Исповедь падшего — страница 9 из 33

— Нисколько. За все это ты заплатил слишком высокую цену и теперь имеешь право наслаждаться каждым мгновением. Почему меня должно это раздражать? Мы ведь друзья! Я рад видеть тебя счастливым!

Эти слова дорогого стоили. Мне нужно было получше запомнить их.

— А вот и Нью-Йорк! — сказал Дэн.

Мы переглянулись, обменявшись довольными улыбками.

— Добро пожаловать в город, где возможно все! Знаю это не понаслышке. Мой дед добился здесь успеха, а значит, и мы сможем!

— Несомненно! Но сперва нам необходимо хорошенько выспаться.

— Отличная мысль. А после осмотрим город.

Глава вторая. Безумные дни

Отнюдь не скромное жилье, отныне именуемое нашим домом, оказалось раем после долгого пути. Никогда в своей жизни я не спал лучше! Покой и отсутствие спешки — поистине прекрасные вещи. Время, каждая его секунда, принадлежало мне. Я даже не думал, во сколько должен проснуться, так как больше не обязан был давать перед кем-то отчет.

Несколько часов сонного забытья помогли нам восполнить утраченные силы. А когда мы проснулись, на часах пробило шесть вечера.

— Не так шикарно, но жить можно, — отметил Дэн, с легким недовольством осмотрев гостиную и другие комнаты.

— Квартира отличная!

— Думаешь? — он неуверенно повел взглядом.

— Ну, конечно! Типичное американское жилье, и по обстановке видно: здесь жил человек, владеющий немалым капиталом.

— Да, Мартин, ты смотришь на вещи не так предвзято. Все-таки я был избалованным ребенком, и это сказывается. Но, как однажды сказал мой папа, чем раньше ты признаешь себя глупцом, тем скорее сможешь стать умным.

Я улыбнулся, выслушав его суждение:

— Не будь к себе строг. Кажется, я понял, почему тебе тут не слишком понравилось: стоит пригласить горничную. Она наведет порядок.

— Верно! Дед умер давно, с той поры в квартире никто не жил.

Дэн провел рукой по старинному комоду, и на его ладони осталось доказательство только что сказанных слов.

— М-да, это место давно лишено внимания.

Он не стал ждать и быстро направился к двери.

— Схожу к соседям, одолжу у них прислугу на час-другой.

— А разве так можно?

— Может, и нет, но право попытки еще никто не отменял.

Не прошло и десяти минут, как Дэн вернулся с русоволосой женщиной тридцати лет. На ней было темно-коричневое непримечательное и абсолютно скромное платье с белым накрахмаленным фартуком, выдающим ее профессию.

— Это Миа. Сегодня она поможет нам навести порядок в этом царстве пыли.

— Когда мне приступать? — спросила она.

— Прямо сейчас! Мы уходим и мешать вам не будем.

— Ужин готовить, сэр?

— Нет. Думаю, вам и без ужина хватит работы: тут никто не жил последние два года.

С удивлением на лице я лишь тихо стоял в стороне, пока Дэн отдавал распоряжения.

— Тебе удалось договориться?

— И это оказалось совсем просто! Наши соседи — Стивен и его супруга Лора — собрались навестить родственников далеко отсюда, и, представь, они сами не знали, куда определить горничную на эти несколько недель.

— Отличное совпадение! Наша проблема решена! Значит, едем смотреть город?

— А куда же еще! — он дружески обнял меня рукой за спину. — Пора начинать жить, Мартин!

— Ты, как всегда, прав!

Первый день в Нью-Йорке — то был знаменательный момент! Погода стояла пасмурная, достаточно холодная, чтобы вынудить нас остаться в пальто. Но так было даже лучше: в пальто и шляпах мы выглядели более мужественно, несмотря на возраст, а также солидно и шикарно. Впрочем, могло ли быть иначе? Финансовое положение вполне позволяло нам считаться богачами, принадлежащими к высшему свету. И наш вид весьма достоверно подтверждал сей высокий статус.

Ужин в дорогом ресторане стал блестящим началом, а после мы отправились знакомиться с городом. Дэн уже бывал здесь раньше, однако мне казалось, будто он не был тут ни разу.

— Многое изменилось, — заметил он.

Мы медленно проезжали по главной улице Манхэттена, и я увидел в его взгляде легкое удивление.

— Эти здания… их не было раньше. Знаешь, я никогда не мог запомнить Нью-Йорк, ведь всякий раз, когда доводилось здесь бывать, я видел его иным, обновленным, но одновременно всегда чувствовал что-то родное. Чувствую это и сейчас.

— Этот город гораздо больше Чикаго. Интересно, сколько необходимо времени, чтобы изучить каждый его уголок?

— Вот поэтому он мне и нравится! Всегда новый, всегда удивительный!

Воодушевленное лицо Дэна выражало лишь одно: «Я вернулся домой!» А я ощущал то, что, полагаю, ощущают люди, вселившиеся в новый дом: радость и одновременно отчужденность. Но со временем это меняется: радость превращается в обыденность, а отчужденность сменяется определенностью. Я породнился с Нью-Йорком довольно быстро и позже стал сравнивать его с Чикаго. Они, как два брата, очень похожи, но в то же время совершенно разные.

