Видимо, её сумбурные неблагодарные молитвы были услышаны. Потому что этот вечер начался, как сотни вечеров до него: хозяин вернулся с работы в привычное время, правда, напряженный и заметно издёрганный. Он поужинал и уже допивал вино, но тут зазвонил коммуникатор.
Лицо мистера Парсона просветлело, он принял вызов. Однако, пока горничная убирала со стола, разговор, видимо, пошёл не так, как ожидалось. Когда Джеллика вернулась в комнату, мистер Парсон грязно выругался и запустил коммуникатором в стену. Трубка просвистела над ухом мисс Тарукай.
— Бляди! — проорал хозяин, и следом за коммуникатором отправилась тяжёлая хрустальная пепельница.
В стене образовалась безобразная вмятина, пепельница раскололась, а Джеллика испуганно присела. Она поняла: сейчас произойдет что-то ужасное. По-настоящему ужасное. Лицо мистера Парсона дергалось, словно оплывало, по коже ползли красно-белые пятна, а голубые глаза стали совершенно бешеными. Горничная замерла, не решаясь сделать шаг, боясь спровоцировать хозяина даже ничтожным звуком.
— БЛЯДИ!!! — снова взревел мистер Парсон, пиная барный столик.
Бутылки жалобно зазвенели. А мужчина, словно очнувшись, перевёл взгляд безумных глаз на горничную.
— Ты…
Джеллику парализовал животный ужас.
— Чего уставилась?!
— Простите, сэр, — пролепетала она, по привычке продолжая улыбаться. Лицо словно свело судорогой неуместной радости.
— Что ты скалишься? — сипло спросил хозяин.
— Простите, сэр. Хотите, я принесу вам кофе или вина? — горничная не знала, что еще сказать, и уже инстинктивно съеживалась в ожидании удара.
Внезапно лицо мистера Парсона разгладилось, взгляд голубых глаз прояснился.
— Милая, — спросил он совершенно спокойно, — почему ты дрожишь?
— Я… я…
— Ты боишься меня?
— Нет! Конечно, нет! Я переживаю за вас! Вы расстроены! — испуганно затараторила она.
— А ты любишь меня, Джеллика? — последовал вкрадчивый вопрос.
— Да, да, конечно, я очень люблю вас! — залопотала девушка, счастливая тем, что получила шанс угодить хозяину и, возможно, успокоить его.
— Любишь… — он так спокойно, так счастливо улыбался…
А потом одним прыжком оказался рядом, рванул её за волосы на затылке и заорал, швыряя на колени:
— Ах ты, черномазая сука! Лживая! Черномазая! Тварь!
Он трепал горничную за волосы, заставляя запрокидывать голову к самым лопаткам.
— Если ты так меня любишь, то какого хуя убегала?! — последнее слово Дейв, брызжа слюной, проорал ей в лицо. И Джеллика сломалась.
Перемена в нём была слишком внезапной, слишком пугающей, а таких диких безумных глаз она никогда не видела. Мистер Парсон всегда был спокоен, никогда не повышал голоса. До сегодняшнего дня. Он мог бить её, но никогда не орал.
— Простите! Простите меня!!! — закричала Джеллика, чувствуя, что от ужаса вот прямо сейчас лопнет сердце. — Простите! Я была глупая! Простите!!!
Но он уже швырнул её через всю комнату.
Горничная полетела кувырком и упала спиной на барный столик. С грохотом разлетелось стекло, покатились бутылки, стаканы… Джеллика — оглушенная, дезориентированная — завозилась среди осколков, пытаясь встать. По рукам текла кровь. Но боль от порезов сразу же затмила другая, более сильная: мистер Парсон подскочил и саданул её ногой. Пнул изо всей силы — раз, второй, третий…
Джеллика съёжилась, удары сыпались градом. Он что-то кричал, а потом снова вздернул её за волосы и поволок к дивану, везя голыми ногами по усыпанному осколками ковру. Было понятно, что последует за этим: задранный подол, а потом одна или две унизительных минуты. Сейчас её бросят на диван…
ДИВАН! Джеллика вцепилась окровавленными пальцами в запястье хозяина и закричала, срывая голос:
— Нет, мистер Парсон! Нет! Пожалуйста! Нет! Дэ-э-эйв!!!
Диван был обтянут натуральной замшей красивого кремового цвета, а у Джеллики руки и ноги в крови. Она никогда не выведет кровь со светлой замши! Но хозяин её убьет, если завтра утром диван окажется в разводах. А он окажется, это же замша!
— Нет, Дейв, нет, пожалуйста! Пожалуйста!!!
Джеллика вцепилась ногтями ему в руку, совсем забыв о том, что раны на ней едва затянулись. Мистер Парсон взвыл, кулак разжался, и девушка, не помня себя от ужаса, рванулась прочь. Она уже не соображала, лишь хотела убежать, спрятаться где-нибудь!
Прозрачная дверь, ведущая на задний двор, с шелестом отлетела в сторону, на стекле остались безобразные алые разводы, а горничная выбежала из дома, истошно и надрывно крича — в крови, порванной униформе, с торчащими клочьями волосами.
На усыпанной гравием дорожке она споткнулась, упала и затравленно оглянулась. Мистер Парсон шагнул из ослепительного прямоугольника двери в вечерний полумрак. Джеллика оцепенела, но в этот момент с противоположной стороны улицы донеслось урчание автомобиля, а дорожку залил ослепительный свет фар — от соседнего дома отъезжала машина. Свет резанул мистера Парсона по глазам, отчего тот на миг замер, а потом подскочил к горничной, сгреб её за шиворот и втащил в дом.
