять после обеда. Было жарко, но они все сидели под навесом на крылечке и не чувствовали жары. Тут отчет о воскресном обеде прервался — должно быть, Дядя Джордж выхватил у нее трубку. Он еще раз повторил, чтобы Ральф сходил к мистеру Хэдаму в «Уолдорф».
— Ты к нему сходи завтра, Рафик, девятнадцатого, понимаешь? «Уолдорф». Он тебя ждет. Ты меня слышишь?.. Гостиница «Уолдорф». Он миллионер. Ну, пока...
Мистер Хэдам занимал номер из двух комнат. Он был один, когда Ральф зашел к нему вечером по дороге с работы. Ральфу он показался глубоким стариком, но очень крепким. По тому, как мистер Хэдам жал руку, дергал себя за мочку уха, потягивался и семенил по комнате на кривых ножках, было видно человека, сохранившего всю силу и независимость духа и не потерявшего своей бульдожьей мертвой хватки. Он налил виски себе и Ральфу, хорошенько разбавив свой бокал содовой. Он затевал производство синтетической шерсти на Западном побережье, объяснил он, а сюда приехал искать людей, понаторевших в торговле шерстью. Джордж упомянул Ральфа, а мистеру Хэдаму как раз нужен человек с таким опытом, как у Ральфа. Мистер Хэдам собирался подыскать для Ральфа подходящий дом, помочь с переездом и положить ему для начала жалованье в пятнадцать тысяч долларов. Эта-то сумма и навела Ральфа на мысль, что старик хочет таким образом отблагодарить дядю Джорджа за то, что тот спас ему жизнь. Старик словно угадал мысль Ральфа.
— То, что ваш дядюшка спас мне жизнь, тут ни при чем, — сказал он без обиняков.—Конечно, я очень благодарен ему, еще бы! Но мое предложение ничего общего не имеет с вашим дядюшкой, так что не думайте. Вы не представляете себе, как трудно богатому старику набрести на свежего человека. Все мои старые друзья перемерли — кроме Джорджа. Я окружен кордоном из помощников и родных, и через него чертовски трудно прорваться, так что, если б Джордж не называл мне время от времени чье-нибудь имя, я бы вообще не видел новых лиц. В прошлом году я попал в автомобильную катастрофу. Виноват был я. Я безобразно вожу машину. Ну вот, я помял чужую машину, вылез и подошел к этому малому, у которого я помял машину. Назвал себя. Пока мы ждали аварийную команду, прошло минут двадцать, мы разговорились. А теперь он работает у меня, он едва ли не самый близкий из моих друзей. А если бы я не налетел на него, я бы ни за что с ним не повстречался. Только так старикам и удается знакомиться с людьми — через автомобильную катастрофу, пожар или еще что-нибудь в этом роде.
Он выпрямился в кресле и пригубил свое виски. Комнаты мистера Хэдама находились высоко, и уличный шум туда не проникал. Мистер Хэдам дышал громко и ровно, и в паузах между разговором казалось, что в комнате кто-то спит.
— Но я не хочу торопить вас, — продолжал он. — Завтра утром я отправляюсь к себе в Калифорнию. Вы взвесьте все хорошенько, а я вам позвоню.
Он вынул записную книжку и записал фамилию Ральфа и номер его телефона.
— Я вам позвоню вечером во вторник, двадцать седьмого, часов в девять по вашему времени. Джордж говорит, что у вас милая жена, но сейчас мне некогда. Там на побережье, и познакомимся.
Мистер Хэдам затем поговорил о бейсболе и опять вернулся к дяде Джорджу.
— Он спас мне жизнь. Проклятая лодка перевернулась подо мной и пошла ко дну. Я и сейчас чувствую, как она уходит у меня из-под ног, словно это было вчера. Плавать я не умел. Да и сейчас не умею. Ну что ж, до свидания.
Они пожали друг другу руки, и, как только дверь за Ральфом закрылась, из-за нее раздался кашель — скверный, протяжный стариковский кашель. В нем были и горькая жалоба и озлобленность, и все время, что Ральф ожидал лифта в коридоре, кашель этот беспощадно хлестал его по нервам.