Каждый наш день можно было назвать праздником — насыщенные вечера и порой бессонные ночи. Дэн незамедлительно стал приобщать меня к искусству, музыке и светской жизни. Днем мы посещали музеи, картинные галереи, всевозможные выставки, а вечером, одетые в элегантные, пошитые на заказ смокинги с черными бабочками вместо галстуков, отправлялись в театр.

У меня захватывало дух при виде всей этой роскоши: великолепие зала оперного театра; люди, облаченные в изысканные туалеты; пьянящий аромат дорогих духов, «спорхнувших» с запястий и шей дам; кресла, обшитые красным бархатом; и блеск золотой лепнины, что украшала высокие потолки, — это и многие другие детали, перечислять которые я мог бы часами, позволяли ясно понять, насколько высоко положение каждого, кто мог здесь находиться, а также как убога жизнь всех, кому сюда не было входа. Некогда и я принадлежал к классу тех, других. Каждой частичкой своей души я испытывал благодарность ко Всевышнему за шанс оказаться на вершине.

Опера поразила меня до мозга костей! Я совсем не понимал, о чем поют эти красивые люди с поистине благородными лицами, ведь они явно пели по-итальянски, но их чарующие и сильные голоса заставляли меня почувствовать приятную, пульсирующую под кожей дрожь.

— Половина находящихся здесь людей просто ненавидят оперу, — шепотом сообщил Дэн.

— А что тогда они здесь делают?

— Понимаешь, все это — неотъемлемая часть жизни каждого человека из высшего общества. В подобных местах заводят знакомства и, зачастую, — весьма выгодные. А также это один из способов подчеркнуть высокий статус.

Хотя я и был рожден в богатой семье с благородными корнями, мне всегда приходилось чувствовать себя обычным, простолюдином, деревенским мальчишкой. С роскошью меня познакомил Дэн. Блеск и шик этой потрясающей атмосферы очаровывал, затягивал. Как много лет ушло понапрасну! Годы жизни так бесценны, а я тратил их на изучение ненавистной мне науки, прозябая в стенах самого унылого дома на земле.

От мыслей невозможно убежать. Стоило только на мгновение «обернуться назад», они настигали меня снова, пытаясь свести с ума.

— Что с тобой? Ты стал какой-то мрачный, — заметил Дэн во время нашего визита в картинную галерею. — Хотя признаюсь, я тоже не в восторге от этих творений. Авангард — явно не мое!

— Нет, дело совсем не в картинах. Я вдруг подумал, насколько бессмысленно жил и как много упущено времени. Так много лет потеряно безвозвратно! Это наводит на грустные мысли.

— Ты не должен думать об этом! Сколько тебе тогда было? Пять, десять, пятнадцать лет? Ты был ребенком и ничего не мог — только подчиняться. Отец украл твое детство, но, как всякий преступник, получил наказание. Справедливость все же существует! Наслаждайся настоящим, пока оно прекрасно!

Дэн с удручающим равнодушием посмотрел на весьма странное произведение некоего итальянского художника и тяжело вздохнул.

— Теперь я точно осознал, если и стану смотреть на картины, то только на работы импрессионистов!

Я усмехнулся:

— Ты же говорил, что такие картины сейчас в моде.

— Так и есть. Я усердно пытался понять, что именно в них притягивает публику. Но, увы… Я не вижу красоты в уродстве и не нахожу привлекательным смотреть на разноцветные, несуразно разбросанные на холсте геометрические фигуры и линии. Полнейшая чушь!

— Не могу не согласиться! Предлагаю найти место поинтереснее!

— Я только за!

Спустя несколько недель пребывания в Нью-Йорке я лишился чувства временного гостя. Я стал частью этого города, влившись в его бодрящую суету. Часы утекали с неощутимой скоростью вместе с нашими деньгами. Только хорошее вино, ужины в ресторанах, развлечения в ночных кабаре и, конечно, девушки. Тогда я узнал, что за деньги можно купить все, чего требует жажда удовольствий, даже женщин. Пожалуй, та весна стала самой насыщенной и безрассудной за всю мою жизнь. Ведь я ни о чем не задумывался, просто жил. То был своего рода отпуск, отчаянная потребность души и тела после долгого заточения.

Глава третья. Целесообразность

Город постепенно «погружался» в сумеречный блеск уходящего солнца. Его бледно-золотистые лучи, совсем не жаркие, словно уставшие, медлительно и томно направлялись к горизонту, слабо освещая улицы своим прощальным взором. Мне нравилось наблюдать момент, когда день уступает место вечеру и ночи. Пожалуй, это единственное, что всегда остается неизменным. Рассвет и закат — из века в век, всегда с точностью во времени и безграничной красотой — вечная гармония, недоступная человеку.

Мои глаза сосредоточенно наблюдали, как солнце собирается отойти ко сну, а разум спокойно пытался обдумать план на грядущий день. Хотя шторы были сдвинуты по сторонам, гостиная почти лишилась света, но мне не захотелось включить лампу: в такой умиротворенной обстановке куда легче думается. Но тут пол у двери заскрипел, и я сбился с мыслей.

— Необходимо что-то предпринять, — как сквозь сон, негромко прозвучал голос Дэна.

— Касательно чего? — не оборачиваясь, спросил я, держа руки в карманах брюк.