На этой положительной ноте мы простились, и я, как сумасшедший, помчался обратно.
— Отнесите это в номер мисс Стоун и отдайте лично в руки! — уже всем служащим было известно, в какой комнате поселились наши любимицы. — Только не говорите, что записку передал я. Ее, якобы, принес посыльный.
— Как скажете, мистер Моррэс! — молодой шустрый портье взял послание, и тот час же скрылся в коридоре.
Спустя несколько минут он доложил о сделанном.
— Она была в номере?
— Да, сэр.
— Отлично!
Этого ужина я ждал с особым нетерпением. Разбирая и просматривая дома документы из «Seasons Hotel», я непроизвольно оглядывался на часы. Долгожданные шесть вечера пробили, и в семь мы снова вошли в отель.
Молли и Сара уже ожидали нас в вестибюле. Мисс Стоун просто светилась от счастья, тая во взгляде известный мне секрет.
— Мы опоздали? — я не любил приходить позже дам.
— Совсем нет, — Молли улыбалась, обмениваясь с подругой загадочным взглядом.
Не знай я истинную причину ее радости, то счел бы их загадочные улыбки за один из способов женского кокетства. Но вот от Дэна подобные мелочи никогда не ускользали.
— Ну, и что же вы утаиваете? — с задором спросил он. — И не пытайтесь отпираться! Ваши лица не умеют хранить тайны.
— А мы и не думали! Я хотела сообщить об этом за ужином, но, боюсь, сдерживаться больше не в силах: мне написал сам Алан Шоу!
— Владелец театра и режиссер? — уточнил Дэн.
— Да, он самый! — воскликнула Молли. — Он просит меня явиться на повторный просмотр к нему лично! Это же настоящее чудо! Невероятно!
— Я так и думал, что была допущена ошибка! — Дэн немедленно обнял ее. — Я безумно за тебя рад!
— Ах, мне кажется, сердце вот-вот выскочит из груди! Еще днем я чувствовала себя самой несчастной, а сейчас готова рыдать от счастья.
— Жизнь непредсказуема. Ты заслужила эту радость! — теперь я тоже смог ее обнять. Все это доставляло мне трехкратное удовольствие, ведь приподнятое настроение Молли являлось делом моих рук.
— Такое событие необходимо отметить, но простой ужин в отеле не годится. Поедем в Магнолию! А после можем отправиться в клуб. Будем пить шампанское и танцевать до рассвета!
Предложение Дэна пришлось по душе всем. Он не лез за словом в карман, а идеи ему словно подносили на золотом блюдце.
Ужин в роскошном ресторане, насыщенный яркий вечер, украшенный энергичной музыкой под руководством темнокожих музыкантов, и миллион лучезарных улыбок — все прошло замечательно! Молли парила от переполнявшей ее радости! Но танцевать до рассвета мы, разумеется, не стали. На часах было слегка за полночь, когда такси доставило нас ко входу в «Day&Night».
— Спокойной ночи, Молли! Спокойной ночи, Сара! — сказал я, провожая девушек до лестницы.
— И вам спокойной ночи! — не дожидаясь лифта, Сара не спеша побрела наверх.
— Напрасно вы отпустили такси, — беспокоясь, заметила Молли. — Теперь придется ловить другое.
— Мне не придется. Я хочу остаться и немного поработать, — сообщил Дэн, снимая шляпу.
— Поработать? В такой час? Дэн, ты в самом деле сумасшедший! — я усмехнулся и последовал к выходу.
Влажный, но приятный ночной воздух хлынул мне в лицо, сразу прояснив туманность мыслей. Положив руки в карманы и слегка запрокинув голову, я стоял у входа, наслаждаясь этим приятным ощущением. Спустя пять минут я остановил такси с первой попытки и, едва сев в машину, вспомнил об оставленных в кабинете документах, которые утром собирался отвезти в нотариальную контору.
— Простите, Вы не подождете здесь пару минут?
— Конечно, сэр!
Таксист остался ждать, а я вернулся в отель и, слегка пошатываясь, направился в наш кабинет.
Дверь была приоткрыта, а сквозь небольшую щель проникал томный свет настольной лампы. Я почти был готов войти, но вдруг услышал голоса:
— …мне хотелось подобрать удобный момент, и вот теперь он точно настал!..
Разумеется, это был голос Дэна. Я осторожно встал у самой двери, чтобы слышать каждое слово.
— Мы любим друг друга. Чего нам еще желать? Ты выйдешь за меня, Молли?
Я прижался спиной к стене, чтобы не упасть от услышанных слов.
— Дэн, ты говоришь серьезно? Ведь ты немало выпил сегодня.
— Еще никогда я не был более трезвым! И я отдаю отчет каждому слову. Так что ты ответишь?
— Ну, конечно, я согласна, милый! Это самый лучший день в моей жизни! Какое счастье! Мы скоро поженимся!
Я не имел возможности видеть происходящее, но, зная характер мисс Стоун, точно предположил, что она бросилась к нему в объятия.
— Кольцо впору. Как ты угадал с размером?
— Я просто угадал.
— Завтра сообщим Саре и Мартину?
— Ты можешь сказать Саре, но касательно Мартина я пока не уверен: что-то тяжкое гложет его в последнее время. Но, поверь, проще сломать стену, нежели проломить его упертую скрытность. Мартин очень дорог мне, но он изменился. Прежде чем я сообщу ему о своем счастье, я должен быть уверен, что с Мартином все в порядке.
