И переубеждать их совершенно бесполезно, я знаю точно, сама такой была.
Но эти мои прозрения случатся ещё нескоро, а пока нам всем предстоит пережить конец света, который намечен, по одним данным, на 1998 год, а по другим – на 2000-й.
Поэтому надо собраться, сконцентрировать усилия и готовиться к последней битве добра и зла, понимая, что линия фронта проходит в твоём сердце, в твоей семье, и может статься, что в решительный момент ради спасения души придётся отказаться от самого дорогого!
Однако пора уже рассказывать о наших деревенских приключениях, как и обещала.
Деревенские истории
Мой дебют случился осенью 1994 года на Покров – престольный праздник в одноимённой деревне, каких в России сотни. В то время я уже читала с Антошкой на клиросе в Тихвинском храме, но певческий обиход не знала совсем, потому что церковный хор в Тихвинке сплошь состоял из певцов оперного театра, которые по каким-то причинам не попали в митрополичий хор кафедрального собора, и репертуар у них соответствовал – они пели по нотам сложные композиторские произведения, на слух такое не больно-то запомнишь.
Накануне праздника я в который раз собралась к отцу Георгию, а его неожиданно послали служить в сельский храм вместо заболевшего священника, Ольге запретили ездить в деревню, и батюшка попросил меня помочь Нюшке петь на службе. На моё счастье, в Покровке на праздник собрался свой хор из нескольких бабушек, так что ничего страшного тогда не случилось, и мы как-то справились.
Из той поездки мне больше всего запомнилась непролазная грязь по колено перед воротами сельского храма, остатки разбитого асфальта кончались за сотню метров, а дальше как хочешь, хоть на крыльях лети, чтобы в церковь попасть!
Да, скажу я вам, такой грязюки я больше не видела нигде и никогда – плотный, густой замес чернозёма, пахнущий навозом и тракторным горючим, по краям он ещё сохранял многочисленные следы копыт и колёс, но дальше превращался в непроходимую трясину. И хотя перед поездкой батюшка предупредил меня, чтобы я взяла с собой резиновые сапоги, но там явно требовались болотные.
Когда мы втроём выгрузились из автобуса, то я, подобрав юбку, смогла пройти всего несколько метров в сторону храма, как вдруг обе ноги безнадёжно увязли, а жидкая грязь тут же добралась практически до края голенищ моих сапог.
Стою, как пугало, беспомощно подвываю и не могу сдвинуться с места ну никак, а надо мной гогочут огромные раскормленные гуси и проезжающие мимо трактористы! Так и стояла столбом, пока отец Георгий не вытянул меня оттуда, он сначала перенёс на руках Нюшку и поставил её на травку, а потом вернулся и как-то смог до меня дотянуться. Я изловчилась, отчаянно балансируя, чтобы не упасть, протянула ему правую руку, а в левой судорожно сжимала сумку и подол длинной юбки, но вытащить ноги, облепленные килограммами грязи, мне удалось далеко не сразу.
С трудом выбравшись на травянистый склон, я медленно побрела в тяжеленных сапогах к церковным воротам, там долго скоблила с них грязь и отмывала её тряпкой на палке в железном корыте с мутной жижей, а сердобольные бабушки меня утешали, что у них ещё не очень грязно, но в соседней деревне Грязновке – название подлинное – вот там действительно грязь так грязь!
Тогда моё воображение не справилось с задачей, пытаясь представить себе такую картину, но потом мы узнали, что подобных деревень вокруг немало. Там для школьников даже установлены специальные «грязные» каникулы весной и осенью, когда дети попросту не могут самостоятельно добраться до школы, и наша с Алькой близкая монастырская подружка послушница Светлана, она же в будущем инокиня Таисия, родилась и выросла в такой деревне.
Следующая памятная поездка в сельскую местность случилась на Пасху в конце апреля 1995 года. Отца Георгия отправили служить в другую деревню с княжеским названием, где только-только собралась церковная община, и эта пасхальная служба обещала стать первой после разрушения храма семьдесят лет назад, от него осталась лишь одинокая колокольня.
Ольга к тому времени поступила послушницей в женский монастырь в нашем городе и встала там на клирос вместе с Танечкой-художницей, её однокурсницей Олей и моей двоюродной сестрёнкой Юлей, я и сама попаду туда же два года спустя.
Ольгины разбои замучили всех, она проехала по старцам, и её благословили спасаться, как положено, за стенами женского монастыря, мол, хватит экспериментов, враг не дремлет – мало ли какие ещё бесовские козни могут случиться, и в семье священника ей делать нечего!
Но на Пасху в деревне, где нет никого, знающего службу, одной Нюшке петь невозможно, поэтому отец Георгий позвонил и попросил помощи у всех наших, кто только сможет. Мы с Алькой подхватились сразу же, и Танечка-регент уговорила мужа отпустить её выручать батюшку.
