Ронан фыркает, а губы Коула изгибаются в подобии улыбки.
Щеки Сильвер покрываются румянцем, когда она наклоняется ближе, как будто хочет запугать меня.
– Помнишь, что я говорила тебе в прошлый раз, крестьянка?
– О, мне очень жаль. Твои слова недостаточно важны, чтобы я их запоминала.
– Хештег «огонь», – кашляет Ронан.
Ким фыркает.
– Ты маленькая… – Сильвер открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но в класс входит миссис Стоун.
– Ты ничто, – шипит она мне на ухо. – Знай свое место.
Эйден уводит ее, даже не взглянув в мою сторону.
Не сказав ни слова.
Обычно он садился на мой стол и пытался очаровать меня своей золотой мальчишеской улыбкой. Он бы сказал: «Доброе утро, сладкая. Я снился тебе прошлой ночью?»
Он бы издевался до тех пор, пока в класс не зашел учитель. Он бы шептал мне на ухо непристойности и с удовольствием наблюдал, как я извиваюсь и изо всех сил стараюсь не покраснеть.
Сначала это была приводящая в бешенство рутина, но потом я к ней привыкла. Черт, я, возможно, с нетерпением ждала этого, гадая, что бы он сказал.
Зачем он это делал, если планировал все закончить? Это что, своего рода наказание? Еще одна из его глупостей?
Я пытаюсь сосредоточиться во время занятий, особенно с учетом того, что у нас предстоящий тест, но я не могу.
Мое внимание продолжает возвращаться к Эйдену и Сильвер. Они сидят рядом друг с другом на задних партах и откровенно флиртуют. Он одаривает ее своей мальчишеской улыбкой, и она время от времени посылает ему записки.
Интересно, что она ему говорит?
Найди меня после школы.
Трахни меня после школы.
Давай подшутим над Эльзой.
Будь они оба прокляты в самой темной преисподней.
Я не собираюсь плакать.
Я возвращаюсь к монологу миссис Стоун о важности литературы. Я киплю от злости, и мои ноги продолжают дергаться под столом.
Честно? Я могу винить только себя. Я глупая муха, попавшая в его хорошо расставленную паутину. Я мотылек, который знал, что сгорит, но все равно летел на огонь.
В диссертации, написанной норвежским доктором, – я не помню его имени, – он выделил поведение самцов во время преследования. Он упомянул, что мужчины теряют значительную часть интереса, как только завоевывают право попасть в постель. Общая гипотеза заключается в том, что подсознательно мужчины все еще обладают природой пещерного человека.
Они живут ради погони, и как только они получают то, что хотят, они просто теряют интерес.
Я возненавидела этот тезис, когда впервые столкнулась с ним. Это было воплощением сексизма. Но действительно ли это неправильно? Раз за разом подтверждается, что чувство безопасности может сделать мужчин ленивыми в отношениях. Вот почему некоторые из них изменяют. Они всегда ищут острых ощущений. Табу.
Когда мы узнали, что соседка разводится со своим мужем из-за супружеской неверности, тетя Блэр сказала, что большинство изменщиков, которые позже вступают в официальные отношения, долго не живут вместе. Сильное желание, которое у них возникло, было только потому, что они состояли в запрещенных отношениях.
Все дело в охоте.
Нельзя отрицать, что охота возбудила Эйдена. Моя борьба бросила ему вызов, с которым он должен был справиться. Игра, которую он должен был выиграть.
Он делал все, чтобы заставить меня подчиниться его воле, и как только он овладел мной, его пламя обратилось в пепел.
Он выбросил меня из головы, и теперь с ним покончено.
Я не собираюсь плакать.
Как только раздается звонок, я запихиваю свои вещи в рюкзак и спешу в туалет, не обращая внимания на пронзительный смех Сильвер.
Мне нужно вымыть руки.
Никто не разговаривает со мной и не отпускает издевательских замечаний в мою сторону. Похоже, что, какая бы короткая связь у меня ни была с Эйденом, школа будет держаться от меня подальше.
И все же я не чувствую себя счастливой.
Я не чувствую… ничего.
В течение двух лет я всегда привлекала внимание Эйдена. Тем или иным извращенным способом. Но теперь меня как будто вообще не существует.
Я не собираюсь плакать.
Что-то невидимое ползает по моим рукам, и они кажутся такими грязными внутри и снаружи.
Я врываюсь в туалет и засовываю руки под кран. Я тру их снова и снова. Между пальцами. Под ногтями. Я тру ладони, тыльные их стороны и даже запястья. Я не останавливаюсь, пока моя кожа не краснеет и не начинает покалывать.
Я стою в туалете одна, звук воды наполняет пустую тишину.
Когда я смотрю на свои красные руки, первая слеза падает на тыльную сторону моей ладони.
За ней следует вторая.
Затем третья.
Я шмыгаю носом, пытаясь сдержать слезы, как делала это с субботы.
Только на этот раз я не могу бороться.
Так что я даю им волю.
Я обещаю себе, что это последний раз, когда я плачу по Эйдену Кингу.
Глава 33
Остаток дня я пытаюсь притворяться, что Эйдена и Сильвер не существует.
Но знаете в чем фишка притворства? В том, чтобы нанести холодную маску снаружи и гореть изнутри.
