иги, не поместившиеся в кабинете. Там обычно и спал Мимикьянов, когда оставался ночевать в доме профессора.
– Леонид Иванович, я сейчас отлучусь ненадолго… – сказал Ефим. – А через пару часиков приду. Погуляю по свежему воздуху. Подышу.
– Гуляй. Дыши. – махнул рукой профессор и потянулся к чашке с остывшим чаем.
12. Приемники и передатчики
В тот вечер в Доме ученых давали «Сильву».
В городок приехал областной музыкальный театр.
Вулканов, в качестве члена Совета Дома ученых, уже успел познакомиться с главным режиссером театра и сообщил Ефиму, что Сильву будет петь сама Аршавская. А после спектакля – банкет в Каминном зале. Круг участников строго ограничен: только руководство Объекта и ведущие артисты. Пользуясь своим положением, Леонид Иванович вставил в список присутствующих и своего младшего друга – лейтенанта Мимикьянова.
На сцене бушевали страсти.
Но после всех козней аристократических родственников жениха, простая девушка из венгерской провинции все-таки сочеталась счастливым браком с настоящим имперским князем.
Реальный австро-венгерский аристократ, послуживший прототипом главного героя всемирно известной оперетты Кальмана, во время первой мировой войны попал в русский плен и находился в лагере, расположенном как раз в тех местах, где теперь находился Объект.
На поклоне артистов забросали цветами.
Пока исполнители снимали грим и переодевались, Ефим с профессором Вулкановым в ожидании банкета сидели в скверике у Дома ученых.
Стоял август.
Уже наступило то время, когда воздушная атмосфера внезапно, в одну ночь потеряла свою летнюю плотность, стала невесомой, и стук тракторного двигателя на далеком поле отчетливо слышался за много километров.
В воздухе ощущался сладкий вкус яблочного сиропа и ментоловый холодок еще не родившейся зимы. Чувствуя на лице мягкие солнечные лучи, нельзя было поверить, что солнце представляет собой ревущий в пустоте чудовищный ядерный реактор. Ближайшая к Земле звезда казалось такой же уютной и безопасной, как домашняя батарея.
У белых колонн Дома ученых толпились зрители. Соскучившиеся по театральному чуду жители закрытого городка никак не хотели расходиться. Чуть в стороне о чем-то беседовал с администратором театра капитан Акраконов. Ефим знал, Артур очень хотел попасть на банкет в Каминный зал. Но в списках его не было. Очевидно, он продолжал оперативную работу для проникновения на сильно интересующее его мероприятие.
Как это уже не раз случалось, Ефим и профессор незаметно для себя увлеклись разговором и перестали замечать все вокруг.
– Понимаешь, Ефим, какая удивительная вещь! – взмахнул ладонью Леонид Иванович, – Человек, помещенный в камеру, изолированную от внешнего мира свинцовыми пластинами и специальными материалами, поглощающими электромагнитные излучения, через некоторое время начинает терять интеллектуальные способности. У него слабеет память, снижается способность к анализу информации и исчезает умение планировать будущее. Если его не выпускать из такой камеры два-три месяца, эти изменения становятся необратимыми. Он превратится в дебила.
– Ужас! – покачал головой Мимикьянов.
– Да… – согласился профессор. – А вывод из этого эксперимента может быть только такой: мозг человека не может нормально функционировать без какой-то подпитки извне. Из окружающей Вселенной поступает что-то абсолютно необходимое для его нормального существования. Без этого незаметного влияния человеческое сознание неминуемо деградирует.
– Интере-е-есно! – оценивающе протянул Ефим. – И что же это за влияние?
– Академик Тригуб еще после войны предположил, – ответил вконец увлекшийся темой профессор, – что это – поток сигналов, идущий от Сознания Вселенной.
– Поток сигналов от Сознания Вселенной? – переспросил Ефим, чтобы удостовериться, что он правильно понял.
– Да. Видимо, эти сигналы передается какими-то неизвестными волнами. Они отсекаются свинцовыми пластинами и композитным покрытием так же, как и обычные электромагнитные волны. Эти неизвестные сигналы, очевидно, каким-то образом воздействуют на мышление человека. Все мы – люди, являемся приемниками по отношению к Большому Сознанию Вселенной.
Профессор сделал паузу и начал чертить прутиком песок у своих ботинок.
– Кстати, я полагаю, – сощурившись на солнце, продолжил он, – как раз эти неизвестные сигналы и создают новые виды животных. Рыбы превращаются в земноводных, лягушки – в пресмыкающихся, а из ящеров получаются млекопитающие. Именно благодаря этим сознательным командам Большого Сознания, и происходит эволюция жизни на планете… А совсем не в результате случайных ошибок в наследственном механизме живых существ, как считал Чарльз Дарвин, и думают все его многочисленные последователи… Но это так, к слову…
Профессор поднял глаза в бледно-голубое, выцветшее за лето сибирское небо. По нему медленно крохотной серебряной стрелкой двигался самолет, оставляя за собой расплывающийся инверсионный след.
Ефим обдумывал, то, что услышал.