Вот так мы и собрались ехать втроём в Великую субботу перед Пасхой, отстояли с утра службу, длившуюся до полудня, я читала на клиросе в Тихвинке, Алька тоже ходила со мной, а Таня пела в Никольском храме. Накануне в Великую пятницу, когда есть не положено совсем, мы тоже находились в церкви натощак с раннего утра и до позднего вечера, в сиреневых сумерках прошли со свечами с крестным ходом за Плащаницей, а до этого в Великий четверг мы тоже молились весь день и вышли из храма уже в потёмках, затаив дыхание, пронесли до дома благодатные свечки, зажжённые во время чтения двенадцати страстных Евангелий, чтобы нарисовать свечной копотью кресты над входными дверями и окнами от нечистой силы и зажечь от них домашние лампады. За все эти дни накопилась такая усталость, что Страстная седмица казалась бесконечной.
В Великую субботу оставалось пережить последний день строгого поста, мы с Алькой поели варёной картошки, взяли с собой в дорогу немного постной еды, несколько крашеных яиц и маленький кулич, чтобы потом разговеться. Посмотрели по карте, что ехать нам примерно сто сорок километров, большую часть пути по трассе, а потом влево ещё километров пятьдесят.
О наивные горожане, привыкшие ездить на автобусе!
Интернета тогда ещё не существовало, дозвониться до справочной на автовокзале перед праздником невозможно, мы с трудом купили билеты на рейсовый автобус и выехали по трассе наобум, надеясь, что через девяносто километров сможем пересесть на другой автобус в нужном направлении. А их там не оказалось в принципе!
Влево от трассы уходило разбитое шоссе, там даже крытую остановку на обочине не потрудились установить, и мы потопали на запад в ожидании попуток. А их тоже не было и в помине!
Поначалу погода баловала почти летним теплом, мы радовались солнышку, вдыхали весенние ароматы и бодро шагали по пыльной дороге, умудряясь на ходу по очереди читать молитвослов. Все готовились причащаться, значит, надо успеть прочитать каноны, потом будет некогда. После первого канона нас подобрали и подвезли километров пять на запылённой легковушке, после второго канона удалось ещё подъехать километра три на «козлике» – обнадёженные такой закономерностью, мы принялись читать третий канон, но на этом месте удача нас покинула.
Больше часа мы двигались по совершенно пустой дороге, солнце клонилось к закату, набежали тучки, иногда даже слегка капало, но настоящий дождь на наше счастье так и не пролился. Отдыхали редко и коротко, съели всё постное, что взяли с собой, Алька уже еле держалась на ногах, мы с Таней тоже очень устали, но продолжали идти и петь акафист святителю Николаю. Однако ни одной машины на дороге так и не показалось, а впереди у нас оставалось ещё километров тридцать!
Тревожно догорал закат, когда мы наконец-то добрели до какой-то деревни и Танечка отважно постучала в ворота крайнего дома, заметив там гараж. Она ангельским голосом уговорила хозяина подворья отвезти нас до храма, обещая денег, куличей и пасхальных яиц. Пока обалдевший мужик с сыном приготовили машину, посадили нас и выехали, наступила кромешная тьма.
Нас трясло на заднем сиденье, и Алька тут же уснула у меня на коленях, в темноте я не могла разглядеть часы на руке, и лишь гадала, который час, успеем или нет? По дороге водитель объяснил нам, как мы рисковали – пустая дорога означала, что народ уже вовсю отмечал Пасху, понятное дело, с алкоголем, и за руль потом никто не садился! На наше счастье, этот человек чудом оказался непьющим, и ещё одно чудо совершилось, когда водительским чутьём он отыскал в темноте просёлочную дорогу к храму и ровно за полчаса до начала службы высадил нас у края плотной толпы народа, наотрез отказавшись брать деньги, мы с Таней насилу уговорили его взять хотя бы наши куличи.
Человек триста уже собрались на большой поляне с деревьями по краям, люди окружали одиноко стоящую колокольню, её силуэт чернел на фоне звездного неба, где-то внутри тускло горел свет, и другого освещения не было. Тут же нам навстречу вышел отец Георгий и с облегчением выдохнул, он сильно беспокоился, куда мы запропастились, и от старосты даже звонил Таниному мужу. За батюшкой вылетела счастливая Нюшка и кинулась обниматься, следом вышла радостная матушка Татьяна, народ перед входом немного расступился, позволяя нам кое-как протиснуться внутрь.
Такого храма мои глаза ещё не видели!
Собственно, и не храм вовсе, а притвор – пространство под колокольней, временно приспособленное для богослужений. Когда-то оттуда можно было пройти дальше в большую церковь с пятью куполами, но её разрушили вскоре после Гражданской войны, а после Отечественной растащили остатки битого кирпича на восстановление хозяйства. Колокольня из красного кирпича каким-то чудом уцелела, и под ней находилось сводчатое помещение без штукатурки, а в нём ещё одно маленькое пространство размером с газетный киоск, раньше там был дверной проём, он вёл в купольную часть разрушенной церкви, теперь его отгородили от улицы и превратили в открытый алтарь, как у древних христиан.
Отец Георгий успел рассказать по телефону накануне поездки, что там престол, как журнальный столик, и жертвенник размером с табуретку, только повыше. Тогда я подумала, что батюшка так шутит, однако на месте убедилась, что он ничуть не преувеличивал.