Основной «изюминкой» мероприятия, на которое люди как-то собирались, было некое театрализованное мероприятие, поставленное силами военнослужащих, срочной службы, одетых в самые заношенные костюмы, оставшиеся с фильма «Война и мир».
Кроме того, примерно десятка два солдатиков были кавалеристами знаменитого Алабинского кавалерийского полка, созданного в свое время по инициативе С. Бондарчука прежде всего для съемок фильма «Война и мир».
Сценарий этого примитивного спектакля был всегда примерно один и тот же. «Французы», вооруженные какими-то подобиями ружей из алюминия, шли в атаку на «Батарею Раевского» (Памятник, возвышающийся там сейчас, не существовал, его уничтожили в сталинские времена и восстановили только в 1987 г.), врывались на холм, а потом «русские» решительно контратаковали, и французы в панике бежали, причем по режиссерской находке бегущие должны были смешно кувыркаться, изображая паническое бегство. Русская конница гнала врага. Пиротехники не было практически никакой, зрелище (в котором принимало участие около 200 военнослужащих) было просто убогим, но за неимением лучшего, публика смотрела и этот, с позволения сказать, «спектакль».
В 1989 и 1990 гг. мы впервые провели Бородинское мероприятие силами прежде всего военно-исторических клубов, уже неплохо обмундированных, с красивыми знаменами, а у кого-то были уже вполне приличные муляжи ружей. А «солдатиков» срочной службы, в какой из годов, не помню, нам все-таки дали для массовости. Я помню, как обучал французским командам «батальон», состоявший из русских, узбеков, таджиков и еще Бог знает кого, чтобы этот отряд в поношенных Мосфильмовских мундирах усилил нашу «армию». Армейские офицеры, которые вручили мне этих «бойцов», смеялись: «Да они по русски-то ни черта не понимают, а ты их еще и по-французски учишь». Каково же было их удивление, когда к концу дня репетиции этот батальон (конечно символический, человек 100) я провел перед ними в стройном порядке, и солдатики срочной службы браво исполняли приказы: «Portez-vos armes! Par peloton a droite marche!» (На плечо! По-взводно направо марш!).
Их начальники рты пооткрывали. А секрет был простым — нужно увлечь людей, ввести игровой элемент в подготовку, быть с ними строгим, но не
Никакой своей кавалерии у нас тогда не было. Из Алабинского полка продолжали присылать пару десятков кавалеристов срочной службы, одетых во что Бог на душу положит, и они скакали по полю, даже видимо толком не понимая, где свои, где чужие. Но внешний эффект от их скачки был, тогда и это для нас было неплохо.
Тогда впервые в 1990 г. наши энтузиасты попытались сесть на коней. Одним из самых первых был Сергей Уланович, человек можно сказать, с пророческой фамилией. Он первый начал создавать именно конную группу «Литовский уланский полк», целью которой было не таскать просто так красивый кавалерийский мундир, прохаживаясь в бою без толку среди пехотных отрядов, а именно обучить людей конному строю. Его можно без сомнения назвать родоначальником кавалерии российской реконструкции. Из рядов его полка вышли многие славные кавалеристы, которые создали потом свои полки и в частности французские.
И сейчас этот замечательный человек, верный товарищ, сидит на коне, ведя все также за собой «Литовский уланский полк».
«Доблестный Иоахим Мюрат» (Сергей Леготин) посидев немного на коне, уже в русском мундире, как-то быстро «сдулся», ушел из реконструкции и не стал, как вероятно он надеялся, командующим блистательными конными полками.
Что касается меня, я тоже в 1990 г. впервые сел в седло и худо-бедно передвигался по полю сражения в сопровождении солдатика Алабинского полка. Моя кавалерийская школа, суровая и интересная, была еще впереди.
Проходила она сначала, как это ни странно, в Казахстане. Опущу подробности, скажу только, что в 1991 г. я познакомился с человеком, который планировал бизнес проекты в этой стране, и среди них в качестве некой афиши создание большого военно-исторического клуба в Алма-Ате. Сам он был русским, отставным офицером, имевшим большие связи в правительстве Казахстана. Мы мало что реализовали из намеченных им грандиозных планов, но я слетал к нему пару раз в гости. У него в распоряжении была масса отличных коней, и я научился немного держаться в седле. Потом продолжил заниматься на одной из конюшен неподалеку Санкт-Петербурга. В результате на Бородино 1992 г. я не просто ездил верхом, но даже обучал строю, и вел за собой маленький отряд французской кавалерии. Весь его личный состав были природные французы и приехали они на нашу реконструкцию прямо из Парижа…
Ну а дальше будет огромная практика — сотни «сражений» в России, Испании, Франции, Италии, Бельгии, Германии, Польше и Чехии. На каких только лошадях не приходилось скакать, каких только случаев не было! Были конечно и травмы, среди которых и серьезные. Но я хочу рассказать здесь не о них, а об одном ярком эпизоде, который особо запомнился мне, о лучшем, или одном из лучших коней, на котором я сидел.
