Во-первых, Мэрилин оказалась феерической танцовщицей. Никто не знал, кто и где её учил, но она вытворяла на танцполе и пилоне такое, что мужики от одного зрелища кончали на месте. Во-вторых, Мэрилин учила танцевать тех девчонок, кто хотел научиться. А они быстро смекнули, что танцы — полезный навык в деле склеивания «жирных» клиентов. В-третьих, Мэрилин не стервозничала — никогда нарочно не перебивала клиентов у других. Ну и, наконец, она умела успокоить, соблазнить и увести с собой любого мужика, которого хотела. Обычно уходила на всю ночь, хотя всяко, конечно, бывало… в те времена в «Норе» ещё позволялось за небольшую доплату взять девчонку на компанию из четырех-пяти мужиков. Причём девчонки такого расклада боялись сильнее, чем известных извращенцев-одиночек.
Однако Мэрилин и тут сумела выжить. Совсем избежать общей участи у неё не получилось, но довольно быстро она заработала иммунитет от чёртовых групповушников — сумела доказать хозяину свою полезность. Это случилось после премьеры первого шоу, которое Мэрилин замутила, когда девчонки поднатаскались в стрипе. Ну как шоу. Конечно, смех один по сравнению с тем, что она ставит сейчас, но для тридцать седьмого это было нечто бомбическое. После шоу авторитет Мэрилин взлетел до небес. Она стала самой популярной девочкой клуба.
Хозяин заведения был очень доволен — он понял, что гораздо выгоднее втридорога продавать такую ценную сотрудницу адекватным и уважаемым клиентам, чем отдавать её всем подряд. Так Мэрилин стала элитной, очень элитной женщиной.
И вот спустя буквально пару дней после первого шоу Шелдон вдруг насмерть отравился палёным спиртным. Бывает. Никто по нему не убивался. А девчонки, как подозревал Дейл, ещё и отметили это счастливое событие в узком кругу.
Пришедший на смену Шелдону его бывший зам относился к Мэрилин с искренним уважением. Он же ввёл новые правила относительно порядка в зале — теперь агрессивных клиентов сразу успокаивала охрана, а не девчонки. Раньше-то ребята вмешивались только тогда, когда дело доходило до откровенной порчи имущества. Теперь стало строже. А ещё Дейл отметил для себя, что к новому старшему Мэрилин приходит сама. И уходит всегда довольная.
После этого она незаметно перетянула на себя всю административку заведения: поставки, расплату с клиентами, учёт прибыли и долгов, разбирательства. В общем, «Нора» изменилась. Точнее, не столько сама «Нора», сколько цены на девчонок. Подход-то хозяйский остался прежним. К девкам в заведении всегда относились, как к дерьму, которого на улицах полно.
А потом новый старший аккуратно поинтересовался у Дейла, не хочет ли тот, чтобы в заведении сменился хозяин. На вопрос, кто придет на смену, только усмехнулся. И Дейл догадался. А когда догадался, то согласился. Уже на следующее утро всех верных старому хозяину охранников отвлекли девчонки. Дейл же, как обычно, дежурил на входе и делал вид, будто не понимает, что происходит. А произошло всё тихо и быстро. Только один из верных лёг в подсобке парализованный, ибо нечего пытаться поднимать тревогу.
Чуть позже Дейл стоял за спиной Мэрилин, когда та собеседовала не вовлеченных в переворот. Стоял и иногда откровенно удивлялся принимаемым ею решениям. Однако следовало признать — с теми, кого она оставила, проблем не возникло. А вот что случилось со старым хозяином, так и осталось секретом. Впрочем, после первой устроенной Мэрилин казни-шоу, когда искалечивший девочку три часа умирал перед заведением, Дейл предпочел и не знать. Шоу же вышло будь здоров — полсектора собралось, а по завершении рвануло в «Нору», наплевав на внезапно выросшие цены.
Ну и ещё Дейл наверняка знал, что у некоторых из новой охраны водились шальные мысли подвинуть Мэрилин. Нет, не на её прежнее место, конечно (мало кому хотелось исчезнуть, как предыдущий хозяин заведения), просто сделать её управляющей, чтобы занималась хозяйством, танцами и сама решала, с кем из клиентов спать, если вдруг захочет. Но тут неожиданно выяснилось, что младшая бонза группировки связистов — названая сестра новой хозяйки… и глупые мысли немедленно были забыты. Мэрилин подстраховалась со всех сторон. Как позже нечаянно узнал Дейл, она долго откладывала переворот, пока не отыскала надёжный противовес собственным же сподвижникам.
В общем, леди Мортенсон оказалась крайне серьёзной женщиной, что не раз подтверждала на деле. Серьёзной во всех отношениях. И тут вдруг появился из ниоткуда никому неизвестный сопляк — и эта женщина растерялась. Пусть никто этого и не замечает, но Дейлу очевидно — глаз у него намётан. А ведь, не будь этой странной заморочки, неплохая бы выдалась ночка. В «Томагавке»-то, собственно, и охранять не пришлось — спутник у Мэрилин крайне авторитетный. Поэтому Дейл с напарником могли слегка расслабиться, к тому же среди сотрудников заведения внезапно обнаружился коллега из «Норы» — вышибала Пол Джонс, он же Рыжий. Потрепались чутка, вспомнили былое. И Дейл решил, что неплохо бы вечером до смены Рыжего пересечься, спокойно пообщаться.
