— Или ты просто выбираешь таких женщин, — комментирует Ви, и тут же торопливо извиняется. — Извини, я сегодня вся невпопад.
А ведь она полностью права, и после истории с Дианой я сам пришел к такому же выводу.
Дело не в Денисе. Он, конечно, тот еще ёбарь-террорист и умеет охмурять женщин, но если бы хотя бы одна из них была действительно влюблена в меня — разве прыгнула бы в койку к моему брату? Можно увести жену, но нельзя увести любящую женщину.
После смерти Ани я всегда выбирал тех женщин, потеря которых ничего бы для меня не значила. Еще до начала любых серьезных отношений уже подсознательно был готов потерять любую из них. Хотя, наверное, больше никого по-настоящему и не любил.
Юристы по разводу уже разработали стратегию, в которую включили мое единственное требование — минимизировать наши с Дианой столкновения «в лоб». Не потому что я не хотел выслушивать ее обвинения и претензии, попытки переложить вину на меня, как это часто делают женщины, у которых рыло в пуху. Я просто понял, что не хочу ее видеть в принципе, как мы избегаем смотреть на людей с увечьями, потому что они напоминают нам о тех временах, когда мы сами были в шаге от того, чтобы стать такими же. Диана — мое личное ходячее напоминание о том, каким придурком я могу быть, когда хочу убежать от себя самого.
— Денис говорил… — Воробей спотыкается, потому что упоминание брата заставляет меня с шумом втянуть воздух через ноздри.
— Продолжай, все норм.
На самом деле, нифига не норм, потому что мне хочется прямо сейчас на хрен убрать с плиты всю готовку, разложить Ви на столе и драть ее до тех пор, пока при имени «Денис» она не станет совершенно искренне спрашивать: «А кто это?»
— Твой брат говорил, что она еще до брака консультировалась с адвокатами по разводу.
— И какие там у нее были успехи? Он не сказал?
Эвелина еле заметно дергает плечом и опускает в кипящую вожу стопку спагетти. Медленно помешивает. Накрывает крышкой. Достает из холодильника уже натертый пармезан и несколько маленьких помидоров.
— Ви, если ты переживаешь, что бывшая жена обберёт меня до нитки, то совершенно напрасно.
— Ты так смело называешь ее бывшей.
— Потому что ни при каких обстоятельствах, даже если небо упадет на землю или случится катаклизм, и она останется последней женщиной на земле, я больше не собираюсь взаимодействовать с этой женщиной.
— Может, еще помиритесь. — Она определенно говорит не то, что думает, но очень старается выглядеть так, будто ее это никак не задевает.
Хотя, может это не Ви, а я занимаюсь махровым самообманом? Сижу тут, старый пень с абсолютно уебищным «браком на час» и тешу себя иллюзией, что эта красивая молодая девочка совершенно искренне до сих пор пускает на меня слюни. А может, стоит посмотреть правде в глаза? В ее возрасте, имея возможность выбирать, разве стал бы я долго убиваться по женщине, вдвое старше меня, с не самым приятным багажом жизненного опыта за плечами и которая бы ясно дала понять, что я ей на фиг не уперся?
А сейчас, после того как я столько раз ее отвергал, имеет ли смысл вообще заводить разговоры о «нас», даже если я приехал сюда именно для этого?
Я мысленно хмыкаю. Выбрал «идеальное», мать его, время. Когда сам еще формально женат, когда есть та, кто написывает мне признания в любви, и когда у Эвелины, вполне возможно, уже роман с моим братом.
— Ви, я не самый хороший и порядочный мужик, но давай остановимся на том, что мириться с Дианой я не собираюсь. Для меня этот человек больше не существует.
Кстати, а как вообще ей — знать, что Денис трахал мою тогда еще пока_не_жену?
— Ты хороший, — почти шепотом говорит Воробей, и тут же снова начинает суетливо возиться с ужином. О котором я вообще не просил.
— Ты встречаешься с Денисом? — Вопрос вертелся на языке с той минуты, как я переступил порог ее квартиры.
Ви, которая как раз взялась отбрасывать вермишель на дуршлаг, так и замирает. Так и стоит с посудой в вытянутых руках, словно прозвучали волшебные, обездвижившие ее слова.
— Я ни с кем не встречаюсь, — наконец, отвечает она, и все-таки перекладывает спагетти в глубокую керамическую миску. — Тем более не стала бы встречаться с Денисом. Он мне даже не нравится. Бррр…
Это ее «брр» заставляет мою рожу растянуться в улыбке как у того зеленого чудика из фильма про Рождество, которого лепят чуть-ли не на весь новогодний инвентарь. Она точно не врет. Кто угодно мог бы вот так же легко соврать, но мой Воробей говорит правду.
— Ви, прекрати мучить вермишель, — стараясь подавить желание ржать, наблюдаю за тем, как она яростно колотит вермишель отдельно от поджаренных помидор.
— Это паста, — упрямо бросает Ви. — Господи, я и Денис! Такое могло прийти только в твою больную голову!
А вот сейчас она злится. И делает это с той же искренностью, с которой минуту назад развенчала мои сомнения на их с Денисом счет. Поворачивается на пятках, держа хваталку одной рукой, как будто собирается точно так же переколотить мозги в моей башке.
