– Я это делаю в память о Прасковье Ильиничне. Мне не удалось ее спасти, она приехала домой слишком поздно, сразу за ней явилась полиция. А вы ведь были дружны с ней, не так ли?
– С чего вы взяли?
– Всему виной шляпа. Шляпа, которую вы купили в одном магазине с Долгополовой, чтобы выдать себя за нее ночью и попасть к Неверову.
– В этом городе ничего не скрыть, – презрительно фыркнула Надин. – Что вам еще известно?
– В общем-то, ничего. Остальное – догадки. Помогите мне разобраться, надеюсь, я тоже помогу вам, убедив Зыбина, что вы не сообщница.
– Ха-ха, – хохотнула Надин. – Представьте, я ее сообщница. Да, да. И мне решительно все равно, какие обвинения ваш Зыбин мне предъявит.
– Не стоит отказываться от помощи, думаю, Прасковья Ильинична не хотела бы, чтоб кто-то пострадал из-за нее. Будьте благоразумны, прошу вас.
Надин опустила голову, потеребила носовой платок, а Марго напряженно замерла, не сводя с нее глаз. Если она откажется говорить и попросит покинуть дом, то все смерти так и останутся за семью печатями.
– А вам-то что до этого? – тихо спросила Надин дрогнувшим голосом.
– Зыбин не смог мне отказать, когда я напросилась посмотреть, как он работает, ну и стала его помощником в этой истории. Поверьте, мое любопытство не праздное.
– Да, вам трудно отказать. Что ж, Прасковьи нет, а вас она уважала... Это была редкая женщина, таких более не сыщешь. Она поддерживала меня, когда жить не хотелось, и никто об этом не знал. Долгополов ревностно следил за ней, запрещая ей заводить подруг. Только недавно Прасковья поняла, почему он был так суров: потому что, забрав ее свободу полностью, взамен получил раздолье.
– Вы говорите о записке Вики Галицкой, которую обронил Евгений? Прасковья Ильинична сказала мне, что хотела уйти от него из-за этого.
Не усидев, Надин вскочила, в волнении прошлась несколько раз от стены к стене, возмущенно рассказывая:
– Если б дело было в одной записке! Прасковья нашла дневник, а там он описывал свои впечатления от женщин, с которыми спал со дня их свадьбы. Настоящий роман! Циничный, вульгарный, пошлый. Я не святая, но читать вслух подробные откровения не смогла. Ко всему прочему, Прасковья нашла письма Вики к нему, но ничего не тронула. Она была покойна и сказала мне: «Теперь я на себе испытаю все то, о чем он здесь пишет».
– Так вот почему она вышла на улицу в образе Камелии.
– Камелии? – остановилась Надин, глядя на Марго с непониманием.
– Это прозвище она получила от мужчин, с которыми...
Марго не договорила, опустила ресницы и переплела на груди пальцы рук, в этом почти молитвенном жесте читалась скорбь по несчастной Долгополовой.
– Да, досада на мужа была очень велика. Посудите сами: он держал ее в клетке, когда б его воля, то ей вообще не видать человеческого лица. Он всех поучал, всячески подчеркивал свою честность и благородство, порицал в других пороки. Прасковья рядом с ним чувствовала себя последней грешницей перед божеством. И вдруг столько гадостей в потертой от времени тетради! Это не просто измена, с которой, так или иначе, но смиряются, это... дьявольская изощренность. Прасковья купила вызывающий наряд и черную широкополую шляпу, чтоб ее видели издали...
Видимо, Надин надо было перевести дух, она позвала слугу, приказала принести чай и молчала, пока на столе не задымились чашки. Марго, по натуре нетерпеливая, проявила завидную выдержку, не наседая на нее и полагая, что Оболенцева, рассказывая ей историю Прасковьи, заодно хочет сама разобраться, в чем причина столь нелепой гибели. И точно, отпив из чашки, Надин продолжила:
– Не так давно кто-то украл письма Вики. Долгополов подумал, что их украла жена, и пришел в неописуемую ярость. Не соображая, что делает, кинулся на нее с кулаками. Прасковья предупредила: ежели посмеет ударить, она опозорит его на весь свет, его и Вики. Он боялся не только молвы, но и Галицкого, ведь тот способен убить, а жизнью мерзавец дорожил. Я думала, Прасковья уйдет из дому, но ошиблась. Кажется, она чего-то ждала, или ее устраивала ночная жизнь, о которой она рассказывала мне с чувством удовлетворения. Но однажды...
Прасковья вошла в комнату, сказала молодому человеку:
– Погасите лампу.
– Коль вы так желаете... – странно мялся он, стоя у двери.
Она подумала: юноша смущен, потому что молод и не знает, как вести себя, сама подошла к столу и задула огонь. Прасковья сняла шляпу, положила ее на стол, но заскрипела дверь, она замерла, почуяв что-то неладное.
– Эй! – как всегда тихо позвала Прасковья.
Внезапно ее обхватили не юношеские руки – робкие и мягкие, не часто касавшиеся женщины, а грубые. В них угадывалась воля и сила, но и это не все. Запах мужчины был знакомым. Прасковья сделала попытку оттолкнуть обманщика, да едва не задохнулась – настолько сильно он ее сдавил, заваливая на кровать.
– Пустите! – прошипела она, высвобождаясь.
