Я вслед за ним отбросил швабру.
Он понял, что ничего интересного для себя в классе не увидит, и ушел.
Растерянный и опустошенный я еще немного постоял посреди комнаты, тоже не нашел в ней ничего занятного и покинул ее.
Я пошел в подвал искать комнату Ван Вэньци. В темном сыром коридоре я услышал его безутешные рыдания. От них у меня бешено застучало сердце, вскипела потрясающая душу ненависть, способная перевернуть душу.
— Не плачь, не плачь, я знаю, что у тебя творится на душе, родной отец вырастил тебя, ты же еще не отплатив ему, отправил на тот свет. Но в этом нет твоего греха! Какая польза от слез? Разве слезы возвратят его к жизни? — утешал его старик.
— Нет! Я не его оплакиваю! Я не его оплакиваю! — закричал Ван Вэньци сорванным голосом.
— Тогда кого ты оплакиваешь?
— Тебя это не касается!
Его плач вызвал новый прилив сердечного волнения.
Каждый раскаивается по-своему.
Мне не хотелось, чтобы он увидел меня, я поспешил бесшумно удалиться...
ГЛАВА 10
Хунвэйбиновские организации многих средних школ ради пополнения и укрепления своих сил стремились объединиться с организациями хунвэйбинов крупных специальных военных учебных заведений. Подобно тому, как делали в эпоху Воюющих царств, когда мелкие княжества шли в зависимость к крупным с тем, чтобы их не уничтожили более сильные.
Наша организация хунвэйбинов решила «породниться» с организацией красных цзаофаней военно-промышленного института.
Мы, больше десятка хунвэйбинов, под предводительством двух главарей по собственной инициативе отправились в «паломничество» к красным цзаофаням военно-промышленного института.
Хунвэйбиновские организации средних школ в сравнении с организациями хунвэйбинов высших военных учебных заведений тогда поистине выглядели бледно. Поэтому штаб красных цзаофаней вызвал у нас уважение к себе, заставил преклонить перед ним колени. Он размещался в массивном здании главного корпуса, сбоку от входной двери была прикреплена вывеска высотой в три чжана[22] и шириной в полтора чи,[23] на белой бумаге уставным почерком четко выписаны красные иероглифы. Все привлекало внимание, выглядело величественно. Наш школьный штаб размещен всего лишь в одной классной комнате, без вывески, просто на листе красной бумаги написаны иероглифы, а лист приклеен к стене коридора. И уж, конечно, нет поста охраны. У них же справа и слева от входной двери штаба стоит по четыре охранника, одетых в военную форму (весь их персонал института носил военную форму, а мы не могли достать хотя бы один комплект). У их охранников не было только знаков различия на петлицах и кокард на головных уборах, но в кобурах, надетых через плечо, находились пистолеты. Если бы еще на погонах были знаки различия и кокарды на фуражках, то можно было бы не сомневаясь заявить, что там размещена регулярная воинская часть или штаб военного гарнизона города.
На крыше здания — два громкоговорителя, вещающих на всю округу гимн красных цзаофаней ими же сочиненный:
Мы — красные цзаофани,
Мао Цзэдун — наш красный командир,
Бунт — дело правое,
Оно победит.
Мы разрушим все, что устарело,
Нас никому не удержать,
Мы — гора Тайшань,
Мы — Великая китайская стена.
Мы заставим империалистов, контрреволюционеров и ревизионистов
Содрогнуться и трепетать от страха...
Звуки гимна, исполнявшегося военным оркестром в темпе марша, решительно вторгались во все пустоты, отдаваясь долгим эхом в институтском саду.
Мы, хунвэйбины средней школы, считавшие себя «перекидным мостом», робко стояли у крыльца Главного штаба красных цзаофаней, не решаясь подняться на его ступени.
Один наш главарь, всегда считавшийся смельчаком, подбадриваемый всеми нами, с чувством величайшего почтения шагнул на ступени священного крыльца.
— Стой! — скомандовал часовой.
— Мы пришли, чтобы провести революционное объединение... — помявшись, едва выговорил главарь.
— Откуда вы?
— Из 29-й школы. Хунвэйбины из 29-й школы.
— Из 29-й школы? Мы не объединяемся с хунвэйбинами средних школ!
— Тогда... почему вы объединились с хунвэйбинами 1-й школы?
— Хунвэйбины той школы первыми в городе поднялись на борьбу против городского и провинциального комитетов! Мы вместе проливали кровь в тяжелой борьбе. И то, что мы объединились с ними, родилось, как боевая дружба хунвэйбинов!
Наш главарь вынужден был с унылым видом сойти с крыльца. Все окружили его, на разные лады, не стесняясь в выражениях, высказывали ему свои упреки и обвинения, считая, что он не настойчиво добивался своего, не сумел убедить своего собеседника. Он рассердился:
— Каждый из вас думает, что он умнее меня, почему вы сами не попробовали убедить его?
Все притихли, смущенно переглядывались.
