«Хватит!» — приказала себе Лариса. Есть о чем подумать и без этого… То, что произошло сегодня на лестнице между ней и совершенно незнакомой женщиной, пугало ее гораздо больше. Нет, никогда раньше им не доводилось встречаться, в этом Лариса была абсолютно уверена. Женщина произнесла какую-то тарабарщину, а у нее в голове в тот же миг раздался строгий голос Марты: «Опасность!» Это поразило Ларису, но еще больше поразило ее то, что она сделала: сбежала и закрылась в своей квартире. И она даже знала почему: предупреждение, посланное ей Мартой, означало, что нельзя ничего предпринимать и нельзя доверять окружающим. Откуда она это знает — вспомнить было невозможно. Может, в детстве Марта давала ей какие-то наставления по этому поводу? Более того, теперь нужно быть настороже. И нельзя верить тем, кто совсем недавно появился в ее окружении. А рядом с нею недавно появилось много новых людей: Петя, Костя, Евгения… И от кого-то из них исходит опасность. Петю, конечно, можно смело отмести. Он ей в знакомые не навязывался. Она сама его привела домой. Но вот остальные…
Лариса чувствовала, что сходит с ума. Может, это и есть шизофрения: слышать голоса и выполнять их приказы? Очень похоже. Тогда… Одну минуточку! Голос Марты возник не сам по себе в ее голове. Это все та улыбающаяся женщина сделала. Кажется, она еще сказала: «Вы Лариса? Я вас узнала…» Узнала? Значит, уже ее видела. Когда? Где? Может быть, в детстве? Может быть, эта женщина знакома с Мартой? Какая же она идиотка, что не остановила ее!
И что ей теперь делать? На работе она взяла отпуск. А значит, ей остается сидеть дома и ждать, когда тот, от кого исходит опасность, начнет действовать…
Глава 19
Утром Костя проснулся вовремя, несмотря на то что забыл завести будильник. Приготовив для отца все необходимое, чтобы он сумел до вечера справляться сам, Костя поплелся на работу. Он слушал своих посетителей рассеянно и думал: мне бы ваши проблемы! Уж как бы я с ними разобрался! А вот со своими почему-то не получается…
В кафе, где ему назначила встречу Ирина Сергеевна, он пришел на сорок минут раньше и занял столик в углу на отшибе. Ирина Сергеевна пришла минута в минуту, заказала салат и кофе и только потом обвела взглядом зал и подошла к Косте. Смотрела серьезно и настороженно.
— Ну, здравствуй, Шерлок, — так, кажется, тебя теперь зовут? Рассказывай, что за мысли бродят в твоей голове?
Санников не стал тратить время на сложную увертюру, заготовленную дома. Одного взгляда на Ирину Сергеевну хватило, чтобы понять: ей нужно говорить только правду. Иначе ничего не выйдет. В гости к ним она приходила улыбчивая и беспечная, но ко всему, что касалось работы, относилась крайне серьезно.
— Вчера я нашел странный рисунок в столе у мамы, — начал он.
Ирина Сергеевна никак не отреагировала и ждала продолжения.
— Вот. — Костя протянул ей лист бумаги, стараясь не упустить малейшей реакции с ее стороны.
Снова — ничего. Более того, возвращая ему рисунок, Ирина Сергеевна удивленно подняла брови:
— Это и есть причина, лишившая меня доброй половины ночного сна?
— Вы не знаете, что это?
Женщина раздраженно передернула плечами:
— Похоже на летучую мышь.
— И вам это ни о чем не говорит?
— Абсолютно ни о чем! А тебе?
— В последние дни одна моя знакомая везде натыкается на летучих мышей.
— Вот как! — Ирина Сергеевна ела салат, поглядывая на Костю без всякого интереса.
— Одна мышь — живая — висела у нее на двери. Две другие — в виде татуировок — были у молодых людей, пытавшихся вскрыть ее квартиру. Третья — тоже татуировка — у девушки, которая, похоже, засадила в тюрьму собственного отца.
Ирина Сергеевна покачала головой.
— Все это интересно, но отнюдь не смертельно. Даже как-то по-детски. Знал бы ты, что вытворяют мои подопечные, волосы бы дыбом встали! Я могу привести тебе массу объяснений всему этому. Причем совершенно безобидных.
— Приведите хотя бы одно, — попросил Костя.
— Пожалуйста. — Ирина Сергеевна вперила взгляд в пространство и перестала жевать. — Вот хотя бы… Молодежь с одинаковыми татуировками… Два варианта: либо именно эта тварь нынче в моде, что легко проверить, обратившись в любой салон, где делают татуировки. Знаешь, как это бывает, может, фильм какой вышел и там у главного героя такая штучка была, либо… Ну, ты понимаешь… Либо твои молодые люди принадлежат к одному клубу. А татуировка может быть вместо входного билета. Я как-то сталкивалась с подобным. Мои наркоманы узнавали друг друга в ночном клубе по наколке XX на большом пальце.
— Интересно. А мама, стало быть, занималась этим…
— Она занималась «элитными» наркоманами.
— Может быть, «летучие мыши» — это и есть клуб «элитных» наркоманов?
Ирина Сергеевна отвела глаза и сказала тихо:
— Твоя мама не сдала отчет, к сожалению… Не успела.