— Спокойно, — в шутку закрываюсь от нее руками, когда Эвелина налетает на меня рассерженной фурией. — Эй, Воробей, не бушуй!
— Я! Тебе! — С размаху врезается крохотным кулаком мне в плечо. — Не воробей! И не пуговица! Я взрослая женщина!
— Ви, я вижу. Правда, честно.
Она бьет снова и снова, и хоть ни один из ее тумаков (нужно сказать, абсолютно заслуженных), не причиняет мне реальный вред, все равно приходится уйти в глухую оборону. Говорят же, что даже маленькая собачка может быть злее натасканного волкодава. А моей принцессе абсолютно точно есть за что выписывать мне по первое число.
— Ты никогда ничего не видишь! — никак не может угомониться Ви, находит брешь в моей защите и все-таки врезает кулаком куда-то мне в челюсть. — Ты просто слепой упрямый осел!
Вынужден признать, что несмотря на крохотные силы ее ударов, она все-таки крепко меня достает, вынуждая отклоняться на спинку дивана, пока я буквально не распластываюсь по ней, как уже снятая с медведя трофейная шкура. И в какой-то момент Ви нависает надо мной всем своим тоненьким телом, и ее длинные волосы щекочут мне щеки.
Жмурюсь, когда в попытке остановить «беспощадные побои», перехватываю ее запястья, и она едва не валится на меня, в последний момент группируясь непонятно какими силами.
— Прости, Ви, — говорю я, извиняясь так искренне, как никогда. — Я больше не буду называть тебя воробьем, Воробей.
Конечно, делаю это нарочно, потому что справедливая злость делает из маленькой девчонки, в которой я уже давно не вижу просто «Пашкину дочь», женщину, чей запах сводит меня с ума, как эксклюзивный феромон. С прищуром в глаза и прикушенной нижней губой, она вся как будто создана для того, чтобы прорубить разом все три линии моей обороны. А ведь я, черт подери, сооружал их много месяцев, и в какой-то момент даже поверил, что буду в полной безопасности от самого факта ее существования. Хотя, какая к черту безопасность, если она продолжала торчать в моих мыслях каждую минуту, стоило мне потерять бдительность и перестать себя контролировать.
— Я не ребенок, Игнатов! — фыркает Ви, предпринимая попытку вырвать правую руку из моего захвата.
Безуспешно, конечно, потому что ее близость уже сделала свое черное дело и мои внутренности вкручивает от одного только запаха ее близости. И Эвелина пахнет совсем не шампунем «Кря-кря» и не детской присыпкой. Она проникает мне в ноздри ароматом запретного желания, которое я, клянусь, едва держу под контролем.
— Я взрослая женщина! — продолжает доказывать Ви. — Ты просто баран, если думаешь иначе! Но, знаешь что, Игнатов? От того, что я для тебя просто папина дочка, я не перестала быть женщиной! И я нравлюсь другим мужчинам, и они смотрят на меня как на женщину, которая… которая…
— И травят испорченными тортами, — мрачно напоминаю я, даже сейчас сожалея о том, что не нашел того долговязого придурка и не провел ему лекцию о том, как и чем нужно угощать приличных девушек. Вероятно, парочка моих тумаков в будущем спасли бы не один девичий желудок.
Но воспоминания о долговязом придурке оказываются неожиданно отрезвляющими, потому что вместе с ним в памяти всплывает и бледное лицо Ви, и перекошенное от злости лицо Марины. И ее угроза, звучащая в моих ушах так же отчетливо, как и в тот день, хоть прошло уже прилично времени. На самом деле даже странно, почему она до сих пор не рассказала дочери о нашем прошлом. Возможно, как и все матери, хочет уберечь ее прошлого, которое, можно не сомневаться, вернется как бумеранг.
Как любила говорить моя без пяти минут бывшая жена: «Карма — она, как все женщины, немного сука, и обязательно отомстит в самый безоблачный момент».
— Ви, хватит. — Я слегка ее встряхиваю, заставляя себя не реагировать на близость ее тела. И это, мать его, никогда не было так сложно.
Возможно, я преувеличиваю, но ни с одной женщиной я не испытывал тех странных эмоций, который испытываю сейчас. Хочется погладить ее по голове, а потом отодрать до состояния мокрой тряпки. А потом прижать к себе и накормить нормальными человеческими сладостями. И снова выебать.
— Меня уже тошнит от твоего «хватит», Олег, — уже действительно зло огрызается она, и на этот раз я даю ей освободиться.
Ви отшатывается от меня, как от прокаженного, прижимается бедрами к столешнице позади, и несколько минут рассеянно водит руками, как будто не находит им места. Чтобы в конечном итоге обхватить себя за плечи, как делают все дети, когда пытаются побороть страх к выдуманному монстру под кроватью.
— Я устала делать вид, что мне нормально видеть, как ты устраиваешь свою жизнь с другими женщинами. Я устала делать вид, что ты готов схватить любую… женщину не тяжелого поведения, главное, что она — не маленькая дочурка твоего друга. Я устала от того, что тебе даже жаба болотная милее меня.