– Прошу садиться, – кивнул профессор на свободный стул.
Но гость садиться не стал.
– Я, Леонид Иванович, к вам по поводу недавнего инцидента, – сказал он.
– Да? – вздернул Вулканов свои черные с серебряными искрами брови. – Так ведь инцидент закончился благополучно. Ничего серьезного не пропало. Все в порядке…
– Вот и хорошо, что в порядке, – уверенным голосом опытного доктора произнес гость. – Мое дело и состоит в том, чтобы в этом убедиться. И доложить руководству.
Не утерпев, решила обратить на себя внимание и актриса.
– Да, вы все-таки присядьте… – обратилась Аршавская к стоящему мужчине. – Чаю с нами выпейте!
– Я бы с радостью с вами посидел и чаю попил в такой тишине, – рука гостя описала окружность. – Да, некогда! Служба! Так что, уважаемый Леонид Иванович, прошу вас, оторваться от чая минуток на десять-пятнадцать. Мы пройдем к вам в кабинет и там обо все поговорим.
Профессор помолчал и взглянул в сторону Ефима. Майор едва заметно кивнул головой.
– А присутствующие нас простят… сказал Тубальцев. – Правда, ведь, простите нас? – перевел он внимательный взгляд с профессора на Аршавскую, а, затем, на Мимикьянова.
– Только, если недолго… – мелодичным голосом пропела Аршавская.
Ефим изобразил тупую гримасу полного равнодушия.
– Вот и ладно, – весело произнес Тубальцев. – Ну, что ж, идемте, Леонид Иванович. Слово офицера: пятнадцать минут. Не больше!
Гость улыбался, даже веерок добрых морщинок появился в уголках глаз.
Профессор поднялся и, сделал жест в направлении двери, ведущей в его половину дома:
– Ну, что же, раз никто не протестует, прошу в мои апартаменты!
Они вошли в дом, и гость плотно прикрыл за собой дверь.
Как только она закрылась, Ефим нарочито громко произнес:
– Аня, давай я помогу тебе посуду вымыть!
Анна Сергеевна удивленно посмотрела на него: они только приступили к чаепитью, куда спешить? Посуда в раковине никуда ведь не убежит. Но ее замешательство длилось лишь мгновение. Все-таки, Аршавская была профессиональная актриса и умела моментально реагировать на посыл товарища по сцене.
– Ой, Фима, какой ты молодец! А то я с такой горой посуды одна до самой ночи провожусь! – так же громко, как и Ефим, совершенно естественным тоном отозвалась она.
Анна спросила взглядом майора: «Правильно ответила? Попала в мизансцену?»
Майор также безмолвно послал глазами сигнал: «Именно то, что нужно.»
Анна встала и направилась в свою половину.
Через пол минуты поднялся и майор. Он бросил взгляд на улицу. Двое мужчин по-прежнему были на своих позициях. Похоже, обмен репликами между ним и актрисой они услышали.
Ефим демонстративно потянулся и отправился вслед за Аршавской за тюлевую занавеску.
Афиши у Анны Сергеевны висели даже в спальне.
Но афиши майору не мешали. Мешало скользкое шелковое покрывало на кровати. Он начинал съезжать вниз, как только прижимал ухо к оклеенной обоями стене за изголовьем кровати.
Стена отделяла спальню актрисы Аршавской от кабинета профессора Вулканова. Она была не капитальной, сделана из двух листов фанеры и в двух местах имела хорошую звукопроницаемость. Особенно, если плотно приложить к ней ухо.
Об этом знали и Анна и Леонид Иванович. Но, разумеется, не мог знать человек, назвавший себя Борисом Игоревичем Тубальцевым.
– Вот и хорошо, что в вашем сейфе не было ничего ценного! – услышал майор голос гостя за тонкой стеной. – Правильно! Главные ценности надо хранить в таком месте, где никто не подумает искать! А сейф, это – первое, что приходит в голову!
– Я не совсем понимаю вас… – ответил ему голос Вулканова. – О каких ценностях вы говорите?… Поверьте, никаких ценностей у меня нет, и не было.
Похоже, профессор представлял, где в данное время находится майор Мимикьянов: он определенно говорил громче, чем обычно.
– Леонид Иванович, но вы же государственный человек! – быстро ответил Тубальцев. – Вы же должны понимать, если мы задаем вопросы, значит, это не случайно! Значит, это согласовано со всеми, с кем положено! –
Его голос звучал серьезно и внушительно.
– Да, вы скажите толком, о каких ценностях вы говорите! – голос Вулканова слышался совсем отчетливо. Похоже, он подошел к стене вплотную.
– Как – о каких? Как – о каких? – за стеной зазвучало предельное удивление. – Конечно, о материалах к вашей разработке «Способ связи с Большим Сознанием»!
– Борис Игоревич, – убеждающим тоном проговорил профессор. –Поверьте, уходя на пенсию, я сдал все материалы! У меня ничего нет!
– Леонид Иванович, вы что, не понимаете, насколько все серьезно? – спросил Тубальцев проникновенно. – Только представьте, если, скажем, – не дай Бог конечно! – террористы завладеют этими материалами, а? Тогда все наши группы и отряды «Антитеррор» можно отправлять на свалку! Да и всех нас! Да, что нас? Тогда беззащитными окажутся даже люди на самом верху! Вы это понимаете, Леонид Иванович?
