— Дай мне себя, Кошка… — Не просьба — приказ. — И, блин, перестань думать, что я скончаюсь от любого пинка. Не настолько все со мной плохо.
Я перебираюсь выше, сгорая от стыда. Кажется, еще немного — и на коже начнут проступать следы ожогов от раскаленный вен. Если бы нее требовательный карий взгляд — я бы так и осталась, где начала, боясь пошевелиться, но в какой-то момент взгляд «глаза в глаза» просто взрывает последние предохранители.
Мои колени вокруг его головы.
Мир кружится и опадает невидимыми белыми хлопьями.
Мы только вдвоем теперь, и реальность не имеет значения. Мы две планеты, сошедшие с орбит, и мы должны врезаться друг в друга, чтобы хаос осколков превратился в гармонию новой жизни.
Я цепляюсь пальцами ему в волосы, запрокидываю голову назад, потираясь развилкой между ноги о выступающий угол кадыка. Усмешка на губах такая порочная, что я прикрываю ее свободной ладонью. Руслану не нравится — кусает за ладонь.
— Выше, Кошка, хватит быть хорошей девочкой.
Наверное, я просто жду этих слов, потому что они действуют подобно волшебному заклинанию, после которого все внутренних запреты и шоры падают, словно прошлогодние листья, и все, о чем я могу думать — желание заполучить его язык у себя между ног.
Приподнимаюсь еще выше, продолжаю держать его волосы в кулаке, а пальцами второй поглаживаю себя между ног, раскрывая, словно раковину. Вздрагиваю, когда случайно прикасаюсь к напухшему потребностью узелку, и мой мужчина зло шипит, потому что я рефлекторно еще сильнее оттягиваю назад его голову.
Одно короткое движение бедрами вниз — и его язык притрагивается ко мне одним жестким движением снизу-вверх.
— Не убирай пальцы, Кошка. — Горячий шепот ударяет в живот, распаляет то, что едва не клокочет, как Везувий. — Будь открытой для меня.
Мотаю головой, и тут же громко выдыхаю, потому что втягивает клитор между губ и прижимает его, посылая резкую и сладкую боль вверх до пупка. Это словно разряд тока, от которого я испытываю поверхностный шок. Хочу привстать, но Руслан одной рукой фиксирует мои бедра, лишая возможности двигаться.
Он закрывает глаза, снова и снова посасывая меня глубокими жадными движениями.
Мне нужно выдохнуть, взять передышку, потому что это слишком, но моему Коту плевать на протесты: его язык выписывает восьмерки на моем клиторе. Легкий укус зубами — месть за мои игры с ним, и когда я задыхаюсь в громком крике, он заботливо слизывает эту боль кончиком языка.
— Господи, — выдыхаю я, когда осознаю, что сама толкаюсь бедрами в его губы.
Не хочу останавливаться. Хочу взять все.
Его язык такой твердый и сильный, что он мог бы запросто трахнуть меня им, если бы захотел. Я позволяю себе каплю этой фантазии, и тут же выбрасываю ее, потому что Руслан стискивает пальцы на моих бедрах так сильно, что следующие пару недель я точно буду с гордостью носить пару подаренных им синяков.
Он мучает меня языком, доводя до самого края, чтобы замедлиться и с наслаждением смаковать звуки моего нетерпения и злости.
— Голову мне оторвешь, Кошка, — смеется в ответ на мою грубую попытку силой оторвать его рот от моей развилки между ног.
И снова затягивает меня в рот, на этот раз интенсивно посасывая, словно лакомство.
Еще немного, еще чуть-чуть.
Я опускаю взгляд, раскалываясь на миллионы частей от одного только вида: мои белые бедра вокруг его смуглого лица, пальцы, которыми я бесстыже предлагаю себя, его язык, которым он ударяет по заполненной кровью плоти.
Я заваливаюсь на локти, потому что тело скручивает сладкая судорога. Меня укрывает с головой, сметает яркой ударной волной. Каждый выдох — с громким стоном и воем. Каждый вдох — со вкусом карамели, опускается прямо в живот, закручивая все новые и новые спазмы.
— Кот… — Язык едва ворочается во рту. — Выздоравливай, пожалуйста, быстрее. Я хочу все.
— Я тоже хочу все, Кошка, — говорит он, оставляя мягкий след поцелуя на внутренней части моего бедра.
Мы просто валяемся в кровати чуть дольше, чем планировали. Вероятно, намного больше, чем планировали. Просто кое-как натягиваем обратно свои вещи и лежим друг возле друга в позе китайского символа «инь-янь».
Потом, когда наши животы начинают синхронно урчать, приходится выбраться из уютной тишины дома. Пока я осторожно рулю — после только одного оргазма у меня в костях невыносимая слабость — Руслан что-то сосредоточенно набирает в телефоне. Это немного царапает меня, возвращая в прошлое, где рядом был любитель смотреть в черный экран, а не на меня.
— Это список покупок, Кошка. — Словно прочитав мои мысли, Руслан разворачивает телефон в мою сторону.
Хорошо, что мы на светофоре, потому что меня пробирает хохот после того, как я натыкаюсь взглядом на соседство слов «яйца», «презервативы» и «сливки». Меня до сих пор трясет от хохота, когда нам начинают сигналить сзади. Руслан немного хмурится, но я мотаю головой, чтобы не озвучивать свои пошлые мыслишки.