Это было в Испании летом 2005 г. Меня пригласили командовать реконструкцией битвы при Касталье, где маршал Сюше разбил в 1812 г. англоиспанскую армию.
По моему приезду организаторы мероприятия подвели ко мне великолепного белого коня, по-моему, андалузской породы. Но увидев его огромного размера половой орган, и поняв, что это без сомнения очень горячий жеребец, я с некоторой долей осторожности сказал конюху:
— Но это вроде жеребец? (Разговор шел на испанском языке, которым я вполне владею.)
Бородино, начало 2000-х годов.
— Да, да, мой генерал, — ответил испанец, — это жеребец, но ведь Вы хороший наездник. Уверен, что он Вам очень понравится. Но сначала конечно он посмотрит, кто на нем сидит, но я думаю, все будет отлично.
Конь действительно был прекрасен! Он был весь белый, с белой гривой, белым хвостом и даже белыми копытами. Словно конь из сказки, а звали его «Эль Хенераль», т. е. «Генерал».
— Ну что ж, попробуем этого «Генерала», — решил я и сел в испанское седло.
Конь тотчас стал слегка становиться на дыбы, чуть подпрыгивать, но в меру, не зло. Минут через 5-10 он понял, что всадник, сидящий на нем этого не пугается и уверенно держится в седле. Тотчас в «Генерале» произошла перемена. Он стал покладистым, как только может быть покладистым жеребец. Идеально управлялся, очень красиво ходил шагом и галопом (рысь он не любил)…
Но я хотел конечно рассказать не об аллюрах этого коня, а о его поведении в «бою». В реконструкции сражения мне выпало произвести конную атаку на английский строй. Пехота в красных мундирах перегородила своей линией въезд в старый город, улицу шириной метров 12–14. Я знал из опыта, как английская пехота великолепно стреляет, что у нее качественные ружья, и не сомневался, что залп 20–30 ружей английского отряда будет мощным: оглушительный грохот, яркие вспышки огня, дым и все это перед носом лошадей. Потому я был абсолютно уверен, что, когда я и всадники, идущие за мной, окажутся близко от неприятеля, пехота даст залп, и мы все буквально разлетимся в разные стороны, ибо лошади испугаются конечно подобного огня.
— Ну и хорошо, — думал я, — ведь это не настоящая битва, а спектакль, и это будет зрелищно.
Скомандовав по уставу (по-французски конечно): «Смирно к атаке! Сабли вон! Рысью марш!», я повел в атаку моих пятнадцать кавалеристов.
Очень быстро мой горячий конь перешел с рыси на галоп. Но я постарался придержать его, и это была не бешеная скачка, а то, что называется «курцгалоп», то есть собранный, контролируемый всадником галоп.
Из английского строя раздались резкие слова команды, пехотинцы взяли ружья наизготовку и прицелились. Расстояние между нами стремительно сокращалось.
— Вот сейчас, — думаю я, — будет залп, и надо будет постараться остаться в седле, мостовая булыжная и падать как-то не очень хочется!
В любом случае я был уверен, что конь привстанет на дыбы и помчится прочь от огня. До неприятеля осталось шагов двадцать и раздалась команда: «Fair!» (Огонь!). Блеснули три десятка вспышек и грохнул мощный залп.
И что же? Мой конь даже ухом не повел, а продолжал спокойно скакать галопом прямо на англичан! Но кони стадные животные, и все шедшие позади меня бросились за «вожаком». Остановить эту скачку было уже нельзя, кони подгоняли теперь один другого!
У англичан глаза на лоб вылезли от испуга. Они только успели приподнять ружья со штыками, иначе были бы раненые, или не дай Бог убитые лошади, или покалеченные люди. В результате, я во главе своих кавалеристов врезался в британский строй, так что солдаты в красных мундирах разлетелись в разные стороны, кто-то упал, кто-то был отброшен к стенам домов… К счастью никто не пострадал, все отделались только легким испугом…
Тут я понял фразу одного из французских адьютантов эпохи Наполеона: «Хороший конь — это душа, это сердце офицера штаба». Был бы богачом, заплатил бы за «Эль Хенераля» любые деньги и увез бы с собой в Россию.
Возвращаясь к Бородинской «битве», должен сказать, что, начиная с 1989 г. вплоть до сегодняшнего дня она проводилась силами военноисторических клубов и вплоть до 2007 г. с каждым разом набирала силу, росло количество и качество участников сражения, а я бессменно командовал французской армией и готовил большую часть сценариев «сражения». Но в 2007 г. произойдет событие, в результате которого я на несколько лет вынужден был оставить Бородинское поле, на потом все-таки вернулся. Но об этом речь пойдет ниже.
Бессмысленно было бы рассказывать о всех этих многочисленных реконструкциях на Бородинском поле. Скажу только, что по мнению многих иностранных участников наша Бородинские «битвы» самые динамичные и зрелищные там, где действительно ощущаешь себя на поле сражения.
Но вернемся в начало 90-х годов.
Как я уже упоминал, рассказывая о своей свадьбе, в это время повсюду стали возникать группы в белогвардейских мундирах. Среди них, конечно, были настоящие монархисты, свято почитавшие память