Кроме того, я сходил в парикмахерскую, сделал себе ученическую прическу. Правда, один доморощенный умелец — младший боец вызвался показать на мне свое мастерство, но я отказался. Подумал, что он хочет потренироваться на моей голове, чтобы приобрести навык, и может так постричь, что родная мама не узнает.
Я очень чисто выстирал свое белье и верхнюю одежду, своим местным способом с помощью чайной чашки, заполненной кипятком, выгладил куртку и брюки, да так ровно, как это делала мать. Даже повязку хунвэйбина постирал и выгладил. Когда я надевал на себя чисто выстиранную и выглаженную верхнюю одежду, она плотно прилегала к нижнему белью, которое подарила Яо У, и мне казалось, что мое тощее тело становилось полнее, что весь я подрастал.
Однажды утром, идя в столовую, на завтрак, я встретил их.
Они с удивлением осмотрели меня с головы до ног.
Уже прошло два дня, как я не встречал их. Когда у них возникали дела, для выполнения которых требовалась моя помощь, они посылали ко мне какого-нибудь юного боевого друга. Если такая просьба не поступала, то я не ходил к ним, чтобы не мешать. Я прекрасно понимал, какая роль мне отведена.
Когда они детально изучили мою внешность, Яо У с серьезным видом сказала:
— А ведь и правда!
В ее словах я уловил похвалу и очень обрадовался.
А Чжан Сань добавила:
— Ты такой славный. Люди могут влюбиться в тебя. Под «людьми» она явно подразумевала самих себя, это я тоже понял. Радости прибавилось еще больше.
— Позавтракаешь, приходи в нашу комнату, я хочу подарить тебе кое-что,— сказала Яо У.
Они многозначительно обменялись улыбками и легкой грациозной походкой отправились дальше.
Позавтракав, я сразу же побежал к ним.
Подойдя к их комнате, я услышал разговор. — Ты, кажется, влюбилась в этого харбинского младшего брата? — Это был голос Чжан Сань.
— Да что-то есть. Этот юноша очень миловидный, не так ли? — это голос Яо У.
— Красавчик писаный, правда, очень стеснительный, похож на девочку! Тебе это нравится?
Я же тебе сказала: да, что-то есть! Возможно, мне как раз нравится эта его девичья стеснительность!
— Слушай! А что бы ты хотела услышать от меня?
— Ты скажи всего пару слов, не разочаровывай меня!
Яо У восхищена мною!
Пусть даже всего чуть-чуть влюбилась, все равно какая неожиданность, какая несказанная радость! Я — 17-летний юноша — до сих пор не знал, что могу нравиться какой-нибудь девушке. А тем более такой, как эта! То, что я нравлюсь пусть даже немного, для меня уже большое счастье! Если бы я своими ушами не услышал то, что она сказала, как бы я осмелился надеяться, как посмел бы поверить? До того я и думать не мог о них! Они, конечно, были не такие, как «лицо-яблоко», которую я встретил в поезде Харбин-Пекин! В их облике было величие, было видно, что они смотрят на окружающих свысока, как будто они подарили им этот мир. Это чувство превосходства да красивая внешность, в которую они уверовали, очевидно создали некую более важную психологическую основу. Она, как невидимая вольтова дуга, окружала их со всех сторон. И если кому-то приходило в голову приблизиться к ним, то он обжигался, как от электрического тока.
Но мне теперь незачем было беспокоиться об ожоге!
Неожиданная радость как бы окутала меня толстым куполом.
Я затаил дыхание в надежде услышать еще что-нибудь о себе.
Однако они замолчали.
Я долго успокаивал себя и только потом постучал в дверь.
— Входи, маленький бесенок! — крикнула Яо У. Как мне послышалось, ее голос был теплый и мягкий. Два слова «маленький бесенок» уже больше не казались мне пренебрежительными, а содержали оттенок шутливости.
Я открыл дверь и увидел, что обе они сидели на кроватях, откинувшись назад на свернутые одеяла и свесив ноги. Чжан Сань, глядя в зеркало шкафа, расчесывала волосы. Чжан Сань взглянула на меня, потом — на Яо У, сделала движение губами в мою сторону, пожала плечами и продолжала расчесываться.
Яо У рывком поднялась, с улыбкой на лице сказала мне:
— Проходи, маленький чертенок!
Я робко подошел к ней. Представ перед нею, я еще больше оробел.
Она, внимательно глядя мне в глаза, спросила:
— Ты почему покраснел?
— Я не покраснел, — промямлил я, заикаясь.
— Не покраснел? Покраснел как помада! Я ничего не сказал в ответ.
— Полон бодрости и энергии! — сказала Чжан Сань и посмотрела на меня, строгим тоном спросила, — Ты сейчас за дверью не подслушивал, о чем мы говорили?
— Нет, нет! — отрицал я растерянно.
Яо У, ничего больше не говоря и откровенно смеясь, взяла меня за руку и притащила к зеркалу, оттолкнув от него Чжан Сань.
— Может ты отойдешь?!
— Хорошо, хорошо, я отхожу! — Чжан Сань тоже засмеялась и отступила к своей кровати, села на край, открыла кожаный чемоданчик и стала любоваться находившимися в нем различными значками с изображением Мао. Она собрала ту коллекцию за время поездок.
Яо У открыла дверцу шкафа, сняла с вешалки китель военно-воздушных сил со срезанными петлицами с эмблемами командующего Мао, почти новый, затем закрыла платяной шкаф.