Ральф шел домой и думал: вот оно, долгожданное счастье! Может быть, в самом деле эта нелепая цепь случайностей, начавшаяся с того, что его дядюшка вытащил приятеля из озера Эри, может быть, она-то и несет им спасение? Такие вещи случаются сплошь да рядом. Разумеется, предложение мистера Хэдама было всего-навсего капризом старика, который с возрастом почему-то все острее ощущал благодарность к человеку, спасшему его некогда от смерти. Ральф рассказал Лоре, как держался мистер Хэдам и что он говорил, и, когда Лора, выслушав его, сказала, что, кажется, на этот раз они и в самом деле набрели на золотую жилу, он почти не удивился. Вообще они оба сохраняли редкое спокойствие перед лицом ожидающей их огромной перемены в жизни. Разговоров о том, чтобы отпраздновать это событие, не было и в помине, и как ни в чем не бывало они принялись мыть посуду. Он разыскал на карте место, где находилась новая фабрика мистера Хэдама, и испанское наименование города на берегу Тихого океана к северу от Сан-Франциско сделалось для них синонимом спокойной, обеспеченной жизни.
(отсутствует страница)
чем подойти к Элис. Вечер уже приближался к концу. Лора выходила из уборной, которая открывалась прямо в спальню, и там, на краю постели, сидела Элис и, как показалось Лоре, ее поджидала.
Лора уселась перед туалетным столиком, чтобы поправить прическу, и стала разглядывать свою старую подругу в зеркало.
— Говорят, вы в Калифорнию едете, — сказала Элис.
— Это еще не решено. Завтра будет окончательно известно.
— Это правда, будто дядюшка Ральфа спас ему жизнь?
— Правда.
— Какие вы все-таки счастливые!
— Может быть...
— Ну, конечно же, счастливые!
Элис поднялась, подошла к двери, закрыла ее и снова уселась на постели. Лора смотрела на ее отражение в зеркале: Элис сидела, опустив голову. Она стала немного сутулиться. В движениях ее чувствовалась нервозность.
— Счастливые, — повторила она. — Вы даже не знаете, какие вы счастливые! Дайте я вам расскажу о моем куске мыла. У меня есть, то-есть был, кусок мыла. Пятнадцать лет назад мне подарили его на свадьбу. Кто подарил — не помню. Прислуга или учительница музыки... Не помню! Это было хорошее мыло, хорошее английское мыло, мое любимое, и я решила приберечь его и «обновить» в тот день, когда Гарри улыбнется удача и он повезет меня на Бермудские острова. Я думала, что начну мыться этим мылом, когда он получит место в Баунд-Бруке, на которое он тогда рассчитывал. Потом я думала, что можно будет пустить его в ход, когда мы переедем в Бостон, потом решила — в Вашингтоне, потом — он совсем было получил одно место, и я подумала: вот оно, вот когда я наконец возьму сына из этой гнусной школы, оплачу все счета и распрощаюсь с дешевыми номерами! Целых пятнадцать лет я думала о том дне, когда обновлю мыло. А на прошлой неделе я что-то искала в ящике письменного стола и наткнулась на мыло. Оно высохло и потрескалось. Я его выкинула. Я поняла, что день, когда можно будет этим мылом мыться, никогда не наступит. Вы понимаете, что это значит? Вы представляете себе, каково пятнадцать лет кряду ютиться в этих ужасных, невозможных номерах, жить все время обещаниями, займами и кредитом, ни одного дня из этих пятнадцати лет не быть свободными от долгов и вечно уверять себя, будто именно в этом году, этой зимой, с этой работой, после этой встречи начнется другое. Прожить так пятнадцать лет и наконец понять, что так и будет всю жизнь, что ничего уже не изменится. Вы представляете себе, что это такое?
Она поднялась, подошла к туалетному столику и встала перед Лорой. Большие глаза ее были полны слез, она охрипла и говорила неестественно громко.