– Да, это дело мне нравится. Но меня вдохновил один человек – если бы не он, меня бы вряд ли увлекла кулинария. И мысли бы не возникло, что я умею хорошо готовить. Я здесь только ради встречи с ним. Когда оказалось, что я смогу найти его здесь, никакое право на новую жизнь меня не интересовало…
Я испуганно замолк на полуслове. Об этом нельзя говорить ни в коем случае. После всех потрясений, свалившихся как снег на голову, я чуть не забылся, но, украдкой взглянув в лицо собеседника, вздохнул с облегчением: казалось, он не заметил ничего странного.
– Одним словом, я не нуждаюсь в деньгах.
Я неуклюже попытался сменить тему разговора.
– Тогда сделайте мне по две порции каждого блюда с собой. Сам съем.
Я начал готовить «Секретное оружие».
– Вы закончили на том, что отказались от новой жизни, – осторожно напомнил Ван.
– Забудьте об этом. Просто считайте меня человеком, для которого деньги не имеют значения, – ответил я, пренебрежительно махнув рукой.
Подумал: если начну оправдываться, будет только хуже. Вдруг Ван схватил меня за правую руку. От неожиданности у меня перехватило дыхание. Парикмахер разжал мою ладонь и начал ее внимательно рассматривать. Я быстро выдернул руку.
– А вы, случайно… не влюбились в меня? К сожалению, дело безнадежное: вы не в моем вкусе. Точнее, не мой идеал. Так что не тешьте себя пустыми надеждами, – попробовал отшутиться я, придя в замешательство оттого, что он увидел печать.
– Вы тоже не в моем вкусе, – признался он.
– Вот и славно.
– А знаете, ведь помещение моей парикмахерской тоже пустовало целый год. Раньше там был ювелирный магазин, но владелец скоропостижно скончался от внезапного приступа. Многие посчитали смерть подозрительной, и она обросла невероятными слухами. Говорят, здание долгое время оставалось незанятым. Никто не заселялся, несмотря на дешевую аренду. В этом заброшенном помещении я и открыл свой салон.
Я молча слушал. Вокруг воцарилась тревожная, невыносимая тишина. Вряд ли Вану известна суть печати, но мне стало страшно от мысли, что я выдал секрет, который обязался сохранить. Мне нужно было что-то сказать, чтобы прервать тягостную тишину.
– Кстати, вы не знакомы со школьницей по имени Ку Чжуми? Она живет в нашем районе, и ее брат часто здесь бывает, хотя в последние дни почему-то не заглядывал. Подозреваю, что они живут где-то поблизости, а если это так, то и девочка, и ее брат, и остальные члены семьи могли заходить к вам – вот почему я спрашиваю. Только между нами: родители этой школьницы обратились в полицию из-за пищевого отравления, поэтому я думаю, мне следует с ними встретиться, – признался я.
– Даже не знаю. Если мои посетители сами не представляются по имени, то я их не спрашиваю. Что касается Хван-пучжан, мне известно о ней все, поскольку она сама многое о себе разбалтывает направо и налево. Остальные клиенты не так разговорчивы. Я же сказал, что еще и месяца не прошло со дня открытия парикмахерской. Ну, я пойду.
Ван ушел с таким невозмутимым видом, словно ничего не случилось.
Дождь не прекратился ни к вечеру, ни к ночи.
Из семнадцати лет жизни половину я провел вместе с Сори. После того как она приручила меня, я перестал принадлежать только себе. Для любимой, ставшей важнейшей частью моей души, я свернул бы горы. Чтобы порадовать ее или рассмешить, пошел бы на любые жертвы, будучи уверенным, что это и есть смысл моей жизни. С того дня, как она появилась в нашем детдоме, моя тоска по матери окончательно улетучилась, и я стал жить только ради любимой.
А теперь мне казалось, что моя душа полностью опустошена. Кто из девочек моя Сори – не так важно. Мысль о том, что ей может оказаться Чжуми, угнетала меня, поскольку мы оба не переносили людей такого сорта. Впрочем, если это Донми, радоваться тоже нечему: сердце разрывается на части от осознания, что в новой жизни ей опять досталась роль жертвы.
Лишь поздней ночью я лег в кровать и еще долго ворочался без сна. Когда наконец начал засыпать, знакомый шорох сверху заставил меня открыть глаза. Все в точности как в прошлый раз. Напрягая слух, я попытался определить, действительно ли шум доносится со второго этажа. Но чем старательнее пытался сосредоточиться на нем, тем больше сомневался.
Я вышел из спальни. Звук внезапно прекратился. Включив свет, я осмотрелся. В помещении, наполненном сырым воздухом, слышались звуки дождя. Безучастно глядя в пол, я случайно заметил нечто странное: по нему тянулся длинный мокрый след. Я взглянул на время: два часа ночи. С тех пор как ушел парикмахер, посетителей больше не было, сам я тоже никуда не выходил. Зонт с собой Ван не прихватил, но, даже если предположить, что с него натекла дождевая вода, к этому времени она успела бы высохнуть. Я проследовал по влажному следу от входной двери и остановился перед холодильником. Затем, глубоко вздохнув, медленно открыл дверцу. На полках лежали новые продукты. С первого взгляда было понятно, что они свежие. Тогда я молнией рванулся к входной двери и распахнул ее настежь. Я точно помнил, что заперся на ночь, но сейчас все замки открыты. Поразительно, как легко их взломали.
