[4], – укокошу!
– В одном журнале…
– Даже не называй в каком. Так, зайди ко мне через некоторое время, поможешь кое с чем.
После перерыва я, наивная, зашла к Клодине, и она громко, чтобы все слышали, сказала: «А, Диана, ты идешь в бухгалтерию? Не могла бы ты занести Жанпо вот это?»
Я взяла две заранее подготовленные папки, которые она мне всучила, спустилась на четвертый и решительным шагом направилась к кабинету Жан-Поля. Дверь была открыта, и я вошла. Аккуратные стопки папок ждали своего часа рядом с пластиковым стаканом под хрусталь, полным одинаковых механических карандашей Pilot с грифелем 0,7 мм (я поморщилась – ненавижу толстые стержни). В нескольких сантиметрах от него фарфоровый пастушок, улыбающийся так, будто волков на свете не существует, пас воображаемых овец. Ни единой фотографии, зато здесь, похоже, прекрасно себя чувствовал спатифиллум в горшке. Правда, они везде себя прекрасно чувствуют. Секретарша поспешила поприветствовать меня:
– Привет, Диана!
– А, Джози, привет!
– Ты к Жан-Полю?
Она была единственной, кто называл его Жан-Полем, – видимо, вопрос субординации. Сам же он всем представлялся не иначе как Жанпо. После сериала «Червонные дамы» имя Жан-Поль потеряло свою привлекательность[5].
– Э-э, да.
– У тебя папки для него?
– Нет, вернее, да, в смысле меня Клодина попросила занести ему, и я хотела бы отдать их ему лично.
– Оставляй, я ему передам. Он должен скоро вернуться.
– Он куда-то ушел?
– Пьет кофе на втором этаже, там коллеги скинулись на кофемашину.
– Ого!
– В отделе переводов просто какой-то культ кофе.
– Пойду поищу его там. Мне надо кое-что ему пояснить.
– А ты симпатично одета.
– О, спасибо, как мило.
Будь я слепой, возможно, ответила бы комплиментом на комплимент. Но когда я увидела, как она направилась к своему столу на десятисантиметровых белоснежных ходулях, мне даже стало ее немного жаль. На прощание она помахала мне пальцами: белые накладные ногти, кольца с белым жемчугом идеально сочетались с серьгами, браслетами, декоративным гребнем для волос, белыми тенями для век и таким же белым костюмом. Как только она начала здесь работать, ее стали называть коварной лисой, и свое прозвище она подтверждала при каждом удобном случае. С такой секретаршей я, наверное, тоже принялась бы исследовать территорию, чтобы найти какую-нибудь кофемашину подальше отсюда.
Я решила спуститься по лестнице, чтобы выиграть время и собраться с духом. Дойдя до второго этажа, я увидела Жанпо, энергичной походкой заходящего в лифт. Я бросилась за ним, но двери закрылись ровно в тот момент, когда я кричала «Дже-е-ей Пи-и-и!». Вышло так нелепо, по-смешному растянуто. Я осталась стоять у закрытого лифта со своими папками в руках. Лифт тут же снова открылся и явил лучезарно улыбающегося Жанпо, которому стало интересно, что же мне от него так сильно было нужно.
– Ой… А, да… Держи, Клодина просила передать тебе это. У меня были дела на четвертом, поэтому… вот я и зашла.
– Но ты спустилась на второй – должно быть, это важно.
– Вовсе нет, я спустилась ради кофемашины.
– И что там в этих папках?
– Понятия не имею.
– Вот как? Хм, мне кажется, их еще на прошлой неделе одобрили.
– Может, она ошиблась.
– Да. Но все же странно. Ты наверх?
– Что? А, да.
– Ты же хотела кофе.
– Вот я тупица! Забыла.
– Ладно. Спасибо за документы, сейчас же их посмотрю: наверное, там какая-то ошибка.
– Ага.
– Хорошего дня!
– Д-да…
И двери плавно закрылись передо мной, смущенной «тупицей». От идеи выпить кофе я отказалась и решила подняться по лестнице бегом, чтобы хорошенько переварить свой провал.
Я вошла в кабинет Клодины и плюхнулась на стул для посетителей-жалобщиков – самый затертый в здании.
– Твоя идея с французским поцелуем – полный бред. Я выглядела идиоткой, ненавижу себя, и Жанпо, честно говоря…
– Жанпо – прекрасный первый трамплин.
– Он слишком хорош.
– Независим, выглядит довольно уверенным в себе и нереально солидным – оптимальный кандидат для французского поцелуя.
– А еще у него есть жена и, возможно, любовница.
– Тебе-то что с того? Это даже лучше. Ты же не собираешься за него замуж и спать с ним не планируешь, ты хочешь только поцеловаться. А после пусть себе живет, как раньше.
– Ты хочешь, чтобы я отомстила Жаку?
– Вовсе нет. Это не месть, а здоровый эгоизм. Сейчас ты должна думать о себе: тебе нужно убить время и хоть немного снова поверить в себя.
– Да уж, подруга! Прямо мегаплан!
– Сколько уже дней ты все свободное время мечтаешь о Жанпо?
– Да нисколько.
– Не говори, будто это тебя никак не заводит.
– Почти никак.
– Не говори, что по утрам не прихорашиваешься дольше обычного.
– Совсем чуть-чуть.
– Вот! Для этого проект «французский поцелуй» и нужен. Это как чашка теплой воды с лимоном – безопасно и полезно. Я тебя много месяцев такой не видела.
