Глава 8. Второй брак
Так этот поход сыграл большую роль с точки зрения развития военноисторической реконструкции в России. А для меня он был также очень важно вехой в моей личной жизни.
За несколько дней до моего отъезда из России на празднике последнего звонка в 171-й школе, где я преподавал, я встретил прекрасную девушку, которая закончила эту школу и собиралась поступать в медицинский институт. Хотя я преподавал в этой школе, до этого дня я ее ни разу не видел, а увидев, был просто потрясен, почувствовав, что она прекрасна не только лицом и телом, но и душой. И снова как когда-то 10 лет назад, я в этот же миг сказал себе: «Она будет моей женой».
Я не знал ее имени, не представлял, как можно с ней познакомиться. Но случай свел меня с ней, когда она пришла сдавать экзамен, который я не принимал, а лишь должен был следить за порядком в коридоре. Я разговорился с ребятами ее класса, а потом и с ней, узнал ее имя, а потом не помню уже, как и номер ее телефона.
С этим я и уехал во Францию, зная лишь, что ее зовут Настя, и что я уже не представляю жизнь без нее.
Приехал во Францию я долго не решался позвонить, потом все-таки позвонил и рассказал, как занимаюсь подготовкой юбилея. Она ответила вежливо, но и только. Через несколько дней я еще раз ей позвонил, нашел рассказать что-то забавное, через несколько дней опять позвонил и опять рассказал о том, что у нас происходит, благо творилось много всего интересного. Потом звонил опять и опять, ведь настоящих приключений было выше головы, взять хотя бы мой блеф с генералом, или абсурдный «парад» Жана-Поля Гуда. Она слушала уже доброжелательно, смеялась, что-то отвечала и рассказывала о себе. Потом я стал звонить чаще, потом, путешествуя по Франции после завершения праздника, я стал звонить ей каждый день из каждого города, деревни, замка, где я останавливался. Потом стал звонить по два раза в день, и с каждым разом разговор становился все теплее, все нежнее. Так что, когда осенью я вернулся в Ленинград, мы встретились в тот же вечер у Ростральной колонны, которая ближе к Дворцовому мосту. Потом мы пошли по набережной Невы к сфинксам напротив Академии художеств, и я тут же объяснился ей в любви, а она сказала мне, что любит меня, на следующий день. Настя почти сразу познакомила меня со своими родителями, замечательнейшими и добрейшими людьми. Хотя у нас с Настей была разница в 16 лет, наши родители оказались практически одного возраста и также быстро познакомились и подружились. Как только Насте исполнилось 18 лет, мы тотчас подали документы во дворец Бракосочетаний.
Нашу официальную свадьбу мы отпраздновали тут же, не откладывая. Были только наши родители и один мой друг, и одна Настина подруга. Это была в определенной степени «тайная» свадьба, так как у нас не было возможности в этот момент отметить ее с размахом, а документ о браке срочно был нужен для решения ряда квартирных вопросов.
И мы решили венчание сделать основным праздником с большим количеством гостей. Венчание было назначено на 22 апреля 1991 г. в Никольском соборе, куда были приглашены все друзья и родственники, почетный караул моих друзей из реконструкции и целая куча французских друзей, которые должны были прилететь на самолете 21 апреля. Но в тот день вдруг разыгрался страшный снегопад, была нелетная погода, и мои друзья из Франции не смогли прибыть.
Тем не менее 22 апреля вышло яркое солнце, и снег почти мгновенно растаял. Наши друзья из войск реконструкции пришли в мундирах и с оружием. Оружие, как и полагается, в православный храм не было внесено, а осталось под караулом у входа. Все поднялись в главный верхний храм. У предыдущей венчающейся пары священник долго допытывался, веруют они, или нет, причащались ли они, или нет и т. д. Но, когда появились мы в сопровождении целого белогвардейского отряда и наполеоновских офицеров, священник просто сказал: «Здесь мне все ясно. Ни о чем вас не спрашиваю», — и начал венчание.
После церемонии мы вышли из собора, где уже был выстроен почетный караул с оружием. Все было очень красиво и достойно…
Тут я должен опять вернуться к вопросу реконструкции. Дело в том, что в 1989–1990 гг. в нашей среде появилось мощное белогвардейское движение, которое в своей основе было больше политическое, чем военно-историческое. Одевая белогвардейские мундиры, реконструкторы этого времени выражали свое отношение к прогнившим властям этого периода. Это белогвардейское движение также зародилось от общего корня, реконструкции Наполеоновского времени. Достаточно сказать, что командиром одного из самых активных, многочисленных и дисциплинированных полков Русской Императорской армии того времени стал так называемый «104-й Устюжский пехотный полк», в котором было до 40–50 реконструкторов. Командиром его был Сергей Дороховский, то есть Лассаль. Вот как переплелись здесь пути «полков» нашего движения. Именно поэтому караул на свадьбе был белогвардейский. Он же с оружием наполнял микроавтобус, шедший во главе свадебного лимузина и кортежа.
