Чтобы Верка кому-то завидовала, тем более Полине! Это было что-то новенькое. Верка же была самая лучшая. Самая красивая, самая удачливая и ничем не обремененная. Кто мог с ней тягаться, чтобы возбудить зависть?
– Ей легче нас всех живется, Витальча!
– Да ну! Ей, легче?!
Он, честно, не понимал, и считал Полину самой ранимой из всех знакомых ему женщин. Самой неподготовленной к ударам судьбы, и оттого самой уязвимой.
– Легче, легче, не ухмыляйся, Витальча! – Вера с шумом выдохнула дым. – Она парит надо всем тем, что называется нашим говенным миром. Она не способна замараться, она никогда не коснется его – этого житейского дерьма. Знаешь почему? Да потому, что она его не замечает! Она, повторяю, выше этого! Как можно погрязнуть в том, чего не видишь?.. Она не алчная, не злая, она просто любит своего Антошу и делает все, чтобы ему помочь. Странно, да?
– Что же тут странного? – с кислой миной поинтересовался Прохоров.
Упоминание о Полининой любви к мужу задело его даже сильнее, чем вероятность адюльтера с Веркиной стороны.
– Он же подозревается в убийстве ее тетки! Все факты свидетельствуют, что именно Панов убил ее единственную тетку. А она вместо того, чтобы осыпать его проклятиями, обивает пороги СИЗО и пироги печет ему.
– Ну… Наверное, она просто не верит, что он это сделал.
– Какой догадливый! – Вера даже дымом поперхнулась. – А не верит, потому что любит до посинения! Потому и боги на ее стороне, помогают ей.
– Почему? – не сразу понял Виталий, с тоской полазив по пустым кастрюлям в кухне, жрать на завтрак опять было нечего.
– Потому что она пытается спасти своего мужа из-за того, что любит и верит ему. – Верка оглядела его хмуро и обронила странную фразу: – А когда пытается кто-то кого-то спасти из других каких соображений, то все идет не так.
У Прохорова просто уши встали торчком. Он и про голод свой утренний позабыл, сразу решив, что позавтракает привычно в ресторане. И про досаду, вызванную воспетой Веркой любовью Полины к Антону.
В этой фразе ее, выпрыгнувшей из прокуренного, не вычищенного с утра рта, крылся, возможно, смысл ее вчерашней истерики. Так кому это она хотела помочь, интересно?
– Тебе, придурку, кому же еще. – еле выпихнула из себя Вера с клубами дыма. – Хотела помочь тебе…
– Так из каких соображений ты помочь мне хотела и в чем? – напомнил он ей, усаживаясь напротив с чашкой кофе и черствым куском бисквита.
– Я совершила самую большую в своей жизни ошибку, Витальча. – пожаловалась ему Вера с противным хныканьем. – Я хотела удостовериться в твоей невиновности, поехала туда и…
– Давай-ка все по порядку, – переполошился он, услыхав про свою какую-то невиновность. – Куда ты поехала? С какой целью? В чем ты хотела убедиться?
Оказывается, его бездельница жена неделей раньше была в гостях у папаши своего за городом. Там они долго разговаривал, пили кофе, жрали свежие миндальные пирожные, которые домработница Тереховых готовить была мастерица. И под кофе с пирожными папа сообщил дочке, что если у Панова и есть шанс выкрутиться, то он только в том, чтобы найти возможного свидетеля. Свидетеля, который мог бы подтвердить, что после отъезда Антона с фирмы Зоя Хаустова была жива. Либо, если этот свидетель не видел ее, то, возможно, видел кого-то еще, кто после отъезда Панова приезжал в фирму. И вид у папы при этом сделался такой загадочный, что дочка, поерзав крепкой попкой по креслу, решила, что тому что-то известно. Может, охранники под страшным секретом сообщили своему истинному хозяину, может, еще как, но отец каким-то образом что-то узнал.
– А тебе он ничего не сказал? – Прохоров слушал жену с открытым ртом.
– Мне?! Скажешь тоже! Я для него до сих пор маленькая глупая девочка!..
Только глупая маленькая девочка оказалась куда умнее, чем сложилось в представлении многих. Она поехала в фирму, будто бы к мужу, хотя знала, что тот на административном совете пробудет весь день. Взяла коробку конфет, подвалила к секретарше Прохорова, проболтала с ней часа полтора, узнала от нее, какая фирма строительная занималась ремонтными работами три года назад в гараже, и тут же помчалась в эту фирму. Там ее пылу суждено было немного потухнуть. Оказалось, что бригадир строителей, на которого у нее была вся надежда, давно не работает. Но ее снабдили его домашним адресом.
Там приняли Веру в штыки. То ли вид ее развязный им не понравился, то ли потому что она была уже второй по счету женщиной, которая к ним явилась с аналогичной просьбой.
– А кто была первая?! – Виталию аж дыхание перехватило, настолько его увлек этот рассказ.
– А я знаю! – Верка покрутила пальцем у виска. – Совсем, что ли! Кто мне скажет-то? Да мне это и не особенно важно было. Я просто взяла и отправилась прямиком в собес.
– А туда зачем?
– Как зачем? Пенсию мужик получает? Получает. Ее по месту его жительства отправляют или куда?
– А-аа, ну ты голова, Вер, – не хотел, да признал Прохоров, и тут же решил подлизаться: – За что и люблю!
– Ну, а ты думал! – Лесть ей понравилась, и она продолжила рассказ.