«Такое под силу только Манхо».
Я взял тряпку со стойки кассы, чтобы вытереть воду с пола, и вдруг понял: чего-то не хватает. Я задумался… Именно здесь лежали деньги, которые заплатил учитель физкультуры. Поразмыслив, я вспомнил, что несколько дней назад тоже сначала исчезла моя выручка, вслед за чем в холодильнике появились новые продукты. А я, дурак, подозревал Дончана. Казалось, в ушах раздался голос Манхо: «За все нужно платить». Теперь ясно: продукты я получал в обмен на заработанные деньги. Холодильник пополнялся не бесплатно, а за счет моего труда. Что ж, вполне логично.
«Стоп!» – остановился я как вкопанный по пути в спальню.
Снова повторились таинственные звуки, которые разбудили меня. Те же, что в прошлый раз. На полу ресторана была видна только вода – никаких других следов. Я медленно осмотрел потолок.
Может, на втором этаже кто-нибудь есть?
В полицейском участке мне сообщили, что мать Ку Чжуми согласна на мировую, если я возьму на себя все больничные расходы ее дочери. Якобы она пошла на это, войдя в мое бедственное положение, ведь денег у меня хватило только на то, чтобы открыть ресторан в таком мрачном месте. Я поблагодарил ее за великодушие, но объяснил, что даже на это денег у меня нет, поэтому она вольна поступить как пожелает. Кому-то могло показаться, что я намеренно отказываюсь платить, но у меня действительно ничего не осталось.
Через пару часов в ресторан пришла сама Чжуми. Ее лицо и руки были в полном порядке.
– У матери тот еще характер, – с порога заявила она. – В нашем районе все в курсе, что с ней лучше не связываться, и учителя в школе наверняка тоже знают. Предлагаю забыть про деньги – так ведь и для вас будет лучше. Но взамен вы выполните мою просьбу.
Я искоса взглянул на Чжуми.
– Можно я иногда буду приходить сюда? Мне не нужно никакой еды, и, пожалуйста, не обращайте на меня внимания.
– Зачем приходить в ресторан, если не собираешься есть?
– Не допытывайтесь.
Честно говоря, я тоже был бы рад видеть ее каждый день. Прежде чем покинуть этот мир, мне нужно окончательно убедиться, Сори это или нет.
– Мне страшно теперь кормить тебя. Даже если я не добавлю крабовое мясо, ты все равно найдешь другую причину для недовольства. Поэтому мне нужно знать, зачем ты хочешь приходить сюда и при этом ничего не есть.
– Я потом вам все объясню. Пожалуйста.
Мне показалось, что она говорит искренне.
– Как хочешь, – кивнул я. – Но у меня тоже есть просьба: не называй меня тетенькой. Мое имя Ю Чеу – так и обращайся ко мне.
Школьница задумчиво сморщила нос и неохотно согласилась.
Не успела Чжуми уйти, как появился Дончан:
– Наша мама очень рассердилась, но сестра ее утихомирила – вот почему вам не пришлось платить за больницу.
– Правда? Поблагодари ее от меня, – ответил я, сделав вид, что ничего не знаю.
– А что вам сказала моя сестра? Зачем она приходила?
– Требовала извинений. Но я хочу попросить прощения у тебя – за те подозрения в краже. Вышло досадное недоразумение. Мне казалось, что деньги лежали в кассе, а позже они нашлись совсем в другом месте. Прости меня.
– Вот видите? Мне правда было до смерти обидно. Но вы, тетя, хороший человек, раз признаете свою вину. А можно мне немного «Секретного оружия»? В одной порции ведь три блинчика? Мне на все не хватает денег, можете продать только один?
Мальчик протянул две тысячи вон.
– Это рискованно. Спроси-ка разрешения у матери. Вдруг ты отравишься или еще что.
– Тетенька, ну пожалуйста. У меня нет аллергии на краба. Даже от скисшей еды никогда живот не болит. Пожалуйста! Не бойтесь, тетенька, я могила, не выдам вас, даже если отравлюсь, – жалобно просил Дончан, почтительно сложив ладони.
Я приготовил три блинчика и угостил ребенка, добавив, что два из них – компенсация за мою ошибку.
– Все хочу спросить тебя: почему в тот день ты прибежал ко мне за помощью со словами «Сестра, моя сестра!»? Ее же никто не избивал.
Дончан с аппетитом уплетал угощение, оставив мой вопрос без ответа. Поразмыслив, я рассудил, что для девятилетнего ребенка он повел себя вполне естественно: его могла испугать сама драка независимо от того, кто кого бил. Мне стало очень жаль мальчика, который ежедневно терпел издевательства от сестры. Пока он ел «Секретное оружие», я решил приготовить «Тающую нежность».
– Ты помнишь ту девочку, которую обижала твоя сестра? Не знаешь, где она живет? Ее зовут Ко Донми, она тоже обращалась в больницу из-за аллергии. Но, в отличие от твоей матери, которая заявила в полицию, не стала поднимать шум – только зашла ко мне уточнить для врача, что ела. Я хочу повидаться с ней. Если знаешь, где она живет, отведешь меня?
Как и в случае с Чжуми, мне нужно почаще видеть и Донми, но с того дня она не появлялась.