Для того, чтобы учащийся средней школы мог поступить в среднюю школу высшей ступени, а, следовательно, в последующем и в высшее учебное заведение с пролетарским воспитательным уклоном, надо иметь красное происхождение, чистую семейную биографию и такой ценз , как проявление «революционности» во время «Великой культурной революции», надо получить горячую поддержку большинства учащихся средней школы. Обладание повязкою хунвэйбина было почти равнозначно получению в руки аттестата об окончании средней школы и извещения о зачислении в высшую среднюю школу. Говорили, что главари хунвэйбинов могли «от имени революции» посылать людей на учебу в престижные университеты, чтобы подготовить преемников для партийных и государственных руководителей различных рангов. Выдержать экзамен по «революции» гораздо легче и приятней чем по математике, физике, химии, языку и литературе, истории, географии. Поэтому, кроме «семи черных», все с радостью поддержали реформу образования. Почему бы и не разрушить «буржуазную теорию обучения», в которой на первое место ставились знания?..,
Немного погодя хунвэйбины давали коллективную клятву.
Я тоже вынужден был подняться с места рядом с Ван Вэньци, чтобы отправиться в лагерь хунвэйбинов. В сущности, я должен был, сойдя с помоста, прямо идти к ним. Боясь, что Ван Вэньци обидится на меня, я вернулся к нему и сел рядом. Он принадлежал к «окружению красных». Садиться хунвэйбину рядом с человеком из «окружения красных» никем не запрещалось. Если бы он был из «семи черных», тогда я бы ни за что не посмел подойти к нему. Пусть бы завидовал. Если бы из ревности он даже вздумал убить меня, то я все равно не мог бы пойти навстречу его желанию.
— Иди, иди! Не думай, что я ревную! — сказал Ван Вэньци, глядя на меня, но не прямо в глаза.
Из его слов я уловил, что его мучила ревность. Если вдуматься в ход его рассуждений, то можно найти их естественный источник: все относимся к окружению красных, все, черт побери, красные, все не совсем красные, тогда почему кто-то может стать хунвэйбином, а я нет? Если революцию не делят на впереди идущую и последующую, тогда почему сначала он, потом я? Можно согласиться с таким ходом мыслей? Кое-кто из «окружения красных» наверняка то же самое думал; и о главарях: если копнуть архивы, поглубже проверить ваше происхождение и ваши биографии, то не окажетесь ли вы всего наполовину красными? На основании чего вы стали главарями, получили право определять, могу ли я стать хунвэйбином? Лидеры масс «великой культурной революции» самых разных мастей и оттенков потому стали лидерами, что на определенном отрезке времени они сумели завладеть властью. А впоследствии они не предстали перед судом «великой культурной революции», не ответили за свои преступления перед историей, они отделались лишь тем, что бесславно закончили «карьеру» «маленьких генералов». Они не только не сумели понять, что необходим был и такой политический шаг, как «успешно отступить», но и не поняли главного: они должны были стать только духовными лидерами масс, могли и должны были «влиять» на массы только духовно. Они не постигли этой истины, хотели стать лидерами, владеющими некой властью, они также пытались, пользуясь властью, начать ставить условия массам. Кроме того, она стояли на двух противоположных позициях: на политической позиции, разработанной «великим вождем», и на позиции масс, которые не совсем принимали навязываемые им условия власти. Именно поэтому они обрекли себя лишь на трагический конец.
«Великий вождь» сказал им: «Пришло время сказать вам что вы, маленькие генералы, совершили ошибки!» Эти слова были произнесены после их разгрома. Тем не менее они не поняли своей роли, наоборот, считали, что если их не будет на сцене «великой культурной революции», то окончательная победа революции будет просто немыслима. Не представляли себя вне роли действующих лиц от начала до конца. Взяв на себя эту роль, завладели театральной сценой и кино. Режиссеры до сих пор кипят гневом, вспоминая об этом времени. Потом «маленьких генералов» пришлось отправить На природу, предоставив им широкое поле деятельности.
Ван Вэньци, никогда не страдавший припадочными болезнями или чем-то похожим на них, неожиданно вскочил с места, высоко подпрыгнул и, подняв вверх кулаки, воскликнул: «Да здравствует председатель Мао! Да здравствует председатель Мао! Многие, многие лета председателю Мао!».
Такой взрыв в его настроении как раскат грома застал всех врасплох.
Все хунвейбины, все окружение красных долго не реагировали, не сообразив, что происходит, и только потом вслед за ним дружно закричали: «Да здравствует председатель Мао! Да здравствует председатель Мао! Многие, многие лета председателю Мао!».
Вы думаете, что он воскликнул пару раз и на этом остановился? Нет, не остановился!
Могли ли остальные не последовать ему, когда он выкрикнул свое «да здравствует»? Могли ли осмелиться на такой шаг?
Возгласы «да здравствует» и «многие лета» сотрясали весь школьный двор.