В собесе ее адресом снабдили без особого напряжения с ее стороны. Маленькая ложь, и все – адресок в кармане. Что показалось странным, так это то, что никто у нее даже документов не спросил. Достаточно оказалось приветливой улыбки и шоколадного торта.
– Короче, приехала я в эту деревню. Нашла старика. Мы с ним даже чай попили. И он провожать меня до ворот вышел. Милый такой старикашка. Очень умный, наблюдательный, приветливый. А потом…
– Что потом?!
Прохоров вытянулся струной в ее сторону.
– А потом мне звонит какой-то мудак, представляется следователем Вороновым и приглашает для беседы в милицию. Сегодня к одиннадцати я должна быть там, представляешь! – Вера снова захныкала. – Без адвоката не пойду, Витальча! Отцу, что ли, позвонить, а?
– Не надо отцу, с ума сошла! – суеверно замахал он на нее руками. – Сейчас позвоню нашему юристу, он тебя сопроводит. Грамотный парень. Папаше твоему только повод дай, начнет, заведется месяца на три. И я получу ни за что.
– А ты тут при чем?!
– Как при чем? Как при чем? Скажет, бабу дома удержать не можешь, она у тебя таскается, хрен знает где, раз. А потом вспомнит, что ты из-за меня к этому старику поехала. Кстати, а в какой связи следователь-то звонил? Разве тебе нельзя было в деревню съездить? Не понятно.
– Не понятно ему, – вздохнула Вера с горечью. – Помер дед-то, понятно! Тем же днем, что я к нему ездила, и помер.
– Да ты что?! – Прохоров аж голову в плечи вжал. – Как помер? От чего? Инсульт?
– Если бы… – Вера рванула к газовой плите, сунула нос в пустую турку, проворчала, что он один опять все выхлестал, и только потом, не поворачиваясь, с ужасом произнесла: – Топором ему, Витальча, кто-то горло вскрыл, вот так-то!
– А-аа… А ты-то тут при чем?! На тебя-то как вышли?!
– Тетки из собеса опознали меня по фотографии. Все следователю рассказали, что я назвалась сотрудницей нотариальной конторы. Про торт только сучки забыли сказать! И про то, что преступную халатность проявили, не спросив у меня документов, удостоверяющих личность… Но их за это не посадят, а вот у меня могут быть неприятности.
– Так, так, так… Как же теперь… Что же делать-то… – забормотал Прохоров, молниеносно проворачивая в голове варианты возможных последствий.
Что он может выиграть, если Верку посадят, и что может потерять в этом же случае, а?
Проигрыш невелик, если дед не успел ей ничего сообщить такого. Как раз наоборот, если ее посадят, он останется совершенно один и в квартире, и в машине. Станет сам вершить свою судьбу без ее ежедневного назойливого бесполезного присутствия. Не перед кем будет отчитываться, некого побаиваться. Папа ее…
А что папа? Что папа? Тот только будет заинтересован в том, чтобы Прохоров дождался свою жену-арестантку. Возможно, станет баловать его, умасливать, чтобы он не развелся с Верой раньше времени и не побоялся клейма «мужа уголовницы».
Но возможны также и подвохи со стороны главы благородного семейства.
Что помешает ему вплести в дело об убийстве старика имя своего зятя? Возьмет и наплетет с три короба, мол, дочка поехала узнать то-то и то-то, а зять, перепугавшись, взял и убил старика. А перепугаться он, мол, мог только в том случае, если был замешан в убийстве Зои Хаустовой.
О-ооо, как дело-то можно повернуть! Как можно его переиначить-то…
– Вер, а что хоть дед-то тебе перед смертью успел сказать? Ты же не для того, чтобы чай с ним попить, туда поехала? Сказал что или нет?
– Тебе-то что! – фыркнула жена, скроив такую противно-загадочную физиономию, что так бы и дал по ней ладонью.
– Как это мне что! Мою жену вызывает следователь!..
– Моего мужа тоже вызывали, – перебила она его ядовито.
– Нет, Вер, это не разговор у нас с тобой получается.
Ему надо было во что бы то ни стало вытянуть из нее правду. Вытрясти, выбить, наконец, но знать он должен.
– А вот хрен тебе! – Ее изящный кукиш завис у него перед глазами, поворачиваясь то влево, то вправо. – Эта информация громадных денег стоит. Чтобы я тебе ее за просто так выдала?! Нет уж. Единственное, в чем могу тебя успокоить, так это то, что ты в этом деле ну никак не запятнал себя. Никто и нигде тебя не видел, Витальча. Можешь успокоиться.
И сорвавшись со стула, Верка помчалась в ванную, на ходу срывая с себя ночную пижаму.
Вот сука, думал Прохоров, глядя с досадой ей вслед. Отвратительная мелкая сука. Теперь еще вздумает шантажом денег себе заработать, идиотка! Не просто же так она про дорогостоящую информацию разговор завела? Не просто так. Значит, сложился уже у нее в ее тупой бабьей башке какой-то план по выуживанию денег с того, кто приезжал все же в фирму в тот вечер, когда была убита Зоя.
Кто это может быть?! Кто?!
Кто-то серьезный и страшный, который ни перед чем не остановится, чтобы обезопасить себя. Она хоть – эта глупая голозадая его жена – понимает, с кем собралась играть в игру под названием шантаж? Понимает, что может пополнить список жертв?