– Не стоит расстраиваться по таким пустякам. Ты даже побледнела.
Аделия погладила сестру по плечу, но та не ответила на ее ласку. Настроение испортилось. «Ничего, приедем на природу, отойдет, развеселится».
Ландо остановилось на Малой Морской улице. Банкир исчез под высокими сводами парадного входа. Весь вид дома говорил об основательности и незыблемости господина Липсица и его финансовых дел. Прошло несколько минут, Антон Иванович не появлялся. Аделия заволновалась.
– Мамочка, мы просидим тут весь день, – заныла Лиза.
– Надо послать швейцара, пусть поторопит, – решила Аделия. – Впрочем, неловко. Я сама поднимусь в кабинет.
– Не надо, не ходи. Разве он малое дитя? – с необычайным жаром произнесла Лека, удерживая сестру за руку.
– Так мы тут изжаримся на солнце, – сказала Аделия и поднялась, чтобы идти.
– Ах, мое платье! – вдруг простонала Лека. – Боже, оно зацепилось, порвалось! Помоги же мне, Аделия.
И сестры принялись вытаскивать конец платья, и впрямь прицепившийся за что-то под сиденьем. Нежная ткань не поддавалась, Лека захныкала как ребенок. Аделия осторожно на ощупь пыталась высвободить край одежды. В это мгновение раздался оглушительный грохот. Аделия подняла голову и встретила испуганный и напряженный взгляд сестры.
– Что это, что это такое, мамочка? – вскрикнула Лиза.
Аделия перевела взгляд на здание банка. Из окон верхнего этажа, где располагался кабинет Антона Ивановича, повалил дым и потом вырвалось пламя.
– Антон! – закричала не своим голосом Аделия и попыталась выскочить из ландо, чтобы бежать в контору.
– Ты с ума сошла! – Лека уцепилась за сестру мертвой хваткой.
– Пусти меня, пусти! – билась Аделия.
На улице стекался народ. Послушался звук рожка, мчалась пожарная команда. К ландо подбежал городовой. Затем с дворниками соседних домов он устремился внутрь здания. Аделия, не мигая, смотрела на массивную дверь, за которой скрылся ее супруг. Она долго не открывалась. Между тем пожар на верхних этажах нарастал. Антона все не было.
– Где папочка? Где мой папочка? – плакала Лиза.
Прибывшие пожарные боролись с огнем. Появилась полиция, и в скором времени ситуация определилась: в кабинете Липсица произошел взрыв, потом возгорание. Вероятно, неизвестные злоумышленники пробрались в помещение банка по чердаку и попытались взломать сейф, но, как на грех, появился хозяин. Неизвестно, попытался ли он остановить грабителей и сколько их было, но, убегая, они устроили взрыв, от которого Антон Иванович погиб.
Сердюков по возвращении в Петербург затребовал дело о взрыве в банке Липсица. Полиция хоть и бросилась по горячим следам, да неудачно. Мало что удалось выяснить. Складывалось странное впечатление, будто грабители оказались в банке совершенно беспрепятственно, словно кто-то их впустил или они имели ключи и доступ ко всем помещениям. После ограбления банк тем не менее устоял, все его активы стали собственностью вдовы и дочери покойного банкира. В ту пору дело об ограблении вели лучшие силы в полиции, но Сердюкова не привлекали. Ограбления банков, ювелирных магазинов, кредитных обществ, казначейств стали, как ни печально, довольно частым явлением в столице.
Есть ли тут какая-нибудь связь с событиями в пансионе? На первый взгляд никакой. Но если подумать, сестры одна за другой становятся богатыми вдовами, следовательно, возможной добычей для ловких людей.
Сердюков устало опустил голову на папку с делом. Вот незаметно для себя он уже и похоронил своего товарища, подумал об Аполонии как о вдове. А если такое все же случится? Что тогда? Посмеет ли он по прошествии некоторого времени надеяться на нечто большее, нежели родственные чувства со стороны Аполонии? Ведь такое случается, что вдовы выходят иногда замуж за друзей или родственников покойного.
«Ах, какая же ты бессовестная дрянь!» – Сердюков пребольно ущипнул себя за кончик уха.
Глава 24
После смерти мужа Аделия никак не могла опомниться, примириться со случившейся катастрофой. Если бы не дочь, она просто умерла бы от тоски и отчаяния. Жизнь стала пустой и безликой.
Нина Игнатьевна, похоронив сына, еще больше возненавидела невестку. К отчаянию Аделии, она стала упрекать ее в том, что, мол, Аделия не проявила настойчивости и не удержала мужа от возвращения в банк. А вот если бы он ее послушал и не появился в тот день в конторе, остался бы жив! Слова невестки о том, что это роковая случайность, совершенно не доходили до слуха свекрови.
– Конечно, он не послушал тебя! – продолжала она стенать каждый раз, когда они виделись. – И что ему было тебя слушать? Разве мог он услышать от тебя что-то разумное или дельное?
Аделия не верила своим ушам. Разумеется, она знала, что свекровь ее не привечает. Но пока Антон был жив, она не позволяла себе недружелюбное поведение в отношении невестки. И вот теперь все, что копилось годами, вылилось в одночасье на голову несчастной вдовы. Аделия пыталась оправдать свекровь тем, что она потеряла рассудок от горя. Но все равно было ужасно обидно и больно слышать нелепые обвинения.