— Ты просто хозяйка, — говорю я, как только справляюсь со смехом.
— С семнадцати лет живу один, — пожимает плечами Руслан.
Мне очень хочется спросить, почему за все время, пока он лежал в больнице его так и не проведала мать, но это не мое дело, поэтому приходится держать язык за зубами. Мы знаем друг друга уже довольно давно, но все равно для некоторых тем нужно время, в особенности для разговоров о семье. Уверена, что точно так же, как мне хочется узнать о его отношениях с матерью, ему хочется узнать, что на его счет скажут мои родители.
И это единственная вещь на данный момент, которая меня пугает сильнее, чем разлука с ним. Потому что я всегда была хорошей девочкой своих родителей, ребенком, которого согревали в холод и опекали в жару, тепличным растением, над которым тряслись все, даже приходящие наемные работники и наша кухарка Зина. Мне все всегда желали самого лучшего и у меня было — и есть — все. Даже пара звезд на небе, названных моим именем. И то, что с Юрой получилось то, что получилось, не означает, что мои родители согласятся понижать планку требований к моему избраннику. И можно пойти легким путем, просто не озвучивая, кто и чем занимался Руслан, просто «спрятать» его род занятий за любым нейтральным, но это будет вранье. А я не умею врать, и не хочу учиться на своих родителях. Но и сама фраза: «Мама, папа, это — Руслан, он парень из эскорта» звучит просто нелепо.
Позже, когда мы ходим по супермаркету и задерживаемся около стойки с парными зубными щетками, я понимаю, что готова сказать родителям все, ничего не скрывая и не приуменьшая.
Не ради себя и не ради них.
Ради Руслана.
Глава 31. Снежная королева
Есть какая-то ирония в том, что я снова сижу в «Полнолунии», где так любила бывать с Юрой, а теперь буду сидеть за одним столом с человеком, который занимается нашим разводом.
Человеком, которого не многие посвященные в закулисье войны Розановых и Шаповаловых уже называют «самоубийцей собственной карьеры» — Антоном Дубровским, самым блестящим адвокатом по бракоразводным процессам и семейным делам. Человеком, которого я, пожалуй, могла бы назвать своим… другом.
— Привет, Розанова. — Он помогает мне сесть, обходит стол и занимает место напротив.
— Что должно произойти, чтобы ты назвал меня по имени?
— Ты поменяешь имя? — без паузы и намека на улыбку во взгляде, отвечает он.
Ему не нравится мое имя, и он заявил об этом прямо и в лоб еще когда мы впервые столкнулись на каком-то официальном мероприятии.
Пока Антон выбирает вино, официантка крутится рядом с нами, даже не пытаясь сделать вид, что пускает на него слюни. Впрочем, на него все женщины пускают слюни, даже я в свое время не стала исключением. Слава богу, в моем случае, влюбленность зажглась в первую встречу и в тот же вечер сгорела. Во-первых, потому что на мое приглашение на танец он выдал холодное и спокойное: «Даже не начинай». А во-вторых, потому что у этого мужчины официально нет сердца. Это знают, кажется, все женщины «богемы» от шестнадцати до восьмидесяти.
— Я могла бы помочь… — Бормочет официантка, потому что Антон не из тех, ко торопится в выборе напитков.
— Я похож на человека, который не в состоянии выбрать вино? — не отрывая взгляда от карты вин, интересуется он.
Бессердечная акула. Идеальный адвокат. По крайней мере, вручая судьбу ему в руки, можно быть уверенным, что он никогда не выйдет из себя, не наделает ошибок сгоряча и не станет втихаря играть за противоположную сторону.
Официантка закрывает рот и поглядывает на меня в поисках поддержки. Увы, я не на ее стороне даже из женской солидарности, потому что сама терпеть не могу навязанные услуги и помощь, в которой не нуждаюсь.
— Я разобрал брачный договор, — говорит Антон, когда вино уже в наших бокалах.
Я молча жду вердикт. Было бы глупо думать, что в этом документе, регулирующем наши с Юрой отношения, найдется много «дыр», но я продолжаю рассчитывать хотя бы на пару существенных зацепок.
— Есть кое-какие мысли, — продолжает Антон и снисходительно улыбается в ответ на мой вздох облегчения. — У тебя вид приговоренной, которой разрешили второе последнее желание.
— Надеюсь, мне вообще не придется ничего загадывать напоследок, — озвучиваю свои самые смелые мечты.
— У тебя есть я, Розанова, прекрати дергаться.
У Антона глубокий низкий баритон с легкой хрипотцой, немного необычно для тридцатилетнего мужчины, но часть его обаяния кроется именно в этом голосе: вряд ли в мире существует женщина, отказавшаяся бы услышать пошлое горячее признание на ухо этим голосом.
— Они будут угрожать, — зачем-то говорю я.
— Спасибо, что просветила, а то я думал, что собираюсь поиметь парочку простаков.
— Ладно, прости. Я действительно очень нервничаю.
— Это не самый простой случай в моей практике, Розанова, но точно ничего, с чем бы я не справился. — Антон расстегивает модный темно-серый пиджак, лениво закладывает ногу на ногу. — Только прежде, чем начнем, я должен быть уверен, что ты не собираешься помириться с Шаповалым примерно в тот момент, когда объявление с наградой за мою голову приколотят к каждому фонарному столбу.