– Пустить? Не для этого я тебя ловил.
Она узнала голос мужа, таким его – грубой свиньей – Прасковья не знала. Пришлось прекратить бессмысленное сопротивление и ждать. Удобный момент наступил скоро, Нифонт, посчитав, что шлюха сдалась, замешкался, снимая одежду. В это время, собрав силы, Прасковья сбросила его и ринулась к выходу. Долгополов настиг ее и отшвырнул так, что она отлетела к стене, ударилась спиной и упала на пол. Грязно ругаясь, он чиркнул спичкой, зажег фитиль лампы, затем поднял ее:
– Дрянная шлюха, я тебя проучу... Ты?!! – Он остолбенел с выражением изумления, ужаса и гнева, казалось, его глаза вот-вот выпадут из глазниц. – Моя жена проститутка?!! Мать моих детей грязная девка?!! Вот почему ты мне отказала, когда я тебя встретил...
– Да, отказала, – сказала Прасковья, поднимаясь на ноги. Она взяла со стола шляпу, вуаль и шпильку. – И каково тебе сейчас? Но ты же не лучше меня, отчего ж удивлен? Мне тоже было не по себе, когда я читала твой дневник. Вот и решила перенять твой опыт.
Прожив с ним долгую жизнь, она так и не узнала его до конца. Внезапно Долгополов кинулся к ней, схватил за горло, он душил ее с яростью, рыча, как зверь:
– Убью! Задушу, как собаку, и кину в реку! Там ты сгниешь! Никто не узнает, что моя жена... Умри, гадина!
Не было ни малейшего сомнения: он так и поступит. Удушье не давало ей говорить, она только хрипела, слабели ноги, а в руках ничего, кроме шпильки...
– Он сделал несколько шагов назад и упал поперек кровати, – заканчивала Надин. – Прасковья надеялась, что ранила его, но, подойдя к нему... Он был мертв. Представьте ее ужас. Правда, она смекнула: надо убираться оттуда, да у самой двери вспомнила про шпильку. Прасковья вытащила ее из тела мужа и прибежала ко мне.
– Стало быть, она оборонялась, – произнесла Марго с сожалением. Да и как не сожалеть о том, что произошло? – А дальше?
– Я, как могла, утешала ее, но вы же понимаете, она была в плохом состоянии. А тут еще узнали, что убийством занялся сам Зыбин, этот докопается до самого ада. Мы думали, с чего он начнет, чтоб любым способом уйти от него.
– С родственников, – предположила Надин.
– И что он от них узнает? – не сводила с нее глаз Прасковья.
– Да почитай все, – поставила ее перед неизбежностью подруга. – Его нашли в ужасной квартире, значит, он пришел туда на свидание. Зыбин начнет выяснять, кто любовница Нифонта, узнает от того же Евгения о Вики, о скандале между тобой и мужем после того, как ты нашла записку. Кого он станет подозревать?
– Меня?
Надин младше на добрый десяток лет, а умом обогнала Прасковью:
– Не только. Вики тоже... Но, – она села рядом с Прасковьей на диван, взяла ее за руку, – не все потеряно. Нам нужны письма Вики к твоему мужу.
– Зачем?
– Отдадим их Галицкому, он не спустит ей измену, о чем станет известно, таким образом, Вики станет главной подозреваемой. Что подумает Зыбин? К Нифонту на свидания приходила Вики.
– Это дурно. – Прасковья высвободила руку. – Грешно...
– А не грешно было ей лезть в твою постель? – не дослушала Надин. – Она не думала о тебе, а ты нынче себя должна спасать. Подумай о том молодом человеке, что привел тебя на квартиру. Ну, как он пойдет в полицию и расскажет, что привел на ту квартиру тебя? Нет, дорогая, пусть для Зыбина это будет Вики.
– Да где ж мы возьмем письма? – быстро сдалась Прасковья. – Письма наверняка у нее.
– Не сама же она их украла! – несогласным тоном сказала Надин. – Давай подумаем. Например, упросила Евгения. Он настолько глуп и труслив, что даже Вики не доверится ему в столь щекотливом деле. Нет, это некто умный, хитрый, ловкий, способный на всякую подлость...
– Ты полагаешь... Неверов?
У Надин загорелись глаза, щеки запылали. И немудрено: быстрее всего на свете человеческая мысль, которая устремляется вдаль и преподносит коварные планы:
– Ах, так ты тоже заметила? Но между ними ничего нет...
– Я не уверена, – возразила Прасковья.
– А я знаю Неверова. Стоит ему переспать, особенно с пустышкой, он тут же теряет интерес. Нет, они пока не были близки, но будут... Он мог помочь ей выкрасть письма, чтоб сделать ее должницей. В таком случае, они еще у него. Впрочем, он не отдаст их ей, даже переспав. Я их добуду.
– Как?
– Стану тобой. Той ночной дивой, которую захочет Орест.
– Ты хочешь поквитаться с ним? – догадалась Прасковья.
– Разумеется, хочу, – улыбнулась Надин, затем поцеловала подругу в щеку. – И с ней, и с ним. Они заслуживают... справедливости.
– Мне спешно сшили такой же наряд, шляпу я приобрела в магазине, где такую же купила Прасковья. Однажды ночью, якобы случайно, Орест встретил меня. Я хорошо его изучила, знала, чем взять, он оказался в моих руках полным дураком.