— Тогда последний вопрос можно? — так же тихо спросил Костя. — К кому из своих подопечных она ездила в тот день, когда…
Ирина Сергеевна вскинула голову и сменила тон:
— Хитер! Думаешь, расслабилась, разнюнилась и все тебе выложу? Это закрытая информация.
— Но ведь ей надрезали тормозной шланг. Стало быть, ее убили…
— Этим занимаются те, кому следует…
— …вот уже два года и безрезультатно, — перебил ее Костя.
Ирина Сергеевна допила кофе и поднялась:
— Константин! Уговаривать меня бессмысленно. Я не назову фамилии.
Санников поднялся вслед за ней и, пристально глядя в глаза, спросил:
— Она ездила к Осетрову?
На секунду она дрогнула, но быстро взяла себя в руки:
— Извини. Твоя мама это бы не одобрила. И — привет отцу.
Она вышла из кафе.
Костя решил не тратить времени на звонок Павлу Георгиевичу. Вчера он был болен, так что сегодня есть шанс застать его дома. Консьерж — здоровенный детина — оторвался от книжки и бросил на него недобрый взгляд. Вид у него был сонный, и Костя попытался прошмыгнуть мимо, но парень с молниеносной быстротой преградил ему дорогу.
— К кому?
— К Осетрову.
— Фамилия?
— Санников.
Парень загораживал узкий проход, не оставляя шансов для маневра.
— А чего несешься как угорелый? Есть в списке — пожалуйста, проходи. Но ведь представиться нужно, правда?
Костя ничего не понял. В каком списке он есть? Наверно, записали вчера, а так как Осетров болен, то он и забыл вычеркнуть его и предупредить охрану, чтобы на порог не пускали. На всякий случай он улыбнулся парню. Вдруг именно его пригласят спустить Костю с лестницы через пять минут…
— Извините, я очень спешу.
Осетров ждал его у двери.
— Опять с психоанализом пожаловали? — прищурился он.
— Нет. Я…
Но Павел Георгиевич поднял руку, останавливая его.
— Сначала войдите.
На этот раз он провел Константина в свой кабинет.
— Вам знакома моя фамилия? — спросил Костя.
— Конечно, — бросил Осетров. — Не понимаю, зачем вам потребовался этот маскарад вчера. Я позвонил Лиде. Никакого психоаналитика у нее нет. С кем другим я бы и разговаривать после этого не стал. Но я знал вашу маму, а потому у вас есть еще одна попытка. И — имейте в виду — последняя.
Костя вытащил из сумки рисунок, найденный в столе, и протянул Осетрову.
— Вам это о чем-нибудь говорит?
Павел Георгиевич протянул руку за листом, но, разглядев рисунок, не стал даже прикасаться к нему. Лицо его окаменело.
— Да, — ответил он совсем другим тоном. — Откуда это?
— Нашел в столе у мамы.
Осетров молчал, ожидая продолжения.
— Вышло так, что мне тоже знакомо это изображение. Это касается одной девушки… Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно об этом. И самое главное — как это связано с мамой.
Павел Георгиевич долго молчал. Затем скрестил руки на груди и отчеканил:
— Я не скажу вам ни слова, пока вы не выложите мне все, что знаете. Иначе нам говорить не о чем.
Выбирать не приходилось, и Костя рассказал Осетрову обо всех событиях, связанных с летучими мышами. Разумеется, он опускал романтические сцены и не раскрывал сути взаимоотношений между участниками событий. Когда он рассказывал о Малахове, Павел Георгиевич даже подался вперед, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Вы уверены, что у Ирочки этот знак… Нет, вы совершенно уверены в том, что говорите?
Этот вопрос он задал трижды, похоже не желая мириться с ответом.
Когда Костя рассказал Павлу Георгиевичу все, тот долго молчал. Костя не торопил его. Он чувствовал — какие-то ниточки связались, и вот-вот что-нибудь прояснится.
Осетров подвинул стул к книжному шкафу, влез на него и достал с самой верхней полки пачку сигарет.
— Врачи не разрешают, — усмехнулся он, — думал, смогу бросить.
Он закурил и с грустью посмотрел на Костю.
— Я в последнее время не верю в совпадения, — сказал он, выпуская дым. — В вашем рассказе мне все понятно, за исключением маленькой детали. Эта ваша девушка… Можете ли вы быть уверены, что познакомились с ней случайно?
— Абсолютно уверен!
— Вы слишком быстро ответили. Не дали себе труда подумать. А она… То есть я хотел спросить, вы…
Осетров махнул рукой:
— Ладно, какие уж тут церемонии! Вы что, влюблены в эту девушку?
— Какое это имеет значение?
— Большое. Мне хочется знать, станете ли вы и дальше заниматься этим делом или удовлетворите свое любопытство и махнете на него рукой. Если влюблены — станете. Если нет, я бы хотел встретиться с этой девушкой, а не тратить время с вами. Так как?
— Я не оставлю это дело.
— Хорошо. Прекрасно, тогда слушайте…
Павел Георгиевич в середине девяностых работал начальником цеха на разваливающемся металлургическом заводе. Причем не просто начальником, а самым строптивым и неугомонным. После трех забастовок, которые он устроил начальству, его попытались уволить, но уже через неделю восстановили в должности. Он на пальцах объяснил директору, каким образом собирается восстановиться, привлекая профсоюзы и суд, и во сколько это обойдется предприятию.