— Дарю тебе! — сказала она, — сейчас же надень, чтобы мы посмотрели!
— Мне не надо, ты же дала мне трикотажную нижнюю рубашку и трикотажные кальсоны. Если я возьму еще, то...
— Когда тебе дают, значит ты должен взять. Не можешь не взять! Я вынужден был принять его, в полном замешательстве надеть на себя. Она снова откинулась на кровать, опершись спиной на свернутое одеяло, скомандовала:
— Повернись!
Я послушно повернулся лицом к ней.
— Пойдет! Не мал, не велик, как раз впору, в нем у тебя настроение поднимется, — резюмировала она не то мне, не то кителю. Ее восхищенный взгляд был обращен то ли ко мне, то ли к кителю.
Чжан Сань однако даже не посмотрела в нашу сторону.
Яо У снова скомандовала:
— Развернись, маленький бесенок, посмотри на себя в зеркало!
Я четко исполнил ее команду.
В зеркале я действительно смотрелся очень солидно.
Лежа на кровати, она спросила:
— А как ты сам чувствуешь себя в нем? Маленький бесенок!
Я был в крайне затруднительном положении, застенчиво улыбнулся.
— Эй, мы, пожалуй, выйдем отсюда. Ты как, пойдешь вместе с нами? — объявила она Чжан Сань.
— Извини, сегодня я никуда не пойду! — лениво ответила Чжан Сань, по-прежнему перебирая в чемодане значки с изображением Мао. Она даже не подняла голову и не посмотрела ни на меня, ни на нее.
Яо У беззвучно засмеялась, обратилась ко мне:
— Тогда ты составь мне компанию, сходим в Хуацинчи! Там в свое время Чжан Сюэляном и Ян Хучэном был арестован Чан Кайши, стоит сходить! — она тут же сорвалась с кровати, оделась и, схватив меня за руку, вытащила из комнаты и отпустила руку только тогда, когда мы вышли из здания.
Настроение у нее было выше всякой нормы.
Когда мы возвратились из Хуацинчи, время шло — к вечеру. В пути туда и обратно она всячески проявляла знаки внимания, дружбы и старалась показать свою близость ко мне. Предложила пирожки с мясом, все время покупала мне минеральную воду, мороженое. Я, как опьяненный, вежливо, с радостью принимал ее дружбу и близость. В то же время сомневался: а не сон ли все это? «Великая культурная революция» — ведь это тоже сон. Великое шествие — тоже сон. Хуацинчи — это место из мира моих грез. Она — человек из мира моих сновидений. Все, все — сон.
Чжан Сань в комнате не было.
На столе лежал лист бумаги, на котором было написано: «Я, вероятно, возвращусь очень поздно. Желаю тебе сегодня хорошо развлечься».
Она взяла его, взглянула мельком и отложила.
В коридоре тишина. На всем этаже здания жили всего лишь они вдвоем.
Она по привычке легла на кровать, опершись спиной на свернутое одеяло, ноги свесила вниз, сказала сама себе:
— Я немного устала.
— Тогда я пойду, а ты отдыхай! Тебе не выключить свет? — спросил я.
— Не уходи. Подойди сюда, ко мне поближе, — попросила она.
Я тихонько подошел к ней.
Она, лежа без движения, не сводя с меня глаз, едва внятно спросила:
— Как по-твоему, мы сегодня хорошо провели день?
Меня почему-то охватил душевный трепет, я смог ответить всего одним словом:
— Хорошо.
Яо У усмехнулась и снова скомандовала мне:
— Закрой глаза!
Я послушно закрыл.
— Пока я не скажу открой глаза, ты не открывай! — ее голос стал еще ласковей.
— Я не открою, пока не разрешишь! — пообещал я. Ее руки обхватили мое лицо. Они были так нежны, так мягки, как вата! Они ласкали лицо, шевелили волосы. Я не открывал глаза.
У меня появилось ощущение, что вот-вот потеряю сознание! Вдруг она притянула меня в свои объятия. Обе ее руки крепко сжимали меня. Ее губы прочно впились в мои, она, как сумасшедшая, целовала меня, долго-долго не отрывалась от моих губ, казалось, что хочет всосать в себя мое сердце, мою кровь. Она так крепко держала меня в своих объятиях, что я едва не задохнулся...
В то время я думал, что потеряю сознание в ее объятиях.
Такой шквал разнородных чувств я тогда, семнадцатилетний юноша, выдержать не мог.
В глазах пошли круги, я с закрытыми глазами сносил то, что она мне подготовила...
Я не знаю, сколько времени продолжалось мое головокружение в том бешеном вихре ее чувств, который, как взрыв, вырвался наружу. Наконец, она оттолкнула меня.
Я по-прежнему стоял с плотно закрытыми глазами.
— Открой глаза, — тихо произнесла Яо У.
В тот момент, когда я открыл глаза, я увидел, что она стоит с закрытыми глазами и вытянутыми руками, а грудь то высоко вздымается, то опускается, едва дышит.
Не открывая глаз, она сказала:
— Теперь уходи.
Я неслышно вышел из комнаты.
Меня охватило ощущение счастья и в то же время чувство, как бы сильно отличающееся от счастья, с которым я и возвратился в свое жилище. Я лег на свою постель и с головой укрылся одеялом, беззвучно заплакал. Я чувствовал, что плачу от счастья, и в то же время — не совсем от счастья. В тот момент я еще не мог понять...