У нее не осталось сил кричать, Джеллика сорвала голос и теперь только жалобно сипела, упираясь изо всех сил. Но хозяин был сильнее, он встряхнул её и по-прежнему молча поволок под лестницу — в пустующий чулан. Туда, где мисс Тарукай боялась очутиться больше всего.
Мистер Парсон не сказал ни слова. У него было застывшее лицо человека, у которого отключились все эмоции, даже взгляд совершенно пустой, без малейшего проблеска разума.
Джеллика влетела в чулан, ударилась лбом о противоположную стену и сползла на пол, а в следующую секунду дверь захлопнулась, оставляя мисс Тарукай наедине с болью, кровью и ужасом. Горничная сжалась на полу и, наконец, разрыдалась.
* * *
Белобрысая гадина!
Каждый раз, когда она появлялась, всё, совершенно всё летело кувырком — весь упорядоченный, четко выстроенный быт, уверенность в себе, спокойствие. Привычный мир разваливался на куски и становился похожим на нарезку видеокадров. Только вот этими видеокадрами была его жизнь.
Приход Эледы. Затемнение. Липкий ужас, пот по спине, холод в груди, влажные ладони. Затемнение. Она кричит. Он глохнет от ужаса. Затемнение. Автомобиль. Затемнение. АБН. Трясущаяся белобрысая бабёнка. Затемнение. И так далее и тому подобное.
К счастью, он получил необходимую разрядку, выплеснулся. Сумел сохранить рассудок, пережить паническую атаку и успокоиться. В душе воцарилось сонное умиротворение: всё снова под контролем.
Потом он приехал домой, и дома его встретила Джеллика. Его бесценное сокровище. Она не поняла, почему он приехал таким. Никогда его прежде не видела в подобном состоянии. Да что там! Он себя тоже в таком состоянии прежде не видел. Умиротворение, опустошение… Все страхи, все тревоги, все волнения словно растворились. Не осталось раздражения, исчезла нервозность. Он смотрел на свою вышколенную горничную и… забавлялся. Она так тряслась, глупая. Не понимала, что вот именно сейчас ей ничего не грозит. Совсем.
Но мисс Тарукай каждой порой источала ужас, он сквозил в каждом её движении, в каждом жесте. Впрочем, сегодня Дейва это уже не заводило. От его гнева и страха не осталось следа, их не нужно было подпитывать. Исчезла необходимость самоутверждаться. Он лишь с глубоким удовлетворением смотрел на дело своих рук: услужливую домашнюю зверушку.
Она весь день ждала Дейва, готовилась к его приходу, думала о нём. И очень боялась не угодить. Его умиляли её жалкие суетливые попытки скрыть панику и неподготовленность, забавляла её надежда на то, что он ничего не заметит. И Дейв позволил ей заблуждаться. Сегодня можно. Тем более, горничная, и правда, очень старалась услужить. Обычно эти её усилия только сильнее разжигали в нём гнев, распаляли, но не в этот раз.
Вода в ванне оказалась почти той температуры, какой он предпочитал. И это даже тронуло Дейва. Он ведь вернулся домой на час позднее обычного. Однако Джеллика расстаралась к приходу хозяина сделать всё так, как он любил: горячую ванну, горячий ужин… Правда, пены влила чуть не флакон, он едва в ней не утонул, а воды было — на донышке. Но Дейва это не разозлило, скорее позабавило. Как позабавили жалкие попытки горничной скрыть косяк с ужином. В другой раз он бы не простил ей лживой изворотливости, но сегодня всё, буквально всё будило в нем благодушие и снисходительность.
К тому же видеть, как у Джеллики трясутся руки, было таким наслаждением, в котором Дейв даже в нынешнем расслабленном состоянии не мог себе отказать. Знать, что для кого-то ты — центр мироздания, потому что именно от твоего настроения полностью зависит чужая жизнь.
Вот почему Дейв сделал вид, что не заметил оплошности мисс Тарукай. А еще ему очень понравилась робкая попытка горничной проявить ласку и заботу. Он же видел, как её колотит. Тем ценнее была эта новая нота в их отношениях. Сама того не подозревая, Джеллика подала хозяину идею для новых утончённых издевательств. На свое счастье. Ведь в последнее время ему стало мало её страха перед физическим наказанием, он заскучал. И вдруг — такое поле для экспериментов.
И Дейв позволил за собой ухаживать, позволил с собой разговаривать. Это было свежо и по-своему остро. Так остро, что он захотел продолжить игру в другой плоскости и принёс мисс Тарукай в спальню. Этот величайший акт доверия поверг девку в совершеннейший шок, её трясло от пяток до затылка. И хозяин с наслаждением наблюдал, как его жертва пытается перебороть ужас, проявить взаимность… Обычно-то она лежала бревно бревном, так что он чувствовал себя каким-то некрофилом.
В ту ночь, благодаря старательности Джеллики, Дейв смог драть её в свое удовольствие часа, наверное, два. Всё же, когда женщина в постели пусть неумела, но усердна, удовольствие получаешь куда большее. Да ещё этот её страх очень добавлял остроты. Так добавлял, что утром Дейв снова обстоятельно и с удовольствием попользовал девчонку, после чего в прекрасном расположении духа отправился на работу. Он уже прикидывал, как будет развлекаться с Джелликой вечером, жил предвкушением, когда…