— Да, я тебя понимаю. Мы с Сарой давно могли стать врагами, если бы я, время от времени, не сглаживала острые углы. Это необходимо, если дорог друг.
— Не переживай, скоро нам не придется скрывать наши чувства под тенью дружбы. Но пусть Сара пока молчит.
— Знаешь, она ведь любит Мартина. Только и твердит о нем. Не припомню, чтобы Сара влюблялась в кого-нибудь так сильно.
— Я пытался подтолкнуть к ней Мартина. Но, похоже, он так озадачен своей проблемой, что девушки его временно не интересуют. На него это непохоже. Сара должна набраться терпения.
— Сегодня он выглядел таким счастливым! Дэн, ты уверен в своем предположении? — сомневаясь, спросила Молли.
— Милая, я знаю своего друга лучше, нежели собственного отца. Джазовый клуб — его излюбленное место. Там Мартину всегда удавалось отвлечься от мыслей и забот, однако как только спадет похмелье, он снова примет угрюмый, озадаченный вид.
Лучше бы я не возвращался в отель… Услышанное мной оказалось самым худшим. Я многое мог бы с легкостью пережить, но не это.
Медленно и тихо я отошел от двери и поспешил выбраться на свежий воздух. Мой рассудок помутился. Я зажмурил глаза, как делал это в детстве, выслушивая дикий, ненормальный рев отца, и взялся руками за голову, сдавливая ее с обеих сторон. Напряжение, скапливавшееся внутри на протяжении всего разговора, все росло и росло, и сейчас просто «разрывало» голову, проявляясь сильнейшей болью. В таком состоянии, словно обезумевший, я простоял, казалось, бесконечно долго.
Открыв глаза, я огляделся: улица была пуста. Я понимал необходимость вернуться домой раньше Дэна, прежде чем он застанет меня здесь, но не мог сойти с места, будто прикованный цепями. Ярость, зародившаяся в голове, постепенно спустилась вниз, и, добравшись до сердца, в один миг сделала его каменным, уничтожив все, кроме зловещих чувств.
Глава седьмая. Боль
В момент, когда душа поддается отчаянию, совершаются либо самые великие дела, либо самые большие ошибки.
Такси я так и не поймал. Ноги повели меня прочь от отеля, от дома, от всего… Я не хотел никого видеть, лишь только забиться в угол какой-нибудь комнаты и просидеть там, пока, наконец, мне не станет легче. Хотя тогда я вообще не верил, что мне может полегчать.
Над головой небо осветила яркая вспышка молнии, а после земля содрогнулась от весеннего грома. Я успел сделать всего несколько шагов, как на город обрушился холодный ливень. Мои ботинки, пальто и шляпа вскоре стали совершенно мокрыми. Но мне было все равно. Я не ускорил шаг и даже не попытался укрыться от дождя под какой-нибудь крышей.
На улице совсем опустело. Я остался с городом наедине, словно здесь никого не было. В этот миг я ощутил себя совершенно одиноким, лишенным смысла жизни и надежд.
Боль потерянной мечты разрывала меня на части. Молли… Неужели я никогда не смогу ее поцеловать, взять за руку, отправиться с ней в Париж, назвать любимой, заключить в объятия и быть рядом всю оставшуюся жизнь?.. Это досталось ему, человеку, у которого и без того все складывалось с завидной удачей. Почему он? Почему та единственная, которую я выбрал среди тысяч других и смог полюбить по-настоящему, досталась не мне? Я хотел крушить все вокруг!
Я совсем не заметил, как дошел до нашего ресторана. Мои оледеневшие от боли глаза остановились на вывеске с красивым названием — то немногое, что принадлежало моей идее. Все прочее создал Дэн. Даже стулья для обеденного зала выбирал он. Мой вкус друг считал слишком посредственным, недостаточно утонченным. И сейчас я осознал, что до дрожи в груди ненавижу этот ресторан и наши отели!
Была глубокая ночь. Все давно разошлись. Меня это порадовало. Я опустил во внутренний карман продрогшую, мокрую от дождя руку и достал медный ключ. Войдя внутрь, я не стал включать свет. Глаза быстро адаптировались к темноте, и я без труда отыскал для себя бутылку бренди. Кабинет управляющего был не заперт. Расположившись за его столом, я включил лампу. Окружавшую меня тишину нарушал только дождь, бьющийся в небольшое окно. Я не стал тянуть время раздумьями и грубым движением руки откупорил бутылку, напрочь позабыв снять мокрое пальто. Янтарного цвета бренди я глотал, будто сильное лекарство, способное лечить раненые души. Своей жаркой горечью оно поглотило все мое тело. Сделав несколько непрерывных глотков, я резко оторвал бутылку от губ, ощутив неспособность пить дальше. Побороть гнев не так то просто, особенно если он по крупицам накапливался годами, слой за слоем… Одной толики огорчения стало достаточно, чтобы все, наконец, взорвалось!
Лицо Молли появлялось перед моими глазами снова и снова. Это видение превратилось в мучительную пытку, а следом, как приговор, в голове звучало: «Она никогда не будет твоей!»
— Да катись оно все в преисподнюю! — со слезами выкрикнул я и с яростью разбил бутылку об пол.
Стекла разлетелись по сторонам. Я зарыдал, будто беспомощный маленький мальчик, навек лишившийся последней радости жизни. Комната наполнилась резким запахом спиртного. Утомившись слезами, мне снова захотелось выпить, но порывшись в шкафу, я не на