те. Как только удастся найти хоть кого-нибудь, они ей сообщат.
— И еще, — тихо сказала Маша на прощание, не глядя ему в глаза — кажется, я догадываюсь, кто ты. Он будет искать тебя. Что-то ему от тебя нужно. Что-то очень важное.
— Я знаю, — сказал Данила.
Нина Анисимовна пролистывала страницы дневника Марты, исписанные цифрами, датами и названиями небольших городков. Здесь были расписания поездов, перечни документов, суммы взяток с указанием кому и за что. Скупые цифры заполняли страницы дневника четыре месяца, пока рядом не появились другие цифры: 8.00 — завтрак, 10.00 — второй завтрак (250 граммов молока, печенье), 13.00 — обед… Они нашли дочку Маши и назвали Полей, как она и просила. Девочка напоминала былинку, качающуюся на ветру. Недостаток питания, недостаток витаминов и, конечно, самое главное, полное отсутствие ласки. В течение года они разыскали и остальных детей.
Труднее всего было с сынишкой Жени. Мальчика они нашли в психоневрологическом доме-интернате для детей-инвалидов. Он сидел неподвижно, не проявляя интереса ни к окружающим, ни к игрушкам. Лешка (Марта назвала его так в память о погибшем Алексее) доставил им больше всего хлопот.
Пользуясь тем, что была в школе на хорошем счету, Марта задумала открыть маленький детский дом. И уже собрала все необходимые для этого документы. Но детскому дому необходимо было придать некоторый медицинский статус, коли уж там будет воспитываться и мальчик с отклонениями. Это затянуло оформление бумаг еще на четыре месяца.
Ольга Михайловна, учительница рисования и коллега Марты, так увлеклась ее начинаниями, что предлагала свою помощь по каждому поводу. Когда решался вопрос с помещением, она рассказала Марте о затерянном в районе Вуоксы каменном доме с колоннами, где можно было бы разместиться им всем с детьми. Она мечтала помогать Марте и готова была взять на себя все хозяйственные хлопоты.
— Милая моя, я всегда этого хотела. Только вот не решалась. Возьмите меня, не пожалеете. Никаких денег не нужно, только за проживание. Я даже хлеб сама печь умею…
Ольга стала первым человеком, которому Марта рассказала свою историю. Она рассказывала понемногу, чтобы не огорошивать ее сразу. Хотя, пожалуй, Ольга Михайловна не моргнув глазом приняла бы любую правду. Через полгода она обожала всех детей как своих собственных и даже под страхом смертной казни не согласилась бы расстаться с ними.
Все это время Марта покупала центральные газеты и даже выписывала несколько из восточных регионов. Она читала их внимательно, не пропуская даже самых коротких сообщений, вплоть до некрологов. Надежда ее была слабой, почти ничтожной. Но каждый вечер Марта садилась у своего стола и изучала каждую статью, словно самый придирчивый цензор.
Через два года ей повезло. Промелькнуло маленькое сообщение о том, что в Новосибирске недавно прошло слушание нашумевшего дела о «клерикальных аферистах».
«Под видом изгоев церкви и ревнителей за чистоту веры трое мошенников устроили в одной из квартир в самом центре города настоящий притон для одурманенных верой людей. Мало того что аферисты присвоили себе церковный сан, которого у них отродясь не было, они еще и умудрились выудить у социально близоруких одиноких старушек, из которых в основном состояли их „прихожане", довольно значительную сумму.
Более всего удивляет тот факт, что в секту к доморощенным попам попали не только пожилые люди, испорченные дореволюционным воспитанием, но и несколько молодых семей, приводящих на моления, напоминающие скорее фарс, своих малолетних детей! Причем все из них состояли в комсомольской организации и были там на хорошем счету…»
Весь вечер Марта с Данилой просидели над статьей. Вечером они взяли билеты и, оставив детей под присмотром Ольги Михайловны, отправились в Новосибирск. Представляясь корреспондентами областных газет, они очень скоро узнали о «клерикальных аферистах» гораздо больше, чем было написано в газете.
Во-первых, было их не трое, а четверо, но арестовали только троих. Четвертый был иногородним и скрылся в неизвестном направлении, прихватив с собой практически все собранные деньги. Трое задержанных имели уголовное прошлое. Один сидел за воровство, двое других — за разбойные нападения. Какими бы тертыми калачами не были мужики, когда их спрашивали о подельщике, ничего определенного сказать о нем не могли. Респектабельный мужчина. В костюме, в шляпе. Похож на крупного руководителя. И мальчик с ним лет семи — такой воспитанный, сразу видно, что из хорошей семьи. Таких еще поискать…
В материалах дела, разумеется неполных, которые корреспонденты получили для изучения, значился адрес женщины, сдавшей квартиру аферистам. К ней поехал Данила и, представившись помощником следователя, расспросил подробно о квартирантах. Ничего нового он от нее не услышал, кроме разве того, что мужчина, снявший квартиру, показал ей свой паспорт с якутской пропиской и она даже переписала его на всякий случай.