Между тем к прежним выпадам Нины Игнатьевны прибавились еще и новые. Оказывается, Антон Иванович тайком навещал мать, чтобы откушать у нее, ведь дома обеды были невкусные. Он был недоволен гардеробом супруги. И это естественно, потому что у Аделии нет никакого вкуса. Спрашивал матушку, как правильно воспитывать девочек, поскольку жена явно делает не то, что нужно. Ведь в семействе Манкевичей девочкам не уделялось никакого внимания. Отдали на казенные хлеба. Вот и получилось нечто несуразное. Леокадия, например. Стыд и срам. Какой пример для малышки Лизы! Такую безнравственную женщину и на порог пускать нельзя!
Аделия слушала рассуждения старухи с нарастающим гневом и никак не могла понять, как ей поступить в подобном случае. Она не могла приказать свекрови замолчать, тогда поток красноречия только усилился бы. Аделия в глубине души чувствовала, что старуха сама не верит в то, что говорит, но ей доставляет удовольствие мучить бедную невестку. Чем несправедливее, надуманнее были обвинения, тем большую обиду и отчаяние испытывала вдова. Видя на ее лице неподдельное страдание, гнев или боль, старуха расходилась все больше. Аделия страдала. Теперь она не могла пожаловаться мужу или спросить его, насколько справедливы обвинения. Однажды Нина Игнатьевна просто ошарашила невестку заявлением, что Антон Иванович и вовсе не любил жену, жаловался матери и мечтал развестись, жениться на другой женщине. Какой? Старуха не ответила. Видимо, еще не придумала. Но ничего, Аделия не сомневалась, что к следующему ее визиту отыщется мифическая возлюбленная Антона Ивановича.
Аделия покинула дом свекрови с отвратительным и тяжелым чувством. Что теперь делать? Не навещать ее, забыть, прекратить визиты? Зная характер Нины Игнатьевны, она понимала, что та, лишенная удовольствия лично мучить жертву, примется рассказывать всем знакомым о несуществующих раздорах в их семье. Увещевать, что она марает память сына, бесполезно. Скажет, будто это Аделия бросает тень на душу усопшего. Траур недостаточно глубок, много на людях появляется. Словом, плохая вдова.
Нельзя совсем не навещать старуху. Пойдут разговоры, что и впрямь жили плохо, если вдова забыла мать мужа. Да и Лиза должна видеться с бабушкой. Впрочем, старуха не питала к ребенку особо нежных чувств. Упрекала Аделию, якобы она плохая мать, потому что ребенок бледный, тоненький, точно она не заботится о нем. И высказала совсем нелепое предположение, что, видимо, девочка вовсе не от Антона, потому что Антон был крепок здоровьем!
И так до бесконечности…
Однажды Аделия, отчаявшись, пожаловалась Леке.
– Не обращай внимания, не принимай близко к сердцу, – успокоила ее сестра.
– Хорошо тебе советовать! А у меня душа болит. Я теперь действительно начинаю сомневаться, может, правда, все так и было. Может, я такая глупая, не видела и не понимала. Может, Антон и впрямь не любил меня?
Она заплакала. Аделия теперь плакала часто. Слезы помогали ей перенести горе потери и незаслуженные обиды. Но эти едкие соленые капли стремительно иссушали ее кожу, которая складывалась мелкими морщинками вокруг глаз. Аделия видела, как молодость стремительно покидает ее. Но это уже не волновало. Для кого теперь быть красивой? Она стареет? Пускай, чем быстрее, тем лучше. Она сойдет в могилу и соединится на небесах с ненаглядным Антоном Ивановичем.
– Ах, если бы я могла его спросить, поговорить с ним! – воскликнула Аделия.
– Ты меня поражаешь, Деля! – Лека только развела руками. – Ей-богу. Ну, пойди к спиритам, что ли. Вызови дух мужа и спроси его, правда ли все то, что наговаривает на тебя свекровь?
– Как тебе не совестно так насмехаться надо мной! – Аделия в отчаянии и обиде всплеснула руками.
– Извини. Я сказала, не подумав! – Лека поспешила обнять сестру.
После ухода сестры Аделия задумалась. Мысль посетить спиритический салон действительно запала в ее сознание. Конечно, если бы она не была в столь расстроенных чувствах, эта идея показалась бы глупой и абсурдной или, по крайней мере, смешной. Но, пребывая в растрепанных чувствах, бедная вдова ухватилась за призрачную возможность пообщаться с усопшим мужем, рассеять сомнения и успокоить душевную боль.
Сумрак помещения не могло рассеять пламя от нескольких свечей в массивных шандалах. На окнах висели глухие шторы, звук шагов тонул в темных мягких коврах. Аделия чувствовала себя настолько подавленной, что сидела, не поднимая головы, и даже не разглядывала убранства комнаты. Внезапно перед ней бесшумно появилась хозяйка спиритического салона, среднего роста, плотная седая дама, с высокой прической, благородным и чрезвычайно выразительным лицом. Ее можно было принять за престарелую примадонну Императорского театра. Темное платье свободно ниспадало широкими складками, на груди мерцала брошь непонятной формы, видимо, некий каббалистический знак. Пальцы, уже скрюченные подагрой, были унизаны крупными перстнями. Дама внимательно посмотрела на посетительницу.