Каждый раз, когда я вижу руку Сильвер, обвивающую Эйдена, у меня руки чешутся сломать ее. Мне хочется бить ее лицом об пол до тех пор, пока она не перестанет дышать.
Это еще одна пугающая мысль.
В последнее время у меня слишком много страшных мыслей. Наверное, я возвращаюсь назад. К чему? Я не знаю. Я не должна думать об этом. Это означало бы, что я признаю, что у меня было худшее душевное состояние, и я возвращаюсь к нему.
Мне действительно нужно увидеться с доктором Ханом.
На тяжелых ногах я направляюсь на поле. Я действительно не в настроении делить тренировочное пространство с Эйденом.
Я подумывала о том, чтобы уйти с занятий, но это означало бы, что я убегаю.
А после истерики в туалете я пообещала себе больше никогда не плакать и не убегать.
Мой взгляд падает на поле, где разминаются несколько игроков футбольной команды. Эйден стоит у боковой линии и разговаривает с Сильвер. Как будто он – мед, а она – пчела. Она не переставала висеть на его руке как паразит.
Но разве она паразит, если он продолжает ей так улыбаться?
Если он продолжает с ней флиртовать?
Он крушит все на своем пути с улыбкой на лице. Включая мое сердце.
Я хочу играть жестко, думать, что завтра я проснусь, а он останется в прошлом. Но я лишь обманываю саму себя.
Поэтому я прячусь в углу как трус и устраиваю вечеринку жалости к самой себе. У нас еще есть пятнадцать минут до тренировки. Я уже переоделась в свою спортивную одежду, но боюсь идти туда. У меня даже нет Ким, которая составила бы мне компанию.
К черту Эйдена и его куклу Барби. Я не убегу.
В тот момент, когда я выпрямляюсь, я замечаю тень, притаившуюся сзади. Я вздрагиваю, слегка задыхаясь.
Коул сидит под сливовым деревом и читает книгу Жан-Поля Сартра «Тошнота».
Мои щеки краснеют при мысли о том, что он видел, как я вела себя как трусиха последние пять минут.
Он одет в майку «Элиты» и шорты. Его волосы слегка влажные, как будто он держал их под краном.
Если не считать Эйдена, Коул всегда был самым загадочным. Он неразговорчивый. Я могу сосчитать по пальцам, сколько раз я слышала его голос. Обычно он слушает оживленные речи Ронана, а еще он самый взрослый из четырех всадников. Вероятно, именно поэтому он капитан «Элиты».
Коул никогда не проявлял ко мне злобы или интереса. Он просто существует так, как будто школа – это легкий ветерок в его жизни.
Он популярен, но он не такой бабник, как Ксандер и Ронан. Он просто… безмятежный.
Теперь, когда присматриваюсь к нему повнимательнее, я замечаю, что он довольно красив, у него длинные каштановые волосы и темно-зеленые глаза, как лес после дождя. Если бы я не была такой предвзятой, я бы сказала, что он даже красивее, чем Эйден. Его красота спокойна по сравнению с опасной красотой Эйдена.
Он бросает на меня взгляд поверх своей книги. Я не могу удержаться от улыбки при виде этой картины. Он читает Жан-Поля Сартра, одетый в футбольную форму.
– Моя книга смешная? – спрашивает он беззлобно.
– Я никогда не думала, что спортсмены интересуются теориями экзистенциализма.
Он приподнимает густую бровь.
– Разве ты не спортсменка?
– Туше. Мне следовало сказать «футболисты».
– Потому что мы такие тупые? – В его тоне по-прежнему нет угрозы. Во всяком случае, он наполнен легким любопытством.
– Я не это имела в виду. – Мои щеки покрываются румянцем. Я не хочу показаться осуждающей.
– Ну, мы можем быть такими. – Он указывает на свою книгу. – Итак, что ты думаешь об экзистенциализме?
Я ошеломлена. Он спросил не о том, что я знаю об этом, а о том, что я думаю по этому поводу. Значит, он уверен, что я читала об этом. Но, с другой стороны, я бы не стала ассоциировать «Тошноту» и Сартра с экзистенциализмом, если бы, по крайней мере, кое-что о нем не знала.
– Хм, – я прислоняюсь спиной к каменной стене. – Я считаю, что это негативная и нигилистическая философия.
Его поза меняется, как у ребенка, которому подарили любимую игрушку.
– Значит, ты не веришь, что существование предшествует сущности?
– Не само по себе. В какой-то степени это может быть правдой, но вся теория гипериндивидуалистична. Человек – это не то сущность, которую нельзя трогать или которой нельзя манипулировать. – Я вздергиваю подбородок.
Оспорь это, мистер. Ваш нападающий-ас – манипулятор первого класса.
Коул кажется умным. Таким же, или умнее Эйдена, но, как и Эйден, он этого не показывает.
Я могу поспорить на деньги, что он знает об истинном характере Эйдена. Я подозреваю, что Ксандер тоже знает.
Они не могли знать Эйдена все эти годы и не заметить, что что-то не так.
Его бровь приподнимается, когда он закрывает книгу и кладет ее себе на колени.
– Что, если отсутствие экзистенциализма у человека приводит к тому, что он становится объектом манипуляций?