Главари хунвэйбинов, находившиеся на помосте, тоже не могли молчать. Они раз за разом провозглашали один и тот же лозунг, считавшийся первейшим в мире революционным лозунгом, повторяли десятки раз. Люди, скандировавшие его, не только устали от монотонного штампа, но уже не выдерживали их голосовые связки. Я тоже не мог не кричать вместе с ними, не мог кричать меньше чем Ван Вэньци. Скандируя, я посматривал на него, видел выражение его лица. Оно скорее всего было не возбужденным, а выражало какое-то мстительное наслаждение. Я искренне сомневался, что он привлекал к себе внимание, не жалея своих голосовых связок, он хотел надорвать гортани хунвэйбинов и «красного окружения».
Однако люди, стоявшие рядом с ним, тоже не взяли на себя смелость заставить его прекратить восклицания. Ведь он же кричал «да здравствует председатель Мао», кто мог сказать ему: «Не кричи!». Что бы это могло значить для такого человека? Тебе не нравится слушать здравицы председателю Мао? А ну попробуй промолчать! Или дать понять, что надоел своим криком.
Вместе с ним скандировали все.
Некоторые из тех, кто сидел впереди нас, восклицая здравицы с поднятыми вверх кулаками, часто оборачивались к нам двоим, полагая, что мы с нам одинаково заряжены чувством вдохновения.
Как бы не так!
Главари на помосте, видя такую обстановку, понемногу стали терять терпение. Но в то же время не могли ничего поделать. Не в силах изменить положение они явно нервничали и злились. Но как не злись, а все равно приходилось скандировать вслед за ним. Причем надо было делать это совершенно натурально. Попробуй сделать ненатурально! Они на помосте, на виду, за ними следит множество глаз.
Но вот буквально в те несколько секунд, которые образовались между восклицаниями «да здравствует председатель Мао», из числа «красного окружения» вдруг поднялся человек и громко закричал:
— Докладываю! Я слышал как кто-то ругался насквозь контрреволюционными словами!
Взоры всех обратились к этому человеку.
Ван Вэньци прекратил свои выкрики и, повернувшись, посмотрел в его сторону.
Один из главарей, стоявших на помосте, указывая рукой на того человека, громко спросил:
— Как он ругался?
— Я... я не могу сказать...
— Я приказываю тебе повторить те слова!
— Повтори!
— Повтори!
— Повтори!
Эта требования беспорядочно выкрикивали со всех сторон.
Подвернулся подходящий случаи, чтобы осадить возбуждение и вызвать новый настрой.
То был с виду очень серьезный парень, способный не теряться, и не из тех, кто может наживать капитал таким образом. Он с надеждою поглядывал то налево, то направо, по-прежнему не осмеливаясь что-либо сказать.
На помосте один из главарей взял микрофон и предупредил его:
— Если не будешь говорить, значит ты намеренно создаешь беспорядок!
— Я скажу! Я скажу! Я слышал как кто-то негромко сказал: «чтоб ему провалиться»...
Вся площадка громко зашумела. Порядок враз нарушился. Все орали: как это так, в такой момент, когда прославляли председателя Мао, и вдруг кто-то выругался «чтоб ему провалиться»!
— Кто выругался?.. Сильно смелый, собака!
— Разыскать его!
— Во что бы то ни стало разыскать его!
— Разыскать и здесь же убить!
— Убить без суда!
Началось всеобщее негодование среди хунвэйбинов и «окружения красных». Негодование неподдельное. Так как в тех словах содержалось очень много разных значений и они явно были направлены на то, чтобы оскорбить и унизить тех людей, которые в это время скандировали слова «да здравствует председатель Мао». Может быть большинство делало это не от души. Даже не может быть, а с уверенностью можно утверждать, что именно не от души. Когда вслед за Ван Вэньци здравицу повторили первый и второй раз то это было в высшей степени от души, когда кричали третий и четвертый раз, искренность еще оставалась на 60–70 процентов, но выкрики по пятому шестому, седьмом и восьмому разу уже как бы были навязанными на бесконечность, и теряли свои душевный смысл. А психология публики по отношению к любому делу всегда была такой: когда она делает не от души, поневоле, она не может терпеть, чтобы видели ее неискренность.
Атмосфера на собрании принимала необычайно резкий характер.
Несколько главарей сошли с помоста. Подошли к тому заявителю, окружили его со всех сторон.
Один из главарей сказал ему:
— Если ты поднял шум из ничего, тебе не будет пощады!
Заикаясь от напряжения, он продолжал утверждать:
— Я... я точно слышал! Как бы я осмелился... не мог... не поднимал шум из ничего... было...
Другой главарь громко скомандовал:
— Все садитесь! Никто не должен двигаться! Если кто-нибудь станет уходить, значит, на него падет самое большое подозрение!
Те, кто особо сильно возбудился и вскочил с места, сразу сели, никто не посмел нарушать порядок. Кто-то из хунвэйбинов выкрикнул:
— Надо создать временный пикет, взять в кольцо окружения место проведения собрания, плотно перекрыть выходы для действующих контрреволюционеров, поносящих великого вождя и создающих беспорядки, чтобы они не смогли, пользуясь благоприятной обстановкой, ускользнуть отсюда.