Зрители у входа в Дом актера оживились. Среди них появился исполнитель роли князя Эдвина – постоянный партнер Анны Аршавской – Иннокентий Банкрутов. Женщины закружились вокруг него, как электроны, вокруг атомного ядра. Иннокентий с хорошо сыгранной скромностью улыбался и ставил на протянутых программках спектакля начальную букву своей фамилии – «Б». Жены и дочки докторов наук, членов-корреспондентов и академиков прятали программки в свои сумочки, как великую ценность. Свою программку протянул даже Артур.
– Но среди обычных людей встречаются и такие, – продолжил Вулканов, – чей мозг работает не только на прием, но и на передачу! Очень редко, но встречаются!
– На передачу?! – не понял и переспросил Ефим.
– Именно! На передачу! Они являются не только приемниками сигналов, идущих от Большого Сознания, они способны сами передавать ему информацию. Связь этих людей с Сознанием Вселенной – двухсторонняя ! Они не только приемники, но и передатчики!
Чтобы лучше соображать, Ефим даже потер свое волчье ухо.
– Поясните, профессор!
– Эти редкие люди могут передавать Большому Сознанию свои желания, – сказал Вулканов.
– Передавать Большому Сознанию свои желания? – снова переспросил Ефим.
– Да. Свои Желания. – подтвердил профессор. – Услышав эти желания, Большое Сознание начинает перестраивать естественный ход событий так, чтобы они исполнились.
– Как это понимать? – не понял Мимикьянов.
Седой лис усмехнулся:
– Например, шарик рулетки останавливается в той ячейке, где такой счастливчик захочет, а не в той, где должен был остановиться. Таких людей мы и назвали – Передатчики !
– Передатчики?
– Да, люди-передатчики. Кстати, с одним из них, причем одним из лучших, ты, Ефим, хорошо знаком, и даже видели его в работе. Это – Федор Степанович Тыртышный. В последних сериях он начал угадывать сто цифр в ста играх.
– Вот это да! – ахнул Ефим.
– Только на самом деле он не угадывает, а организовывает попадание шарика в ячейку! Сам не зная того, Федор Степанович связывается непосредственно с Большим Сознанием, и Оно заставляет шарик попадать в ту ячейку, на которую Тыртышный сделал ставку. О реальном механизме происходящего, Федор Степанович даже не догадывается. Как это у него получается, объяснить не может… Просто ясно представляет себе желаемый результат, и тот, словно по волшебству, возникает в реальной жизни…
Оба собеседника погрузились в раздумье.
Они не слышали скрип песка под каблуками приблизившихся к скамейке туфель. И, когда неожиданно услышали рядом громкий голос, с недоумением подняли головы.
Перед ними стояла высокая полная женщина. На ней было длинное вечернее платье. Его синий бархат искрился на солнце. Женщина возмущенно покачивала тяжелыми золотыми серьгами. Это была – директор Дома ученых всесильная Зоя Павловна Царегородцева.
– Леонид Иванович! Ну, где же вы? Актеры переоделись. Аршавская уже в Каминном зале! Вам же приветственное слово говорить! – строгим тоном произнесла она.
– Почему это мне? – возмутился Вулканов, мгновенно вынырнув из своего внутреннего мира. – Не хочу я! Пусть Федоровский говорит, это его дело!
– Леонид Иванович! Вы, как маленький! Мы же договаривались! – произнесла директриса тоном преподавательницы младших классов, разговаривающей с тупым ребенком.
– Ну, Зоя Па-а-лна! – заныл Вулканов. – Ну, согласитесь! Ведь Федоровский – председатель Совета Дома Ученых, а не я! Не я! Почему же он никогда не выступает? Ему положено!
– Леонид Иванович, давайте не будем спорить! Мне, что: теперь идти Федоровского искать и потом уговаривать? Как дети, честное слово, как дети! Пожалуйста, Леонид Иванович! Я вас прошу!
Демонстрируя глубокую обиду, профессор молчал.
– Ну, хотите, я вас поцелую, а? Миленький, Леонид Иванович, хотите? – пошла на крайние меры хозяйка Дома Ученых.
– Хочу! – отведя глаза в сторону, согласился профессор.
Ефим подозревал, что одно время между Вулкановым и Зоей Павловной существовали особые отношения. Но до конца уверен не был. Профессор был отличный конспиратор.
Зоя Павловна приблизила свое большое холеное лицо к сухой щеке Вулканова и осторожно прикоснулась к нему губами, покрытыми сиреневой помадой.
Удовлетворенный Вулканов посчитал, что ломаться достаточно и поднялся со скамейки.
Вслед за ним встал и Ефим.
Конвоируемые директрисой, они отправились на банкет, где должна была присутствовать сама звезда местного музыкального театра Анна Аршавская. Песок на дорожке жалобно скрипел под каблуками внушительной Зои Павловны: тяжко ему приходилось.
Капитан Акраконов попасть на банкет так и не смог.
13. На чердаке старого дома
Оставив профессора допивать чай, Ефим спустился с веранды.
Но направился не к калитке, ведущей на улицу, а завернул за угол дома.