Тогда интервью на фоне танков дал я, в качестве уже не внештатного сотрудника телевидения, а просто в качестве жителя, который по счастливой случайности отлично говорит по-французски.
Это было первое интервью для французского телевидения из Москвы, где начинался путч. Помню, что я даже как-то без всякого страха сказал, что во всем этом нет ничего опасного, уверен, что через несколько дней все будет кончено, и вообще будет новая Россия.
Сказал я это даже не знаю почему, так по какому-то наитию, но это первое интервью из Москвы оказалось пророческим. Уверен, что где-то в архиве ТF1 оно есть. Было бы интересно его взглянуть.
Ну а дальше мы были везде, и конечно, на баррикадах у Белого дома, брали интервью у Шеварднадзе, снимали издалека Ельцина на танке, и еще Бог знает что. Но было интересно. А для меня, как для историка я словно узнавал типичные черты всякой революции, в частности французской, о которой знал больше, чем о других. «Бдительность» стражей революции и полная доверчивость, наивная вера в светлое будущее, хаос, восторг и полная неизвестность, что будет дальше…
Ну вот путч кончился. Все, кроме политиков, вернулись к своим повседневным делам, а у нас первое воскресение сентября — Бородино! Битва была проведена силами наших клубов. Я был по соглашению с Бородинским музеем официальным руководителем реконструкции. Накануне сражения я собрал представителей всех клубов и сказал, что в связи с изменением политической ситуации в стране мы должны создать новую организацию, ясно, что ни о каком ЦК ВЛКСМ речь идти не могла.
Дело решили не откладывать в долгий ящик и провести съезд в октябре в Москве. Все согласились, это была очевидная необходимость, и результаты этого съезда были вполне предсказуемы. Была бы создана Российская организация под моим руководством. Но Бог, а скорее Дьявол распорядился иначе. Так получилось, что в октябре на меня навалилось много рабочих, семейных и других практических дел, и я отложил съезд на ноябрь.
Господи, к каким страшным последствиям привела эта задержка!
Используя то, что быстрой связи такой как сейчас по интернету нет, а позвонить можно только тем, кому надо, мой помощник, бывший рядовой 32й линейной полубригады, а на данный момент «подполковник» Белой армии, сотрудник Военно-исторического архива А.М. Валькович, используя информационную лакуну, поспешно собрал в Москве в октябре съезд ряда клубов военно-исторической реконструкции, большей частью московских и частично из нескольких городов России. Большинство не было предупреждено, ни я лично, ни один Петербургский — клуб приглашен не был! И Вальковичем было объявлено о создании Российской военно-исторической ассоциации с ним во главе.
А когда я узнал об этом, будучи потрясен до глубины души, Александр Михайлович широким жестом предложил быть мне ответственным за северозападный регион, быть, так сказать, его боярином!!
Мне, создателю движения, человеку, который вдохнул в это дело жизнь и энергию, положил все свои силы, не щадя себя, сражался за дело военноисторической реконструкции, какой-то клерк из архива, человек, едва вставший в строй, привлеченный мной, предлагает мне пойти ему в услужение, совершив чудовищную, подлую рейдерскую операцию по захвату власти.
Сказать, что я был в бешенстве, это значит ничего не сказать! Ведь это было дело всей моей жизни!
Но дело было далеко не только в амбициях. Я уже познакомился неплохо с этим человеком и видел, что он, работая в архиве, возможно, стал неплохим специалистом по истории русской армии, написал в то время несколько статей на эту тему. Не буду их сейчас разбирать, пусть даже они были очень хорошими — дело не в этом. Как показала дальнейшая деятельность, он также умело плел аппаратные интриги.
Но для руководства такой организацией требовалась харизматическая личность, с чистыми руками и, что очень важно, человек, который умеет быть командиром на поле реконструкции, уметь управлять «боем», чувствовать его, понимать его и просто получать счастье от хорошо поставленного «сражения», а не пересчитывать деньги, которые за это можешь получить.
Словом, я не мог признать его лидером над собой не только из-за банальной неприятности быть главой всего и стать лишь главой региона. Нет, я просто видел, что этот человек совершенно не способен зажечь сердца людей, делать великие дела, вести их к чему-то необычному, прекрасному, а сможет лишь интриговать на чиновничьем уровне и получать для себя личные материальные выгоды.
В результате я естественно не принял его предложение и создал независимую Санкт-Петербургскую военно-историческую ассоциацию, вокруг которой объединились не только все тогдашние клубы в Санкт-Петербурге, но и большое количество клубов из других городов России, недовольных «московской узурпацией».
Так в военно-историческом движении произошел страшный раскол, возникло двоевластие и началась самая настоящая гражданская война. Война за мероприятия, за клубы. Ужасная, глупая, разрушительная для движения война. И хотя в этой борьбе постепенно значительная часть клубов страны приняла мою сторону, нахождение в Москве рядом со всеми основными чиновниками моего непримиримого врага, ломало часто все планы, все проекты, которые я создавал.