Данила был против того, чтобы ехать еще и в Якутию. Его тянуло назад, он боялся оставлять детей надолго. Тем более что в милиции наверняка знают об этом адресе и обязательно проверили его. Но Марта настояла…
В Нюренгри кроме сорокаградусного мороза их ожидала масса неприятных сюрпризов. Хозяином квартирки оказался управдом и, выслушав лишь первый вопрос, захлопнул перед их носом дверь. На их счастье, в тот самый момент, когда дверь управдома оглушительно хлопнула, по лестнице спускалась миловидная женщина лет сорока пяти с острым лицом и поджатыми губами. «Надоели вы все Петровичу, — не глядя на Марту с Данилой, процедила она. — Все ходите, правду ищете… А Петрович у нас правды не любит. Она ему глаза колет!»
Все это женщина пропела как куплет, глядя прямо перед собой. Марта кинулась за ней следом. Взявшись за ручку двери, соседка поведала ей, что Петрович, пользуясь привилегией управдома, захватил освободившуюся квартиру, и теперь день и ночь к нему ходят то разъяренные соседи, первыми стоявшие на очереди по линии их ЖСК, то милиция, потому что мужичка-пьянчужку, которому принадлежала квартира, нашли мертвого полгода назад.
— А вы, значит, не претендуете? — спросил ее Данила.
— Нет, — передернула плечами соседка. — Первый этаж мне даром не нужен. У Витьки покойного квартирант жил, так говорил, что спать — мочи нет: то собаки воют, то машины гремят. Так и сбежал от Витьки ко мне.
— Мы из Ленинграда. Друга ищем. Ну-ка посмотрите. — Он протянул женщине старую фотографию Андрея.
— Ой, он! Молодой только очень. Сейчас он уже не такой. Остепенился, солидный стал.
— Остепенился — это что: женился? — уточнила Марта.
— Не-е… Померла у него жена. Сердцем маялась. Пятерых детей ему оставила. Старшенького он с собой возит. А остальные — с бабушкой.
— А что он здесь делал?
— В командировку приезжал. На неделю.
— А когда?
— Летом, кажется. Уехал шестого июня. Как раз через два дня Витьку нашли…
Похоже, Андрей был уверен, что у Марты тоже родился ребенок. Его ребенок. И, вернувшись, Данила с Мартой приняли самое трудное в их жизни решение. Лариса не узнает, кто ее родители.
Они сделают для детей все, что в их силах. Воспитают их сильными и готовыми противостоять любым соблазнам, любому злу.
Весьма любопытными были и школьные предметы, которые ввела Марта. Ни в одной школе мира детей не учили ничему подобному…
Нина Анисимовна с величайшим интересом листала страницы, подробно излагавшие обучение детей навыкам чтения и передачи мыслей, правильному дыханию, восточной медицине, искусству единоборств… Так же наверно два века назад матроны листали скандальные страницы «Эмиля» Руссо, все более удивляясь изощренности методов воспитания.
Телефонный звонок раздался в комнате как сигнал боевой тревоги. Нина Анисимовна еще не подняла трубки, как ноги ее ослабели, и она опустилась на диван, рядом с телефонным аппаратом. Николай Иванович мог бы и не говорить ей того, что сказал: Нина Анисимовна обо всем уже догадалась.
— Нина, прошу, держи себя в руках. Ей хуже, Нина. — В голосе Николая Ивановича послышались нотки отчаяния. — Одному мне не справиться. Нужно оборудование, современная техника. И — переливание крови. Не здесь же его проводить. Нина, я не стал спрашивать твоего позволения, чтобы позвонить Володе. Это мой лучший ученик, мы дружим много лет. Но в больнице ее нужно как-то записать… Не будешь возражать, если мы положим ее туда под твоим именем?
— Нет, конечно. Но я хотела бы быть рядом. — Нина Анисимовна не выдержала и громко всхлипнула. — Коленька, скажи, у нас остались хоть какие-то шансы?
Николай Иванович молчал. Пауза затянулась до бесконечности.
— Приезжай. Нам нужна ты и твой паспорт. Если поедешь в больницу, не забудь халат и тапочки.
Глава 17
Санников спустился вниз и наплел что-то Евгении Петровне о решении Ларисы. Он ожидал недоумения, расспросов, в конце концов, думал, что она захочет поговорить с Ларисой сама. Вместо этого Евгения Петровна, выслушав его, кивнула головой и нажала на газ.
Костя смотрел вслед набирающему скорость «фольксвагену» и отказывался понимать эту семейку. Пришло время либо сложить с себя высокий сан психолога — знатока человеческих душ, либо счесть «Ларису и К°» субъектами науки психиатрической. Он был зол на Ларису, на Евгению Петровну и на самого себя — больше всего. Впервые он чувствовал, что раздражение его хлещет через край и требует выхода. Хотелось крушить все, что попадается на пути. Он решил начать с себя.
Вернувшись на работу, Санников полистал «Желтые страницы» и довольно быстро отыскал адрес приемной депутата, имя которого ему называли в связи с делом Малахова. Секретарю он представился семейным консультантом Малаховых, и девушка быстро ответила:
— Вам, наверно, нужен Павел Георгиевич? Он еще не совсем пришел в себя. Позвоните ему домой.