Обычно в Петербурге новобрачные едут возлагать цветы к Медному всаднику. Но мы, подчеркивая свою не политкорректность, возложили цветы к памятнику Николаю I на Исаакиевской площади, а затем с белогвардейским микроавтобусом в авангарде наш лимузин ворвался в ворота Петропавловской крепости, не знаю, что Лассаль объяснял, но ворота нам открыли. В соборе был тогда ремонт, он был закрыт, туда никого не пускали. Но Лассаль выскочил с солдатами из микроавтобуса и уверенно закричал: «Они уже едут! Открывайте все!» — и стал быстро выстраивать караул с оружием у входа в собор. Если бы это происходило сейчас, сюда подлетело бы несколько спецмашин и всех бы арестовали, но тогда, в 1991 г, никто вообще не понимал ничего, что происходит. Рабочие послушно прекратили работу. Двери собора настежь раскрыли. Лассаль громовым голосом гаркнул: «Смирррна! На кра-ул!» Лязгнули винтовки, солдаты застыли как изваяния. В это время двери нашего лимузина раскрылись.
Я со своем прекрасной молодой невестой прошествовал неторопливым достойным шагом к могиле Императора Павла I. Приклонив колено, я возложил цветы Императору мученику, и мы вышли из собора. Никто из работавших там ничего не понял. Подумали, наверное, что приехал какой-то очередной Великий князь из Царской семьи, представители которой зачастили тогда в Петербург.
Так необычно прошло наше венчание, а потом был пир горой, офицеры и солдаты поднимали тосты и клялись в верности, желали счастья и пели громкие боевые песни.
Ясно, что и брачная ночь отличалась от того, что было в 1980 году, так же как это разгульное веселье от скромной советской свадьбы застенчивых юноши и девушки.
Так началась моя новая семейная жизнь, которая в первые ее годы была так идеальна, как только может воображать себе человек. Моя молодая красивая жена старалась сделать все, чтобы сохранить нашу любовь, гармонию, доброту, счастье.
Ради меня она тотчас оставила медицинский институт и в следующем году поступила на исторический факультет. Я посоветовал ей кафедру истории искусств, и она поступила на нее, выбрав в качестве темы занятий изучение живописи Наполеоновской Франции и помогала мне во всех моих изысканиях.
Она писала о живописи Давида, Гро, Жерико, Жерара, Жироде, об идеологии Наполеоновской Империи. Мы ездили в Версаль, где для нас специально открывали третий этаж, обычно всегда закрытый, где хранится живопись Наполеоновской эпохи, конечно же мы ездили на берег Луары, где французские «бабушка с дедушкой» встречали Настю как жену своего внука, и возили нас по всем самым красивым замкам.
Наши отношения были настолько идеальными, что за первые два года нашей совместной жизни мы ни разу не только не поругались, но даже чуточку не поссорились. Настя старалась быть идеальной во всем: любящей, верной, полностью разделяющей идеалы своего мужа.
Мне было даже смешно вспомнить свою первую жену «Марию- Луизу», не только ленивую и холодную, но и, как ни странно, готовую при первой же дискуссии за столом тотчас встать на сторону моего противника, какую бы чушь он не нес, просто чтобы сказать обратное моему мнение.
Теперь же все было, наоборот. У нас собиралось прекрасное общество, куда я приглашал моих самых веселых и умных «офицеров», а она своих подруг, которые все как на подбор были красавицами. Мои офицеры конечно с восторгом ухаживали за ними, за столом всегда царило веселье и доброжелательность, а при малейшем возникновении спора Настя не колеблясь вставала на мою сторону, а так как была умной, веселой и красноречивой, легко затыкала рот любому, хоть взрослому дядьке, хоть молодой девчонке.
На этих наших многочисленных вечерах в меру пили, зато много веселились, танцевали… и при этом Настя вела себя с исключительным достоинством, к ней все относились как к королеве, и никто ни разу не обращался к ней недостойно. Она же по отношению ко мне не испытывала ни малейшей ревности. Собирая красавиц подруг, она словно королева позволяла своему мужу поухаживать за ее фрейлинами, ни разу не сделав ни малейшего замечания на этот счет…
В материальном плане у нас также было все в порядке. У нас всего было не в избытке, но достаточно. Конечно же не на полставки учителя. Едва я оказался первый раз во Франции, как нашел кучу возможностей заработать немного денег. Самой лучшей работой оказалась работа на 1-ю программу французского телевидения (TF1). Сняв обо мне репортаж в 1988 г., они завязали со мной сотрудничество, и я работал в качестве внештатного сотрудника ТF1, если надо, был организатором съемочного процесса, если надо, переводчиком, а если надо, то и таскал какую-нибудь матчасть. Звездным часом моей работы был путч 1991 г., но об этом позже.
Работа была интереснейшая, отлично оплачиваемая и, она открывала все двери, дала много информации мне как историку для понимания того, что творилось тогда в нашей стране и не только.
Глава 9. Бородино и развитие реконструкции
Ну а теперь от дел житейских вернемся к делам «военным». Французский поход 1989 года дал мощный толчок пониманию того, чем является военно-историческая реконструкция и какой она может быть. В сентябре 1989 г мы впервые провели Бородинский военно-историческое мероприятие силами практически только военно-исторических клубов. До этого каждые первые выходные сентября на Бородинском поле происходил довольно скромный праздник «День Бородина». Проводился ряд памятных мероприятий, возлагались цветы к памятникам на поле сражения, партийные функционеры произносили положенные речи, народные ансамбли вяло водили хороводы, что, конечно, не очень-то могло заинтересовать публику.