Но всё-таки что-то дергало. Что-то этим утром было не так. Самую чуточку не так. И дело даже не в Молодом, сошедшем накануне с дистанции, и не в том, что Мэрилин эта ситуация разбалансировала. Сейчас, вон, если поглядеть, она вроде начала забываться и, похоже, собиралась-таки завершить ночь не в одиночестве. В приват-кабинеты «Томагавка» она по-любому бы не пошла (очень не любила клубные приват-кабинеты), но вот где-нибудь в отеле… Да и Сандерс мужик вполне ничего — и с лица, и в обхождении. Тогда что же? Паранойя обострилась? Не исключено, конечно…
Дейл уже начал слегка успокаиваться, но тут из переулка вышел, бля… Молодой. Вывернул внезапно и едва не споткнулся, увидев Мэрилин. Впрочем, быстро собрался, принял независимый вид и, не глядя больше на женщину в алом, прошёл мимо с застывшей мордой и окаменевшей спиной.
Про себя Дейл чертыхнулся. Ну ёп, ну вынесла нелегкая! Ведь всё же налаживалось! Мэрилин на появление бывшего никак не среагировала, даже бровью не повела, но наметанным глазом Дейл заметил, что она слегка, самую малость, всё-таки отстранилась от спутника. Ну, звиняй, мужик, не сложилось твоё утро. Скажи спасибо Молодому. А лучше не говори. Ему сейчас куда поганей, чем станет тебе через несколько минут.
Дальше все сложилось, как предвидел Дейл. Мэрилин со своим спутником дошла до следующего перекрёстка, деликатно отстранилась и распрощалась, поблагодарив за прекрасный вечер. Оуэн, несмотря на отличную выдержку, огорчения скрыть не смог. Тем не менее повёл себя очень уважительно, руку поцеловал, наговорил комплиментов и проводил Мэрилин взглядом, полным сожаления.
Вот тут-то Дейл и понял, что было не так! Отчетливо понял. Он кивнул напарнику, приказывая следовать за Мэрилин, сам же приотстал.
Странно, как сразу не сообразил.
«Томагавк» стоял в облагороженном тупике — чистом, отлично вымощенном, но совершенно глухом. И когда Мэрилин со своими спутниками направлялась по этой каменной кишке к выходу на улицу, навстречу прошёл человек. Хорошо, но неброско одетый. В клуб в таком прикиде не ходят, да и поздно уже в клуб-то — солнце встало, чего там делать? Разве что есть тема пообщаться с кем-то из работников, кто стоял на смене. Дейл мысленно прокрутил в голове те несколько секунд короткой встречи. Не уверен, но, кажется, незнакомец слегка напрягся при виде Мэрилин.
— Ты не знаешь того мужика, которого мы встретили на выходе из «Томагавка»? — спросил негромко телохранитель у бонзы, смотревшего в спину уходящей женщине.
Оуэн оторвал взгляд от Мэрилин и перевёл на Дейла:
— Знаю. С Ральфом Секи Момент, которого недавно выгнали из сектора, приехал. Вместе со старшим уезжать не стал.
* * *
Абэ уходил из укрепмотеля ранним утром. Солнце едва поднялось, нежные рассветные краски ложились на асфальт и бетонные стены построек, делая их сиреневыми, лиловыми, розовыми… Во дворе было тихо и пусто, только сидел у входа часовой.
Су Мин захотела проводить гостя и теперь молча шла рядом. Они остановилась у калитки. Абэ собрался уже наклониться, чтобы поцеловать спутницу на прощание, как она вдруг положила ладони ему на грудь и негромко сказала:
— Спасибо, что был со мной.
Двор, тонущий в рассветных красках, тусклая голубизна неба, прямой взгляд тёмных глаз и упавшие в тишину утра слова, которые он, Абэ, не слышал уже много-много лет — всё это заставило на мгновение задохнуться. Время словно застыло, а потом стремительно понеслось вспять: дни, недели, месяцы, годы…
«Спасибо, что был со мной».
На долю мгновения Абэ перестал понимать, где находится, но жёсткий самоконтроль выдернул его назад, в настоящее.
— Женщина, — Абэ положил свои ладони поверх ладоней Су Мин, — я не был с тобой, я с тобой есть.
Она улыбнулась:
— И я этому рада.
Вместо ответа он притянул её к себе, поцеловал, но почти сразу же отпустил и вышел на улицу.
Мир вокруг словно превратился в декорации театра кабуки — казался не реальностью, а искусно выполненной подделкой, а он — Абэ — плохим актёром, оказавшимся на сцене без костюма и не знающим роли.
Утро очень раннее, если повезёт, никто не встретится, но если не повезёт, нужно держать лицо. Поэтому младший бонза сосредоточился не на случившемся, а на самом себе — шёл, стараясь не прибавлять шага и не показывать царящего на душе смятения, чтобы не выдать себя камерам наблюдения, чтобы не показаться странным оператору беспилотника… Ведь для всего мира, для женщины, сказавшей: «Спасибо, что был со мной», ничего не изменилось. Обычные слова, обычное расставание до вечера. Это для Абэ реальность превратилась в декорации. Для остальных она осталась прежней.
Сколько раз он повторял себе, что нельзя изменить свершившееся. Можно только смириться и жить дальше. И он смирился, и жил, как мог. Однако роковые ошибки страшны не только невозможностью их исправить, но и невозможностью с ними жить. Совсем.
Впрочем, семь лет назад человека, совершившего ошибку, не стало, а для Абэ Такеши жизнь была уже проще. Но тень того давнего страшного проступка, совершённого уже не им, тень утраченного однажды счастья, оказывается, постоянно находилась рядом. Она лишь ждала возможности напомнить о себе. А когда дождалась — упала на человека, который старался и почти сумел о ней забыть. Ей было плевать, что человека зовут иначе, что он больше не тот, кем был раньше, что прошло семнадцать лет. Вот она, рядом. И ему так же больно, как прежде…