— Сейчас мы все вместе упросим его, пусть только пропустит нас внутрь здания, мы готовы даже стать перед ним на колени, — сказал второй главарь.
Так и сделали.
В то время цзаофани военно-промышленного института, уже наводившие ужас на все хунвэйбиновские организации страны, в Пекине еще не имели собственного пункта
связи, там у них был только специальный представитель. Хунвэйбиновские организации университета Цинхуа, Пекинского университета и ряда других важных специальных учебных заведений страны, обладающие духом «бесстрашных цзаофаней», опубликовали «Коммюнике об объединении». Их руководители в сопровождении охраны летали в Пекин на специальных мягких спальных самолетах. Они являлись в кабинет Центрального комитета по делам культурной революции, как к себе домой. Так с кем же нам объединяться, если не с ними? Мы не могли объединиться с любой организацией хунвэйбинов какого-либо высшего специального учебного заведения, если она не доказала, что является самой нашумевшей, самой революционной организацией хунвэйбинов, как наша школа среди средних школ. Мы с великим благоговением шли на поклон к ним, но наш визит не достиг цели, не оправдал наших надежд, поскольку хунвэйбины других организаций уже каким-то образом знали или чуяли, что в ближайшее время наша организация растеряет свое величие, потерпит полное поражение, о чем не догадывались мы сами. Если бы мы тогда уже знали об этом, то наше самолюбие было бы подорвано, а решимость бунтовать основательно поубавилась бы.
Это какие же серьезные потрясения ждали нас?!
Подумав об этом, мы уже не боялись опростоволоситься, даже подвергнуться бесцеремонному резкому осмеянию и издевательству. Мы толпой бросились наверх и слезно стали умолять:
— Разреши нам войти внутрь здания, мы всеми помыслами и душой за объединение с вами!
— Если только сможем объединиться с вами, то с этого момента будем делать все, что вы прикажете!
— Мы очень хотим, чтобы вы приняли нас к себе, как мощную поддержку для вас!
— Цзаофани не делятся на первых и вторых! Хотя наша организация создана чуть позже, но бунтарский дух у нас нисколько не меньше чем у хунвэйбинов 1-й средней школы!
Совместные слезные просьбы и требования, наконец, возымели действие. Противная сторона в конце концов сдалась:
— Зайдите в бюро пропусков, там заполните бланки на прием гостей! У них есть и бюро пропусков! Надо заполнять бланки на прием! Наше уважительное отношение к этому заведению усилилось до предела! Мы вошли в здание, заполнили бланки. Там увидели вестибюль, в центре которого возвышалась исполинская статуя председателя Мао, с обеих сторон от него свисали красные знамена. На левой и правой стенах вестибюля красовались огромные транспаранты с цитатами председателя Мао. На одной из них было написано: «Марксистская доктрина сложна и запутанна, в конечном счете ее можно изложить одной фразой: бунт — дело правое». На втором — «Кто наши враги и кто наши друзья? Вот вопрос, который имеет в революции первостепенное значение». В коридоре на верхней части каждой двери висели таблички с надписями: организационный отдел, отдел пропаганды, отдел информации, отдел внешних связей, исследовательско-философский отдел, управление боевой подготовки.
Те таблички оглушили нас.
— Вы посмотрите, есть даже отдел боевой подготовки!
— Чего шумишь сдуру? Хочешь нарваться на неприятности? Одна стрелка-указатель с надписью: «штаб на четвертом этаже» была направлена в сторону лифта.
— Посмотрите, лифт второго этажа заблокирован мешками с песком! — снова с изумлением воскликнул тот парень, который только что удивлялся существованию отдела боевой подготовки в этом святом здании. ч — Чего шумишь?! — остановил его второй парень, — прочитай, что написано. Лозунг, который висел на стене коридора как раз напротив лифта, призывал: «Ежеминутно поднимайте бдительность, остерегайтесь внезапного нападения «Союза 8.8»[24] на наш штаб».
«Союз 8.8» был еще одной хунвэйбиновской организацией военно-промышленного института. Почему назывался «Союз 8.8»? Нам всем было не понятно. Он существовал наравне с организацией красных цзаофаней института. Его революционная слава однако далеко уступала той, которой обладали красные цзаофани. Хотя он и совершил ряд бунтарских подвигов, однако все же не дотягивал до того, чтобы стать монархом. Кого же он защищает, какие у него расхождения с красными цзаофанями на главном направлении, мы так и не узнали.
— Если здесь будут сильно кичиться, мы покинем этот дом и найдем «Союз 8.8», с ним и соединимся! — громко заявил еще один из хунвэйбинов, чем мог погубить всю нашу затею.
— В этом месте не смей широко раскрывать рот! — показал ему кулак второй главарь, не вымолвивший ни одного слова с тех пор, как мы вошли в здание военно-промышленного института.
Тот парень сам понимал, что сказал лишнее, такое, что в стенах этого учреждения ни в коем случае нельзя было произносить, и молниеносно скрылся за моей спиной, не подавая признаков жизни.