Вернувшись на свое рабочее место, я увидела на автоответчике сообщение от Жан-Поля Буавера. Не веря своим глазам, я затрясла головой: мне звонил Жанпо, мне! Главный красавец финансовой службы набрал МОЙ номер: «Послушай, Диана… э-э-э, не могла бы ты зайти ко мне на минутку. Ничего срочного, ничего важного. Когда у тебя будет время».
– Всего лишь?
– Ну да.
– Ого, мадам, я в шоке!
– Но как мне вести себя там?
– Полагаю, это риторический вопрос.
– Но я буду выглядеть идиоткой!
– Это точно, но идти надо.
– Придержи-ка стул для жалобщиков, я скоро вернусь.
Дверь кабинета Жанпо была закрыта, что спасало посетительниц, сраженных его очарованием, от внезапных обмороков. Предупредив начальника по телефону, Джози открыла его кабинет с рвением услужливого дворецкого, жестом девушки-статистки из телеигры The Price Is Right[6].
Жанпо, нахмурив брови, смотрел в монитор и выглядел как никогда прекрасно. Деловая сосредоточенность была ему к лицу, придавая образу легкий оттенок задумчивости, которой не хватало парням с журнальных обложек. Его шевелюра была такой густой, что в нее так и хотелось запустить руку. А у Жака волосы постепенно покидали свое пристанище, пока на его макушке не образовалась монашеская лысина. Но поскольку «морщины только украшают мужчин», ему было достаточно обрить череп, чтобы сбросить добрый десяток лет и присоединиться к когорте зрелых и мужественных, умеющих стильно носить лысину. Иногда в этом чертовом браке я чувствовала себя жертвой неудачного хода: я тащила двойной груз прожитых в нем лет – свой и Жака.
– О, здравствуй, Диана! Спасибо, Джози, будь добра, закрой дверь.
– Мне отвечать за тебя на звонки, чтобы вас не беспокоили?
– Нет-нет, переводи на меня, нет проблем.
– Но это же неофициальная встреча?
– Вовсе нет, рабочая. Спасибо, Джози.
Как только закрылась дверь, Жанпо выкатился ко мне из-за стола на своем кресле и заговорил доверительным тоном:
– Слушай, Диана, мне немного неловко спрашивать тебя об этом, если честно, даже очень неудобно, но я не мог не заметить…
Дальнейших слов я уже не слышала. Я лишь видела, как двигались его губы, его руки, и несколько долгих секунд абсолютно не улавливала, что он говорил. Ни единого звука. Его прекрасные руки и губы гипнотизировали меня. Это все, что мне было нужно. И неважно, что они сейчас были заняты другим, а не обнимали, не целовали меня. Вот его губы перестали двигаться, он неспешно положил руки на стол и теперь выжидательно на меня смотрел.
– Ох…
– Прости. Это неприлично. Мне жаль.
– Да нет же! Нет! Я… я просто не расслышала. Я не услышала, что ты сказал.
– Вот как?
– Прости меня, я витала в своих мыслях.
Говорила же, что буду выглядеть идиоткой.
– Окей. Э-э-э… Я спрашивал, где ты купила свои сапоги, мне они очень нравятся, а скоро день рождения моей жены…
– Ты женат?
– Да.
– Забавно. Мне не приходило в голову, что ты женат. Среди людей твоего поколения это редкость.
– Хм, я думал, мы с тобой примерно одного возраста.
– Правда? Тебе сколько лет?
– Сорок четыре.
– Нет!
– Да.
– Неправда!
– Правда.
– Этого не может быть!
Он выглядел от силы на тридцать пять. Так бы и прибила его за эти симпатичные «гусиные лапки» вокруг глаз. Позади него за огромным, плохо вымытым окном вырисовывались исторические красоты Полей Авраама[7], утоптанных разномастными особями, что приходят туда разыграть пасторальные сценки, прежде чем снова вернуться в свои бетонные коробки. Я мысленно, не закрывая глаз, перенеслась туда и практически почувствовала траву под ногами. И мне вдруг нестерпимо захотелось побежать.
– Какой размер у твоей жены?
– Тридцать восьмой.
– Ей подойдет.
Я встала, сняла сапоги, опираясь на край стола, и водрузила их на стопку аккуратно сложенных папок, дожидавшихся своей очереди. Он пытался меня остановить, заставить обуться, а я уверяла, что он такие сапоги нигде не найдет, что они новые и вообще мне жмут.
– Мне не нужны твои сапоги, это очень щедро, но мне не нужны твои, я лишь хочу узнать, где ты их купила, это крайне нелепо, не возьму я их, и к тому же, Диана, ты не можешь уйти вот так…
– Благодаря тебе я только что поняла одну вещь: я хочу, чтобы смотрели мне в глаза, а не на ноги.
– Ладно, я тебя шокировал, извини, просто у тебя красивые сапоги, поэтому…
Я повернулась к нему спиной, открыла дверь – Джози не было, о счастье! – и прямо в носках побежала по коридорам четвертого этажа, затем по ледяному бетону лестницы и по коридорам пятого. Я бежала, согнув руки в локтях, с решительностью Чудо-женщины из комиксов. Меня переполняла энергия, как в начальной школе, когда звенел звонок с урока. Мне было по-настоящему хорошо, все казалось не таким противным, не таким формальным и тягостным. Всем, кто встречался на пути, я показывала «козу», давая понять, что у меня просто маленький прилив безумия и беспокоиться не стоит. Они могли спокойно возвращаться к своим формулярам и умирать над ними со скуки, а мне надо бежать. И я бежала. Я представляла себя Лолой, Форрестом Гампом, Алексисом-Рысаком