Голос Бориса Игоревича звучал так, будто он находился здесь же, в Аниной спальне.
– Я понимаю! – не менее громко слышались и слова, произносимые Вулкановым. – Но у меня нет никаких материалов по этой теме! Вы понимаете: нет! И уж тем, кому положено, это должны знать!
– Леонид Иванович!
– Ну, что мне поклясться, что ли? Страшной клятвой?
Артистка Аршавская присела за кроватью в углу, где по прихоти законов акустики находилось второе место повышенной звукопроницаемости. Такое поведение артистки было проявлением женского любопытства и нарушением всех правил приличия. Не говоря уж о правилах поведения внештатной агентуры. Ефим хотел сделать ей замечание. Но не рискнул: звукопроницаемость работает в обе стороны. Его слова могли услышать в профессорском кабинете.
Анна Сергеевна же была настолько увлечена своим занятием, что не замечала даже задравшийся подол своего домашнего халатика. Он не только не закрывал ее солидные бедра, но вообще находился на поясе.
– Леонид Иванович! Давайте, договоримся так! – голос Тубальцева, зазвучал слабее, должно быть, он отошел от стены. – Вы собираете вместе все, что хотя бы косвенно, – хотя бы косвенно! – имеет отношение к теме «Способ связи с Большим Сознанием». Вы поняли, меня?
– Да, дорогой мой, я же говорю вам…
– Подождите, профессор! Не перебивайте! – голос Тубальцева приобрел стальной оттенок. – Завтра в это же время я приезжаю к вам, и вы их мне показываете! Только показываете! А я уже решу, представляют они какую-либо ценность для террористов или нет. И сделайте так, чтобы никого из посторонних дома у вас не было! Никого! Кстати, что это за человек сидел с вами за столом? Вы его хорошо знаете?
Мимикьянов понял, что речь идет о его персоне.
– Ну, как же, знаю, конечно… Сосед по даче! – повысил голос Вулканов. – Ужасный надоеда, скажу я вам! Вечерами не знаю, как от него и отделаться!
– Найдите предлог! – приказал гость. – Скажем, сошлитесь на нездоровье.
– Да, верно! Так и скажу ему! Извините-с, милсдарь, не здоров! – послушно согласился Вулканов.
– Ну и правильно! – одобрил Тубальцев. – Дела-то у нас нешуточные! Государственные у нас с вами, Леонид Иванович, дела! Зачем нам лишние глаза?
– Незачем, – согласился профессор.
– Я уверен, вы – человек опытный, и о необходимости строго соблюдать режим секретности вас предупреждать не надо. Никто не должен знать о нашей завтрашней встрече! Понимаете меня? – строго спросил гость.
– Конечно, понимаю, – заверил Вулканов.
– Ну, и отлично! Пойдемте на веранду, Леонид Иванович! Я же обещал вас долго не задерживать, – на пределе слышимости произнес Тубальцев.
Майор Мимикьянов и заслуженная артистка Аршавская вылетели из спальни, словно пули из двустволки.
Они успели.
Когда профессор с гостем вышли на веранду, они уже сидели за столом.
– Возвращаю вам вашего соседа! – весело произнес Борис Игоревич. – В целости и сохранности.
Театральная примадонна сыграла одну из своих лучших улыбок.
– Так, может быть, все-таки чаю? – фруктовым голосом спросила она.
– Благодарю! С радостью бы посидел в такой приятной компании, но не могу! Дела! Прошу извинить! – развел руками гость.
– Ах, мужчины! Все у вас дела, дела! А нам женщинам, что делать? –пропела Аршавская.
– Виноват-виноват-виноват! Но пощадите! Сегодня – никак! – прижал руку к груди Борис Игоревич.
Анна Сергеевна метнула на гостя особый манкий взгляд, за который ее так любили режиссеры.
– Заходите к нам, когда будете свободны! – сладко произнесла она. – Мы хорошим людям всегда рады!
Борис Игоревич невольно подтянулся и расправил грудь.
«Да, велика ты, сила искусства!» – отметил про себя майор Мимикьянов. На свое лицо он демонстративно нацепил скучающую маску.
– До свидания! – гость обозначил небольшой общий поклон. Затем он поцеловал ладонь у женщины, пожал руку Вулканову и сдержанно кивнул Ефиму.
Тубальцев спустился с веранды и двинулся по дорожке твердой походкой. Не торопливо, но и без лени. Закрыв за собой калитку, он что-то коротко бросил своим сотрудникам, продолжающим внимательно отслеживать не происходящие на улице события.
Крупные мужчины мгновенно исчезли в толстом обмылке внедорожника. Стукнули дверцы, машина мягко взревела двигателем и исчезла из поля зрения сидящих за столом.
Профессор Вулканов оторвал взгляд от опустевшей улицы и посмотрел на Ефима.
Ефим оторвал взгляд от опустевшей улицы и посмотрел на профессора.
– Фима, что это значит? Это ваши? – спросил Вулканов.
– Профессор, он вам показывал документ. Впечатление? – задумчиво потер подбородок Мимикьянов.
– Ну, вообще-то впечатление такое, что удостоверение настоящее… Индикаторы подлинности на месте… Он спрашивал меня о…
– Я слышал.
– Из Анюсиной спальни?
– Ну, да.
– И что скажешь?
– Не знаю, что и сказать… – качнул головой майор. – Это – не наши, не территориальщики… Похоже, московские… Из