А дальше во всем Китае «небо перевернулось и земля опрокинулась, все возмутилось и возбудилось».
«Невиданная в истории» неудержимая сила «великой культурной революции» бешеным вихрем закрутилась по земле, как буйные водяные валы билась о берега, как река, прорвавшая дамбу, бурно устремилась вперед. Ее стремительное развитие побудило нас, учащихся средней школы — первого поколения юношей и девушек республики — кричать, орать, прыгать, преследовать, штурмовать, и в конце концов пережить позор своего падения. Мы разожгли фанатизм в десятки раз более сильный чем прежде, подняли в сотни раз более бесстрашный энтузиазм, старались показать, что в борьбе с буржуазией по-настоящему одобряем социализм...
Прежде всего мы выгнали из школы рабочую группу. Само собой разумеется, каждого из них сначала избили, оставив по себе дурную славу.
Заодно мы, наконец-то, взяли под стражу нашего директора школы, вывели его на помост для политического суда, посадили на «столб позора». Трудно было подобрать наказание директору школы, который доверял рабочей группе, проводившей «контрреволюционную буржуазную линию», и которую он тем не менее поддерживал и был для нее опорой. Только благодаря этому он столько времени продержался на плаву и, наконец, стал контрреволюционером.
Это был блистательный успех нашей классовой борьбы и борьбы линий. Мы, наконец-то, нашли новый объект революции, причем самый большой в нашей школе. С такой новейшей игрушкой, которую получили дети, очень трудно расстаться, если она попала в руки. Мы добрались до такого объекта, меняя судьбу которого, получали свежие ощущения. Взрослые давно дали понять детям, чтобы они не мечтали позабавиться этой игрушкой, им не разрешали не только развлекаться с нею, но даже прикасаться, и вот теперь, приобретя силу, они в свой интерес к игрушке вложили и месть взрослым. Анализируя и объясняя культурную революцию, мы часто берем во внимание лишь политическую ее сторону, забывая об обычной психологии, из-за чего не можем дать ей всеобъемлющего объяснения.
Директору школы мы надели самый большой колпак, повесили самую большую и тяжелую дощечку, побрили дьявольскую голову, измазали лицо, несколько раз вволю поколотили его.
Во время одного из избиений несколько «революционеров» из учащихся настолько сильно возбудились, что уже затруднялись в выборе самого «выразительного» способа издевательства, и тогда они повалили директора на пол и стали топтать ногами.
— Скажи, ты контрреволюционер?! — кричали они.
— Да! — едва оторвав голову от пола, громко, с подобострастием соглашался он, ползая по полу как черепаха с раскинутыми руками и ногами.
— Ну что, топтание помогло?
— Помогло!
Его еще несколько раз потоптали ногами.
В тот миг, когда его повалили на пол, у помоста наступила полная тишина. Что означал в тот миг, каждый человек, переживший эту сцену, вероятно, сегодня может высказать множество мыслей, которые ни в коем случае не мог поведать тогда. Такой миг с подобной сценой я испытывал несколько раз. Эта конкретная сцена вызвала в моей памяти эпизод из «Истории французской революции». «Когда 12 монархистов было выведено на эшафот, и их перед приведением смертного приговора в исполнение хотели раздеть донага, чтобы посрамить, они презрительно, высоко подняв головы глядя на толпу, выкрикнули: «Да здравствует король!».
Возмущенные французские революционные массы в этот момент молчали...
Автор резюмирует: в этот момент истинными победителями были монархисты, а не народ.
Нет, этот комментарий не верный. В это мгновение монархисты тоже не были победителями, а победили человеческая природа и гуманность.
Двенадцать монархистов после того момента мертвой тишины вовсе не испытали позора от раздевания.
Французский народ, а также человеческая природа и гуманность победили вместе. Хотя, как обычно, 12 отсеченных голов монархистов одна за другой скатились с эшафота.
После мертвой тишины, возникшей в момент, когда директор школы был повален на пол и семь или восемь ног наступили на его тело, в радиомикрофоне раздался голос соученицы, читавшей «высочайшие указания»:
«Пролетариат, борясь против буржуазии, осуществляя диктатуру над буржуазией, диктатуру в надстройке, включая все звенья в области культуры, пролетариат продолжает выкорчевывать представителей буржуазии, окопавшихся внутри коммунистической партии и под красным знаменем борющихся против красного знамени. Неужели допустим, чтобы они в этих коренных вопросах шли рядом с нами?... Наша борьба против них — это борьба не на жизнь, а на смерть... И ни в коем случае не означает равенства... например в так называемой гуманности и добродетели».
«Высочайшее указание» вызвало тишину вокруг помоста, пожалуй, даже на более короткое мгновение чем прежде.
Потом кто-то, размахивая кулаками, выкрикнул несколько потрясающих революционных лозунгов.
