Ту-у-у, ту-у-у.
Я вернулся в парк, в надежде снова столкнуться с ней. Но что-то подсказывало мне, что тот день в парке был счастливой случайностью. Это был не её день, чтобы быть там, и он был не моим. Мы встретились, потому что так было нужно, а я взял и напортачил, сказав ей, что у неё Испорченная Кровь. Я думал, что она знала. О, Боже. Если бы у меня был ещё один шанс с ней, я бы слова не сказал. Молчал бы и слушал. Мне хотелось познакомиться с ней поближе.
Я часто садился за ноутбук и написал больше, чем за несколько прошедших лет. Слова просто появлялись на листе одно за другим, и я ощущал себя писателем-Богом. Мне нужно больше времени с этой женщиной. Наверное, если бы я провёл с ней год, то написал бы столько книг, что хватило бы на целую библиотеку. А если представить себе целую жизнь. Она предназначена для меня. Я очистил весь двор от сорняков, прибрался в шкафах, купил новый стол со стульями для кухни. Дописал свою книгу. Отправил её по электронной почте редактору. И продолжал задерживаться у кухонного окна, тщательно перемывая и без того чистую посуду.
Я снова встретил её на Рождество. Настоящий рождественский день, когда готовят индейку, украшают ёлки и заворачивают никому не нужные или нежеланные подарки в яркую цветную бумагу. У меня есть мать, отец и сестры-близнецы с рифмующими именами. Я ехал к их дому на рождественский ужин, когда увидел Бренну. Она бежала по тротуару безлюдной улицы, направляясь к озеру, а её светящиеся в темноте кроссовки освещали асфальт под ногами. Она бежала очень быстро. Её ноги сплошные крепкие мышцы. Готов поспорить, девушка с лёгкостью могла бы обогнать лань, если бы попыталась. Нажав на газ, я поехал быстрее и припарковался на пустыре у индийского ресторана, обогнав её на полмили. Я чувствовал запах карри, сочащийся из здания: зелёный, красный и жёлтый. Выскочив из машины, пересёк улицу, собираясь перехватить её прежде, чем она достигнет озера. Ей придётся пройти мимо меня, чтобы добраться до тропинки. Я выглядел смелее, чем на самом деле себя чувствовал. Она могла послать меня ко всем чертям.
К тому времени, когда Бренна заметила меня, было слишком поздно делать вид, что она меня не видит. Девушка притормозила, затем остановилась передо мной и упёрлась руками в колени. Я наблюдал, как её спина вздымалась и опускалась. Она тяжело дышала.
— С Рождеством, — поприветствовал её я. — Прости, что отрываю тебя от бега.
Она подняла голову и посмотрела на меня из этого своего полусогнутого положения, подтвердив моё предположение, что девушка не желала меня видеть.
— Я не хотел расстраивать тебя в последний раз, когда ты была у меня дома, — извинился я. — Если бы ты дала мне шанс извиниться я бы…
— Ты не расстроил меня, — ответила она. А потом: — Я закончила свою книгу.
Закончила свою книгу? Я разинул рот.
— За эти три недели, что я тебя не видел? Я думал, ты только начала.
— Да, но я уже дописала её.
Я открыл и закрыл рот. У меня ушёл год, чтобы закончить рукопись, и это, не принимая во внимание время, которое я потратил на исследования.
— Так значит, когда ты ушла, ты ...?
— Я поняла, что должна была написать, — сказала Бренна, будто это была самая очевидная истина в мире.
— Почему ты ничего не сказала? Не позвонила мне? — я чувствовал себя эмоционально зависимым старшеклассником.
— Ты же автор. Я думала, ты поймёшь.
Я пытался подавить свою гордость и сказать ей, что не понял. Я даже обед никогда в жизни не пропускал ради того, чтобы закончить историю. Никогда не чувствовал даже толику страсти, достаточно сильной, чтобы побудить меня так сделать. Я не стал говорить ей об этом потому, что боялся, что она подумает обо мне. Об известном авторе более десятка бестселлеров Нью-Йорка.
— О чём ты написала? — спросил я.
— О своей Испорченной Крови.
Меня прошиб озноб.
— Ты написала, что в тебе есть нечто дурное? Почему ты так поступила?
В ней не было ничего претенциозного. Никакой показухи, никаких попыток произвести на меня впечатление. Она даже не пыталась скрыть жестокую правду, которая напоминала ледяные струи воды, направленные в лицо.
— Потому что это правда, — безразлично ответила она. И я влюбился в неё. Ей не нужно пытаться стать особенной. В ней есть всё то, чего нет во мне.
— Я скучал по тебе, — сказал я. — Могу ли я прочесть твою книгу?
Бренна пожала плечами.
— Если тебе хочется.
Я наблюдал, как струйка пота стекала вниз по шее девушки и исчезала между грудей. Волосы у неё были влажные, лицо раскраснелось, но мне всё равно хотелось схватить её и расцеловать.
— Поехали со мной к моим родителям. Я хочу провести рождественский ужин с тобой.
Я думал, что она откажется, и мне придётся потратить минимум десять минут, убеждая её. Но я ошибся. Она согласно кивнула. Я был слишком напуган, чтобы сказать что-нибудь, когда Бренна шла со мной к машине, боясь, что девушка передумает. Без каких-либо возражений она забралась на переднее сиденье и сложила руки на коленях. Всё это выглядел слишком чопорно.