Ведь я всегда рассматривал движение военно-исторической реконструкции как некий важный социальный фактор положительного воспитания общества, на основе самых лучших благородных идеалов, которые выработала многосотлетняя военная культура России и Европы. Ведь я всегда видел наше движение как объединение достойных людей, которые стараются тщательно с любовью восстанавливать будь то доспехи русских дружинников, будь то мундиры петровских солдат, мундиры наполеоновской армии или воинов Первой Мировой войны. Хотел, чтобы они своим примером рассказывали людям о героях, доблести, чести, красоте воинского подвига… Наконец я желал, чтобы участники этого движения относились к нему не как к забаве с переодеваниями в «прикольные» шмотки, чтобы никто не имел права вешать на себя без заслуг перед этим движением эполеты и лычки, а все чины, будь то в рыцарском мире, будь то в реконструкции Первой Мировой войны зарабатывались годами честной работы в области реконструкции.
А из-за соперничества двух структур мало того, что благородные идеи стали тонуть в банальных склоках, но более того в «конкурирующей фирме» стали раздавать чины направо и налево, а то и просто не следить за этим.
Более того, стали появляться другие многоклубные объединения на самые разные эпохи, с самыми разными концепциями этих структур… и постепенно воцарилась абсолютная анархия.
Именно поэтому, позже чиновники легко прибрали под свой контроль все эти куски и осколки единого поначалу движения, превратили их в послушно исполняющие их прихоти, зачастую наносившие ущерб самой сути военно-исторической реконструкции.
Эти разношерстные, скорее позорящие реконструкцию мероприятия, часто давали средства всяким непонятным чиновничьим структурам, которые украшали свои кабинеты фотографиями того, как якобы они организовали «ребятишек», обмундировали и экипировали их, конечно же за большие деньги, которые тратились вовсе не на доспехи доблестных дружинников!
Но даже сейчас, расколотые на тысячи клубов и объединений военноисторической реконструкции движение играет огромную положительную роль. Каким же оно могло быть поистине кладезем добра и светлых сил, если бы было сохранено наше единство!
Правда однажды в период нашего раскола возник момент, когда этот раскол мог прекратиться. Уставшие от бесконечной «гражданской войны», представители клубов военно-исторической реконструкции решили собраться зимой 1995 г. (кажется в феврале) в г. Москве, туда были допущены, хоть и в ограниченном количестве, представители моей ассоциации (тогда еще Санкт-Петербургской).
Собралось нас более ста человек, все представители важных клубов и объединений по всем эпохам реконструкции тогда существовавших. Речь держал Валькович, что-то весьма банальное и общие слова. А потом встал я. Впервые я мог напрямую обратиться если не ко всем, то, по крайней мере, к основным, наиболее значимым командирам военно-исторической реконструкции. Помню, что мой голос звучал сильно и уверенно, слова шли от всей души, от всего сердца и потому было так просто, так ясно говорить. Зал слушал, затаив дыхание без малейшего шороха, без малейшего шепота, когда я завершил, разразился грохотом аплодисментов. И было практически единогласно решение — объединить две большие ассоциации в одну мощную структуру и избрать естественно ее руководителя. Сказано — сделано. К выборам перешли сразу и по всей форме — тайное голосование, съемка на видеокамеру.
Результат предугадать было не трудно, я был избран подавляющим числом голосов президентом этой действительно Всероссийской организации, а Вальковича из политкорректности назначили моим вицепрезидентом. Никогда я, наверное, не был так счастлив, как в эту минуту. Мне показалось, что абсурдная четырехлетняя война завершилась, что правда победила, что теперь у нас впереди только прекрасное будущее созидательной работы. Импровизированный банкет тут же на месте событий был полон искренней неподдельной радости всех участников. Я принес клятву, что буду также защищать интересы клубов, боровшихся когда-то против меня в рядах враждебной ассоциации, как своих собственных друзей, что нет более противостояния, а есть только великое счастье вместе делать интереснейшее дело!
Я вернулся в Петербург в состоянии абсолютной эйфории… Но вот через день зазвонил телефон. Это был Валькович. Фраза, которую он мне сказал, отдалась похоронным звоном в моей душе. «Олег, я тут подумал… Давай все же будем культивировать каждый свой огород…»
Все, говорить было больше не о чем. Он так ничего не понял! Да мы стали «культивировать каждый свой огород», огород постоянной борьбы за каждое мероприятие, скандалы, ссоры, склоки… И что мы с тобой, Александр, получили? Я думаю, ты знаешь. Полный развал военно-исторического движения на кучу всяких объединений, которыми чиновники помыкают как хотят!