Тогда те несколько учащихся, которые топтали ногами директора школы, заряженные сверхреволюционными лозунгами, получившие подстрекательский, ободряющий и вдохновляющий импульс, почувствовав небывалый прилив революционного настроения, повязали вокруг его шеи веревку и, как собаку стащили с помоста, на спортплощадке стали принудительно учить ползать и лаять по-собачьи.
Он покорно, со всей серьезностью исполнял все их требования. Вероятно, потому что он не проявлял ни малейших признаков сопротивления, больше не возникало мгновений мертвой тишины.
Если бы тогда стащили с него одежду и спросили: «Ну что, помогло?», он, наверно, тоже ответил бы: «помогло». Так как его «реакционная» природа отличалась от природы двенадцати монархистов периода французской революции.
Позже эти сцены воскресили в моей памяти случаи истязания животных некоторыми детьми с ненормальной психикой. Когда они мучают мелких животных, они получают удовольствие. И чем уродливее экземпляр животного, чем он мельче, чем вреднее это малое существо с точки зрения взрослых, да и их самих, тем более жестоко и со спокойной душой истязают его. Например, мышей, разносящих заразные заболевания, бешеных собак. Может быть поэтому во время «великой культурной революции» человека прежде всего по внешнему виду относили к вредным элементам и прочей нечисти, а потом уже выискивали компрометирующие его корни зла. Человеческие души, не подвергшиеся хорошему воспитанию в области человечности и гуманности, неизбежно таят в себе жестокость. «Великая культурная революция», руководствуясь теорией классовой борьбы «не на жизнь, а насмерть» подняла наверх пороки, таившиеся в душах миллионов людей. Поэтому неисчислимы случаи, когда самые тяжелые дощечки-ярлыки на наитончайшей стальной проволоке подвязывали на грудные соски женщин.
Или специалистов, профессоров, ученых, писателей, поэтов, художников и артистов, талантливых мужчин и красивых женщин бросали на пол и топтали ногами, принося огромное удовлетворение взрослым людям с завистливой психикой. Уравновешивать психику в такого рода утешениях просто и эффективно. Некоторые мужчины, а также женщины избирались многими мужчинами и женщинами вовсе не потому, что они действительно величайшие преступники, а именно потому, что избиения вызывают большой интерес и доставляют наслаждение. А порой всего лишь потому, что они в отличие от многих других мужчин талантливы, а женщины — красивее многих других женщин. Чтобы каждый человек признал в душе талант мужчины, нужна мудрость, а красоту женщины — человеческая поэзия, необходимо терпеливое, кропотливое, длительное, напряженное воспитание. До сих пор многие мужчины по-прежнему враждебно относятся к талантливым мужчинам, а многие женщины по-прежнему сохранили дурную, почти инстинктивную привычку враждебно смотреть на красивых женщин.
Наш классный руководитель тоже не избежала горькой судьбы. Потому что была образцовым воспитателем на городском уровне, а также — «большой красной» у директора школы. Когда существовала рабочая группа, она была активисткой культурной революции.
На собрании, которое проходило в тот день, когда директора школы бросили на пол, она была некоторыми людьми с возмущением вызвана на помост.
— Учащиеся, я заявляю, что я не... — пыталась она что-то объяснить, стоя на помосте.
Ей не позволили давать объяснения.
— Ты никто! — ей надели колпак на голову. А на шею повесили ярлык. Ее лицо разукрасили чернилами.
Она сразу опустила плечи, согнулась в пояснице.
Сделать человека «дьяволом» очень просто.
Многие в этот короткий временной отрезок «превращения», по всей вероятности, говорили себе, что отныне они «дьяволы», а не люди. С этих пор могли существовать и в названии, и в поступках только в приниженном образе «дьявола».
Так как выведенных на чистую воду было много, она оказалась на краю помоста рядом с учительницей китайского языка и литературы. Учительница языка, стоявшая вплотную к другим, освободила ей место и, подав руку, подтянула к себе, боясь, что она может упасть...
Некоторые учителя, выведенные на чистую воду в период деятельности рабочей группы, и вызванные на помост по обвинению в проведении «контрреволюционной буржуазной линии», вновь обрели право стать в ряды революционеров. Все они растрогались до слез.
Часть учителей, которым во время существования рабочей группы доверяли, на которых опирались и которых ценили, вынуждены были пополнить ряды «черной банды», им надели колпаки, навесили ярлыки, вымазали лица. Они не понимали, почему еще вчера они считались революционерами, а сегодня неожиданно тоже превратились в «дьяволов».
Двое заведующих учебной частью, один из них заместитель директора школы, раньше уже были подвергнуты репрессиям, а теперь и сам директор тоже превратился в «самого большого Хрущева» нашей школы, школьная партийная ячейка была объявлена полностью переродившейся.
С учетом этого самые революционные из числа учителей и учащихся личности создали Временную полномочную руководящую группу для продолжения руководства «великой культурной революцией» в школе. Эта временная группа родилась и была утверждена под горячие аплодисменты.