Как только мы выехали на дорогу, я потянулся к радио. Мне хотелось послушать рождественские гимны. Хоть так подготовить её к рождественской суматохе, с которой ей придётся столкнуться в доме Ниссли. Бренна перехватила мою руку.
— Давай не будем включать его?
— Конечно, — ответил я. — Ты не любишь музыку?
Девушка уставилась на меня, потом посмотрела в окно.
— Все любят музыку, Ник, — сказала она.
— Но не ты?
— Я не говорила этого.
— Ты имела это в виду. Умоляю, расскажи мне что-нибудь о себе, Бренна. Просто дай мне хоть какую-то информацию.
— Хорошо, — ответила она. — Моя мать любила музыку. Она звучала в нашем доме с утра до вечера.
— Поэтому ты не любишь её?
Мы завернули на подъездную дорожку возле дома моих родителей, и она воспользовалась этим, чтобы не отвечать на мой вопрос.
— Довольно мило, — сказала Бренна, когда мы затормозили.
Дом моих родителей выглядел довольно скромно. Последние десять лет они потратили на то, чтобы всячески его модернизировать. Если дом показался ей милым снаружи, то, как она оценит кухонные столешницы, выполненные из розового мрамора или фонтан в виде писающего мальчика, установленный в центре холла. Я дождаться не мог, когда Бренна увидит всё это.
Когда я ещё жил в этом доме, пол у нас был покрыт линолеумом, а сантехника работала нормально только десятую часть времени. Бренна никак не прокомментировала гигантских оленей, украшающих лужайку, и венок, размером с входную дверь. Она просто выскочила из машины и последовала за мной в дом, где прошло моё счастливое детство. Я взглянул на неё, прежде чем открыл дверь: спортивная одежда, волосы растрепались и облепили лицо.
Какая женщина прыгнула бы в машину на Рождество, чтобы встретиться с вашей семьёй, не надев кардиган и платье? Она. После неё все прочие женщины казались пресными и фальшивыми. С Бренной не соскучишься.
— Это о тебе, Сенна?
Айзек пристально смотрел на меня. Я не знала, о чём он думал, но лично у меня в голове крутилось только: «Чёрт подери Ника и его книгу».
Я едва могла... Не знала, как... Мысли разбегались в разные стороны.
— Ты дрожишь, — сказал Айзек. Он отложил книгу на тумбочку и налил мне стакан воды. Стакан был пластмассовый, но тяжёлый, и такого странного цвета, как будто смешали воедино все яркие наборы пластилина «Плей-До». Он вызывал у меня отвращение, но я взяла его и сделала несколько глотков. Стакан оказался слишком тяжёлым. Часть воды пролилась на больничный халат, от чего тот прилип к моей коже.
Я передала его обратно Айзеку, который отставил стакан в сторону, не отрывая при этом взгляда от моего лица. Он обхватил своими руками мои ладони, чтобы унять дрожь. И частично ему это удалось.
— Он написал это для тебя, — сказал Айзек. Его глаза потемнели, словно голову доктора переполняли мысли. Мне не хотелось отвечать.
Сложно было не заметить сходство имён: Сенна, Бренна. Так же, как нельзя было не заметить и саму суть истории. Тонкая грань, разделяющая вымысел и правду. Мне стало дурно от того, что Ник рассказал эту историю. Нашу историю? Свою версию событий. Некоторые вещи должны быть похоронены глубоко под землёй и лучше их там и оставить.
Я указала на книгу.
— Возьми её, — попросила я. — И выброси.
Его брови сошлись на переносице.
— Зачем?
— Потому что не хочу помнить о прошлом.
Целую минуту Айзек внимательно изучал меня, затем взял книгу, засунул её под мышку и пошёл к двери.
— Подожди!
Я протянула руку, требуя дать мне книгу, и доктор подошёл обратно ко мне. Я открыла её, пролистнула, пока не добралась до страницы с посвящением, нежно провела кончиками пальцев по словам… а затем вырвала страницу. Безжалостно. Вернула книгу Айзеку, по-прежнему сжимая в кулаке вырванный лист. Он ушёл с каменным лицом, шаркая ногами по полу больницы. Шарк… шарк… шарк. Я слушала, пока шаги не стихли.
Согнула страницу пополам, а потом ещё раз и ещё, пока она не стала размером с ноготь большого пальца, и тогда его проглотила.
Через неделю меня выписали. Медсестры сказали, что обычно после двойной мастектомии пациентки возвращаются домой через три дня, но Айзек задействовал связи, чтобы меня продержали там какое-то время. Я ни словом не упомянула об этом, когда он передал мне бумажный пакет с моими лекарствами. Засунула его в свою косметичку, стараясь не обращать внимание на дребезжание таблеток. Пытаясь игнорировать какой тяжелой стала сумка. Полагаю, ему было легче ухаживать за мной в больнице, нежели у меня дома.
Он перенёс операции и отпросился, чтобы отвезти меня домой. Меня это раздражало, но всё же не знаю, как бы я справилась без него. Что можно сказать человеку, который заботится о вас без вашего разрешения? «Держись от меня подальше, то, что ты делаешь неправильно? Твоя доброта сводит меня с ума? Какого чёрта ты хочешь от меня